Папаша похож одновременно на звонаря из «Собора Парижской Богоматери» и душителя из Бостона. Нет, больше всего он похож на собаку Баскервилей.

— Я думаю только о еде, — шепчет он мне, снова выходя к нам.

— Ужинать будете? — кричит в это время мама.

Папаша со страдальческим видом смотрит на меня.

— Нет, спасибо, я сыт, — отвечает он не слишком убедительно.

Мама проходит мимо и хлопает его по животу.

— Здесь много всякой вкуснятины, — говорит она и уходит на кухню.

— Гм, — хмыкает папаша и ложится. Я уверен, что он мечтает о длинной веренице блюд с рыбой, мясом, красными и зелеными овощами. Может быть, и о каше! Хотя кашу он терпеть не может. Но сейчас даже каша для него желанна.

Понедельник, 22 июля

— Послушай, братишка, мне надо кое о чем с тобой потолковать, — говорит Сёс после завтрака. Папаша уже давно смотался из дома. Мама закончила читать объявления о смерти и тоже ушла.

— О чем? — спрашиваю я и жду, чтобы Сёс заговорила первой. Через полчаса ко мне придет Франк. У меня для него приготовлен сюрприз.

— О деньгах за велосипед. Тебе не кажется, что ты мог бы отдать мне хоть половину? Думаю, ты не надеешься, что я буду ждать их все лето? — говорит она и одевается, чтобы идти на работу. Бриджи ей тютелька в тютельку. Плюс солнечные очки, похожие на маску для ныряния. Они прилипают к лицу с помощью резиновой прокладки.

— Нет, конечно… — я стараюсь что-нибудь придумать и спасаю положение, начав чистить зубы. Разговаривать со щеткой во рту невозможно. С моей стороны это ловкий ход. Ход настоящего шахматиста.

— Что ты сказал? — Сёс прислоняется к дверному косяку ванной и наблюдает, как тщательно я чищу коренные и передние зубы.

— Гргрлпллс, — отвечаю я с пеной на губах.

— Я могу подождать, — она не сдается и спокойно ждет.

Таких чистых зубов у меня давно уже не было. Но ничего подходящего мне в голову не приходит.

— Скоро ты их получишь, — говорю я, так ничего и не придумав.

— Как скоро?

— На той неделе. Я должен сначала немного подкопить.

— Но у тебя есть деньги? — Сёс подозрительно щурится.

— Конечно, но сама знаешь, как бывает, когда встречаешься с девушкой, — отвечаю я.

— Нет, я не знаю, как бывает, когда встречаешься с девушкой. Но я знаю, что такое срок платежа, — говорит она. — Сейчас ты не можешь отдать мне деньги. Откуда же они у тебя появятся на следующей неделе? На что ты их тратишь? До того как ты начал работать, у тебя с деньгами все было в порядке.

— Да-а… — у меня нет желания отчитываться перед ней. Особенно после того, как мое финансовое положение пошатнулось. Из сбережений у меня осталось всего полторы тысячи крон. И никаких шансов отдать долг Сёс.

— У тебя нет неприятностей на работе? — Сёс становится все более подозрительной.

— На работе у меня полный порядок, — отвечаю я таким тоном, что сразу ясно, что никакого порядка там нет.

— Может, я загляну к тебе туда сегодня, — равнодушно говорит Сёс.

Я вижу, что она внимательно следит за моим лицом. Поэтому, хотя я и умираю от страха, что Сёс появится у Кьелсена, я этого не показываю.

— Там меня застать трудно, — говорю я.

— Ничего, я подожду, — успокаивает она меня.

— …большое спасибо… — бормочу я про себя. А вслух говорю: — Лучше я сам загляну к тебе. Можем вместе поесть.

Сёс уходит, а я вытираю пот. Майка на спине совершенно мокрая. Но я смотрю на часы и понимаю, что нужно спешить. До прихода Шефа «Службы посыльных Кьелсена» осталось сорок пять минут. Я беру тюбик с кремом от загара с SPF-25 и мажу им лицо. Потом плечи и шею. Тем, кто никогда не пользовался этим кремом, могу сказать, что в нем напичкано столько защиты от загара, что человек становится белым как смерть. И выглядит больным. Конкретно больным. Я нахожу в грязном белье майку, пропахшую потом, снимаю брюки и разгуливаю в одних трусах. Приходит Франк.

— Ты заболел? — спрашивает он.

— Нет. То есть я должен выглядеть больным, — отвечаю я и откидываю одеяло в сторону, чтобы успеть скользнуть в кровать, когда раздастся звонок в дверь. Я ставлю на тумбочку стакан с водой и задергиваю занавески.

— Ничего не понимаю, — говорит Франк, когда мы располагаемся на кухне. — Ты сказал, что у тебя есть для меня сюрприз.

— Да, и сюрприз тоже, — я наливаю ему кофе и прячу его плащ в шкаф. — Ровно через двадцать минут ты станешь моим отцом.

— ЧТО? — кричит он, не веря своим ушам.

— Мне нужен актер, который сыграет роль моего отца, — говорю я как можно спокойнее. — Шеф из моей прошлой жизни напомнил о себе. Он должен забрать проездной, который мне выдали, и при этом увидеть, что я действительно болен.

— Ты окончательно спятил! — восклицает Франк. — Я не сумею изобразить твоего отца. Ведь он актер и всякое такое. А я ничего не знаю об актерах.

— Просто веди себе пооригинальнее. Ведь я болен подобромхидросисом, а это очень серьезно.

— ЧТО? — опять кричит он. И в эту минуту раздается звонок в дверь. Шеф пришел на десять минут раньше.

— Подобромхидросис, — шепчу я и прыгаю в кровать. Франк бежит за мной.

— Я не могу в этом участвовать, — шипит он.

— Ты должен! — шиплю я в ответ. — Разве ты не хотел снова почувствовать себя ребенком? Вот тебе возможность хоть ненадолго избавиться от своего старого усталого «я». Не будь таким занудой!

Франк в полной растерянности шлепает к двери и открывает Шефу, который уже собрался позвонить во второй раз. Я слышу, как они тихо и вежливо разговаривают в прихожей. О погоде, работе, жизни и тому подобном. Я откидываюсь на подушки и стараюсь выглядеть тяжело больным. Разговора больше не слышно, и я полагаю, что они сидят сейчас на кухне, Франк тянет грустную историю и отдает гостю проездной. Итак, с этим покончено.

— А вот и наш больной! — неожиданно говорит Франк и вводит Шефа в мою комнату. Я выдавливаю подобие улыбки, похоже, что Шеф потрясен увиденным.

— Какой он бледный! — говорит Шеф Франку, как будто я умираю и обращаться ко мне уже бесполезно.

— Поммоброммодрасе — это не шутки, — говорит папа Франк и горько улыбается. Потом он берет термометр. — Надо опять измерить температуру, сынок. Измерять следует каждый час. — Я открываю рот, чтобы он сунул в него термометр. Но он злорадно улыбается и говорит: — Нет, дружок, я уже объяснял тебе. Термометр надо поставить в другое место.

Я обалдеваю. И думаю: ну подожди, Франки, пока мы не останемся одни! Я придумаю месть, которой ты никогда не забудешь. Я неохотно протягиваю руку и беру термометр. Не думает же Франк, что я буду ставить его у них на глазах.

— Помочь тебе? — Франк злорадно улыбается. Он похож на волка.

— Я справлюсь, папаша, — отвечаю я, забираю термометр под одеяло и делаю вид, будто засовываю его в известное место.

— Засунь его подальше! — Франк не сдается. — Давай я посмотрю, хорошо ли ты его поставил. — Он откидывает одеяло, я в ярости тяну его на себя и на несколько минут выхожу из роли. Пока не соображаю, что Шеф, открыв от удивления рот, стоит у меня в комнате. Я запихиваю термометр в зад и вздрагиваю. Похоже, Франк, чтобы насолить мне, подержал его под холодной водой.

— Я должен идти, — говорит Шеф. — Так как называется его болезнь?

— Броммохеппадросе, — отвечает Франк, уже забывший название моей болезни.

— Броммо… как?

— Броммоподобрахидес, — с отчаянием отвечает Франк.

— Совершенно верно, — говорит смущенный Шеф и спешит удалиться. Тем временем я вытаскиваю термометр, который как будто примерз к моей коже.

— Молодчина! — кричу я Франку.

— Мы же решили, что я должен снова почувствовать себя ребенком, — с невинным видом говорит он. — Я и стал таким, каким был в детстве.

— Бедные твои родители! — все еще сердито говорю я.

— Они рано умерли, — объясняет Франк.