2-й вариант

Сегодня виденье возможного дня,
Как смерть, как рожденье, коснулось меня.
В привычных словах, в начертании чисел
Настойчивый зов, узнаваемый смысл.
Созвездья, соцветья, союзы, семья
Круги замыкают возле меня.
И будущим ширится пустота,
Сквозит и — срывается темнота.
И радость, почти что, приникла ко мне:
Сияющий иней на мутном окне…
Не спорь, не дрожи, не гори, покорись.
Здесь ад, словно парус, в закате повис,
Здесь рай отступает. Осенняя высь,
Как призрак вещает: не обернись.
Придет этот час — равновесие сфер.
И мир за оградою — больше не сер.
И я — не черна. И ты — больше не бел.
Пишу черновик. Заполняю пробел.

«Лилит, Сафо, Офелия и Ева…»

Лилит, Сафо, Офелия и Ева,
Придите мне сегодня помогать.
В день радости, усталости и гнева
Я не хочу, я не умею лгать.
Нарцисса, Кайна, Ангела и Яго
Мы встретим хором жалоб и стихов.
Постель свежа, а на столе бумага,
И голос женский из-под ворохов
Таких стихов, как ни одна не может
Тебе или иному написать
Ведь нас тоска, нас червь могильный гложет,
Нас не хвалить бы надо, но — спасать.
И сжалиться над нами на минуту.
Потом мы снова встанем и простим.
Сирена в Одиссееву каюту
Как рыба смотрит холодком пустым.
Но змеями волос метет Медуза
Песок у ног убийцы, и — слепа…
Моя надежда, падаю от груза,
Широк твой путь, узка моя тропа…
7.7.1942

«Мой друг, примиренность прежде…»

Мой друг, примиренность прежде,
Чем даже начало пути.
Я в серой и пыльной одежде
Хочу за тобою идти.
Я мудрости не научилась,
Но верить в нее начала,
И кровь моя не просочилась,
Но в сердце сгорела дотла.
Смотри — непотухшие взоры,
Но их привлекла тишина.
На платье моем — не узоры,
Но вечные письмена.
И ночью за лунным сияньем,
А с солнцем — на Купину,
Иду за твоим обещаньем,
Не данным еще никому.
9.7.1942

«О, если ты придешь ко мне в июле…»

О, если ты придешь ко мне в июле,
Я буду жить еще, и петь, и знать,
Что яблони меня не обманули, —
Стоявшая рядами чванно знать.
Цвели, как фрейлины в своем уборе
Национальном, шитом серебром.
Теперь сложили ручки на заборе
И ждут, пока мы их не оберем.
О, мы ведь знаем — бледные, худые,
Они вальяжно станут румянеть.
Несут корзин — кареты золотые.
Всё к сроку: золото, рубин и медь.
29.6.1942

«Как всегда, утверждение Ваше…»

Как всегда, утверждение Ваше
Очень спорно, Марина, но Вы
Над горчайшей и полною чашей
Не склоняли своей головы.
Пили так, как на ассамблее
Пил гордец Большого Орла:
Хоть и пьян, но не плачет. Бледнеет,
Но сидит и глядит из угла.
Все до дна. И во здравье Петрово.
Недоволен. Не обессудь.
У раба — свободное слово.
Сердце живо. (Изрублена грудь.)
Завтра выспимся. Опохмелимся.
А сегодня — Пьянейший Совет.
Мы ужасно как веселимся
И танцуем в Москве менуэт.
Так, Марина, и Маяковский,
И Есенин — Ваши друзья,
Поплясали в хмелю по-московски,
Потому что иначе — нельзя.
Разрезали наутро вены
И кудрями лезли в петлю.
Эх, кремлевские крепкие стены,
Эх, толпа, что кричит: улю-лю…
Где не горечь любви неудачной, —
Там родимый народ освистит,
Замолчит до каморки чердачной,
Позатравит, задавит, сместит.
Ваша дочка вторая, Ирина,
Похоронена где-то в Москве.
Бог Вам дал любимого сына —
Передышечку на траве.
Ваша первая — ангел Аля,
Встретит Вас над Кремлевской звездой:
— Я осталась ребенком. Я ли
Поддержать не смогу родной?
И пойдете Вы — цепкой, крепкой,
Твердокаменной, как по земле,
За любовью своей — за цепкой,
Как звезда на старом Кремле.
Вам, Марина, мы тут не судьи,
Мы поклонники Ваши тут,
Мы свои подгоняем судьбы
Под такой же, как Ваш, уют.
Накануне отъезда, в Париже,
Землянику мне принесли.
«Я в Нормандию еду». И вижу
Вместе с Вами Москву вдали.
«Счастья я, Марина, желаю,
Даже и в Нормандии, Вам».
До свиданья, такая злая,
Я Вас помню и не предам.
Что ж, Россия, еще грехами
Ты не слишком с зарей пьяна?
Ассамблея твоя со стихами,
Ты до смерти влила вина.
Что ж, Россия, ты лихо рубишь
Под коленочки лучший дуб,
Что-то мало поэтов любишь,
Только кубок держишь у губ.
Нам не только бы пить с тобою,
Нам бы нужно и пописать.
Призадуматься над судьбою,
Карандашик свой покусать.
Чтоб стрельбы было меньше, шуму,
Чтобы комната — чуть светлей,
Чтобы время — подумать думу,
Чтобы на сердце — потеплей.
Мы ль не любим тебя от века.
Мы ль тебя не ведем вперед?
Вот — стихи. И душа — калека.
Вот петля — роковой исход.
Ах, набатом военным выла
Над тобою, Марина, Москва.
Самолеты бросали с пыла
Над траншеями не слова.
Но над фронтом восточным грозно
Цвет медовый волос сиял,
Резко, требовательно, не слезно
Ты кричала: еще не взял!
12.7.1942

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: