Перевод В. Потаповой
Друзья,
звучит не марсия,
не скорбный плач звучит,
то песня павшего в боях
среди парижских плит.
Пусть
не допета до конца
и в горле клекот стих, —
песнь коммунара, песнь бойца,
вошла в сердца других,
таких же
праведных борцов
одной земной судьбы.
Повел их Марсельезы зов
дорогами борьбы.
Вчера
газету он читал,
слова, как звенья бус,
слились в глазах, и — темнота.
Ушел от нас Барбюс…
Я знал легенды.
Люд простой
когда-то их сложил.
Казненный палачом герой
вставал и снова жил.
Он поднимался
не один —
сильнее всех смертей
вставало много рядом с ним
друзей-богатырей.
Не верю смерти.
Сгинь живей!
Подальше, смерть, держись!
Здесь точка жизни. А за ней
опять начнется жизнь!
Я слышу,
ветры говорят
нам о начале бурь.
И троны в щепки полетят
от наших метких пуль.
Былых эпох ненужный хлам
горит, как мошкара.
А пламя выше к небесам
восходит от костра.
Не верю смерти.
Всё светлей
чарующая высь.
Здесь точка жизни. А за ней
неугасима жизнь!
Склонив знамена в горький час,
молчим у гроба мы,
еще теснее становясь
вдоль траурной каймы.
Ты —
Революции солдат,
не гаснет жизнь твоя.
Сердца стучат,
сердца стучат,
Звучит не марсия!
1935
Перевод Р. Фархади
Твое подножье — громады гор,
замыслы гениев давних лет.
Чтобы в образ мне твой вместить простор,
красок у нас на палитре нет.
Как смысл глубочайший борьбы твоей
в скупых стихах уложу?
От земли к зениту, от солнца к земле —
твой путь…
Как о нем расскажу?
Быть может,
усилья Истории всей
мощи равны твоей.
Рулевой великого корабля,
громадного, как земля…
Партия Ленина,
чтобы тебе
достойную славу воздать,
я древний узел
былых наших бед
в поэме хочу развязать.
О том, что предками
пройдено,
что пережито давно.
О том, что как будто ушло
навсегда,
но не ушло от суда,
ибо, свободу и жизнь возлюбя,
мы познали самих себя.
Прекрасна моя родная земля,
плоды дарящая нам.
В арыках, желтая, словно мед,
течет вода по садам.
В берег бьет пунцовой гривой
сырдарьинская вода.
«Если девушка красива,
помни: ждет ее беда».
Так вот жертвой хищных
стала красота земли моей.
Рать за ратью наступала
всё жаднее и лютей.
Что цвело, что было юно,
всё растоптано, в крови,
от Сейхуна до Джейхуна
и долин Кашкадарьи.
Древний пращур насмерть бьется,
изнемог от тяжких ран.
И струей багряной льется
непокорный Зеравшан.
Что ты видишь в темных безднах
давних, смолкнувших веков?
Кости, ржу мечей железных,
гниль, обломки черепов.
Там, где серые барханы
сонно льются по степям,
шли захватчики хаканы,
море бедствий гнали к нам.
То не кровь ли отражалась
на вечерних облаках?
Ночь глухая не кончалась
в прошлых, проклятых веках.
Средь пустынь лежат руины
наших древних городов,
Глыбы пыльных плит старинных —
как надгробия веков…
Слышишь: там, из-за туманов
Туркестанского хребта,
низкий грохот барабанов,—
то Чингисова орда.
И над прахом страшных боен,
златом череп оковав,
Темучин — свирепый воин —
пил, вино и кровь смешав.
Все нас грабить были рады —
гунны, Чин, Юнан, Иран.
Шел на нас, не знал пощады,
Зулькарнайн,
от крови пьян.
Как дракон, объемля дали,
он дошел до Сырдарьи,
но отпор жестокий дали
и ему отцы твои.
Лишь развалины остались…
За грозой неся грозу,
здесь Иран, Туран сражались,
Афрасьяб, Рустам, Барзу.
И царю Бахраму Гуру
не промолвим мы похвал,
если с предков наших шкуру
он последнюю содрал.
Оттого и мятежами
повесть прошлого полна…
Помнит время:
встал над нами
вождь отважный — Муканна.
И в Багдаде сам наместник
пред восставшими дрожал,
ради воли, ради мести
цепь народ мой разорвал.
Муканна погиб,
пропало
всё, что мы спасли тогда.
И во мгле ночной
вставала
вражья злобная звезда.
Словно море, необъятна
бездна темная судьбы!
На сто лет вернись обратно
к страшным годам
Кутейбы.
Тот — залитый кровью витязь —
молвил, меч подняв кривой
«Покоритесь! Изогнитесь,
словно месяц молодой!
Поклонитесь Мухаммаду!
И за то святой Эдем
вам откроется в награду,
а иначе — гибель всем!»…