Поиск
Перевод В. Потаповой
ИТОГ
Звенит родник жемчужин вдохновенья,
Со времени Гомера не иссяк.
Мильярды слов, закованные в строки,
Утешьте, подтвердите, что не зря
Живу, огнем поэзии горя.
Как Навои — взволнованная юность,
Как мысль Бедиля — зрелости пора.
Вся жизнь — поэма. Рифмы, ритм чеканный…
Но что хитрить! Уже недалека
Финала неизбежная строка.
Ну что же, будем подводить итоги.
О чем писал я, что я воспевал?
Что, как рассвет, мне дали освещало,
Когда, родившись в сердце, как ручьи,
Текли стихи прозрачные мои?
«Любовь к отчизне, — отвечает сердце, —
Любовь и обещанье на заре:
Быть цельным, не менять своих воззрений
И так писать, чтоб хоры звучных строк
Вливались в души. Вот и весь итог».
Перевод В. Липко
ПРОВОДЫ
Ты, жизнь моя, стала ясна, как алмаз.
Ты, жизнь моя, с солнцем навек подружись.
За всё, что ты сделала в мире для нас,
тебе я до смерти признателен, жизнь.
Под славной звездою все в нашем роду
рождались. Я эту звезду и пою.
Волна революции в Пятом году
качала, как мать, колыбельку мою.
В тот день, как столетье отпраздновал дед,
а внук его в школе за азбуку сел,
разнесся на весь возмутившийся свет
сигнал революции — Ленский расстрел.
Мой дед был рожден в год, когда из Москвы
бежал Бонапарт в потрясенный Париж.
Ты, дед мой, под саваном чистой травы
давно уж в объятьях безмолвия спишь.
(Джура, ты друзей рассмешил бы легко,
сказав им: «Уж внучек за книжкой сидит,
а дедушка в люльке спеленат лежит».
Молчи, что столетье меж нами легло.)
Случайность ли это? Глупцам ли на смех
рассказ мой о том, как мы начали жить?
Но нет, не случайность, — я знаю, нас всех
борьба нанизала на счастия нить.
В году двадцать третьем родился мой стих,
и сын мой родился в просторах земли.
В сознании детищ обоих моих
года проходили, пространства цвели.
Мой стих рос с тобою в родимом краю,
теперь ты стал взрослым, мой смелый солдат.
Пусть рядом с тобою в поющем строю
и стих мой шагает, как друг твой и брат.
Случайность ли это? Глупцам ли на смех
рассказ мой о том, как мы начали жить?
Нет, нет, не случайность, — я верю, нас всех
любовь нанизала на счастия нить.
Я помню, стихи для тебя я писал,
певучие строки вязал для тебя,
сидел на плече меньший брат твой Усар
и слушал стихи, свой кушак теребя.
Спросил меня: «Скоро ли Гитлер умрет?»
— «В день лучшего праздника в нашей стране».
— «А праздник когда?» — «А когда наш народ
фашистов раздавит в священной войне».
Всегда удивляться я буду, друзья,
случайностям нашей семейной судьбы.
В тот день, когда враг хлынул в наши края,
созрел мой Джура для военной страды.
Лети же, мой сокол отважный, вперед!
Тебе восемнадцать исполнилось лет.
Тебя наша партия в битву зовет.
Тебя осеняют знамена побед.
Я в возрасте Пушкина. Враг мой, держись!
Но здесь не дуэль, здесь возмездье и суд.
В дуэли — лишь смерть. А в борьбе нашей — жизнь.
Свободу войска наши миру несут.
Усар, успокойся, — наш праздник придет,
и Гитлер умрет, и ненастье умрет.
На битву в священный поднялся поход
великий, свободный советский народ.
Окончится счастливо начатый бой,
с народом наш мудрый отец говорит.
Будь стойким и храбрым, мой сын, — над тобой
священное знамя Отчизны горит!
Перевод В. Сикорского
ЗИМА
Стужа. Сорок два градуса ниже нуля…
Только! Из хрусталя на потоках мосты.
Ветры быстры, как свет. Снег летит с высоты
и, кружась, бесконечные кроет поля.
И под вьюгой гудят великаны леса.
Это русской зимы несказанной краса!
Лед на окнах — иглистые ветви арчи.
Струны перебирает в избе паренек,
и ворчит и клокочет с борщом чугунок,
поднимается хлеб, зарумянясь в печи.
Дом что полная чаша колхозный, родной…
Это наша зима над счастливой страной!
Сруб колодца — подсвечник оплывшей свечи.
Вот и девушки шумно бегут за водой.
Наклонись и прислушайся к жизни самой —
чу, как песен весенних играют ключи!
Как весной, здесь любовь и зимою в крови.
Это русский январь — покровитель любви.
За окном — сорок два. Пятилетний Олег
с горки катится мимо отцовских ворот.
В шубке, в валенках, стужа его не берет.
И смеется он весело, падая в снег.
Щеки — будто заря умывала сама.
Он — сын русского! Это — родная зима!
Минус сорок два градуса… Гитлер кричит:
«Отступленья причина — мороз и зима…»
Но причина — народ, мощь руки и ума!
И Советское Информбюро говорит:
«Вот — машина войны потеряла чеку,
и зима помогала, была начеку!»
Похвальбой о «победах» во всех кабаках
и себя и лакеев своих убедя
и в объятиях у проституток найдя
свое счастье, поганцы в смоленских снегах
замерзают сосульками тухлой воды.
И зима беспощадно заносит следы.
Хорошо бы, кичливо топорща усы,
грабить, красть без помех, обжираться и пить,
хорошо б на ночлеге костры разводить,
мазать салом гусиным беспечно носы…
Но ведь ясно, как в зеркале ясно сейчас,
что в России зима хороша не для вас!
Полководцы у нас закаленные есть,
в свою пору у нас и зима — генерал!
До зимы вы хвалились пройти по Урал,
а теперь вы боитесь голов не унесть?
Ваше завтра — могила и вечная тьма.
Вам могильщиком будет такая зима.
Пред великим походом народа всего —
добродушней улыбки библейский потоп.
Я с копытцем водицы сравнил бы его,
затерявшимся среди заброшенных троп.
Это хуже потопа, беда для врага.
А зима наша и холодна и долга!
Минус сорок два градуса… Только! Как свет,
бурекрылая армия наша быстра.
Страшен гнев ее! Сталь ее шашек остра.
Ни пощады врагу, ни спасения нет.
Впишем пламенем в книгу истории мы
дни начала победы, дни этой зимы!
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: