"Я забыл, какая ты высокая.

И как я тебя люблю.

Томми"

Это было так естественно и вместе с тем так для нее неожиданно, что Салли, сев на тахту, схватила подушку, уткнулась в нее лицом и разрыдалась.

Как же это случилось, что она стала чужой самой себе — расчетливой, холодной женщиной? Откуда в ней уменье управлять другими людьми, используя даже друзей только для дела? Так, как использовала она на сей раз и Томми Картера. Боже, до чего она сделалась хитроумной! Как это произошло? Когда, с каких пор поселилась в ее душе эта черствость?…

Она скомкала мокрую от слез записку. Сейчас обо всем этом думать некогда. До того момента, когда Терри выдвинут на съезде партии в вице-президенты, всего пять дней. Потом, если он добьется власти, у нее будет время во всем разобраться. А пока она должна делать то, что должна. Только так она сможет завоевать мир. Иначе она его потеряет.

23.40.

Когда Рольф Петерсен вошел в свой номер, раздался телефонный звонок. Он закрыл за собой дверь, запер ее и подошел к продолжавшему трезвонить аппарату. Некоторое время он постоял над ним, затем снял трубку. Голос на другом конце провода произнес:

— Ты идиот! Дубина!

— Не мог до тебя дозвониться,— ответил Петерсен.— А хотелось, понимаешь ли, напомнить о себе. Вроде получилось?

— Заткнись. Больше не высовывайся,— продолжал голос.— Или считай, что ты конченый человек.

Трубка умолкла…

1.35.

Салли не могла уснуть. Она лежала в кровати и прислушивалась к доносившемуся из внутреннего дворика неумолчному шуму дождя. Дождь барабанил по каменным плитам. Порывы ветра швыряли дождевые струи о кровлю дома. Неровный свет желтых газовых фонарей за окном, высвечивая отчаянно трепетавшие на ветру ветви деревьев, бросал на стену узорчатые тени. Салли следила за игрой теней сквозь неплотно прикрытые занавески.

Косые струи, попадая в полосу света, вспыхивали и тут же гасли. Там, во мраке, затаился Вашингтон. Но она знала: нынешней ночью город не спит, скользя сквозь темень, поблескивая от сырости, подставляя лоснящуюся спину под многоцветье неоновых огней. Да, сегодня ночью городу было не до сна.

Всего через несколько часов фотографии Истмена и Бейкера появятся повсюду — их передадут по всем телеканалам, центральным и местным, напечатают во всех газетах. Скандал произошел в пятницу утром, как раз перед тем, как "Тайм" и "Ньюсуик"[79] загнали в набор свои обложки очередного номера, выходящего в понедельник.

Салли уже слышались тревожные звонки в типографиях Далласа и Ливингстона: экстренная новость должна попасть на обложку! Она представляла себе, как поступят с этими фото на телестудиях. Издевательский комментарий в программе "Встреча с прессой". Деликатное "выкручивание рук", по части которого никто не может сравниться с Чарлзом Куралтом из Си-Би-Эс[80]… Что ж, у всех у них свои собственные симпатии и антипатии, хотя телекомпании и божатся, что это не так.

На следующей неделе, когда начнется съезд в Сент-Луисе, эти документы, подтверждающие раскол между Истменом и Бейкером, станут предметом более ожесточенных дебатов, чем какой-либо из пунктов партийной программы.

И, представив себе сейчас все это, Салли с необычайной ясностью осознала: у Дэна Истмена нет никаких шансов получить на съезде выдвижение на второй срок, по крайней мере в паре с Бейкером. Ведь для американцев нет ничего более предосудительного, чем семейная ссора на людях. Но если тандем Бейкер — Истмен невозможен, то есть же другой — единственно возможный — вариант. Впрочем, единственный ли?…

Салли стянула прилипшую к телу ночную рубашку, швырнув ее на пол. Потом перевернула подушку сухой и прохладной стороной, легла на спину и стала прикидывать в уме дальнейший ход событий. Конечно, и Салли знала это, тем же самым занималась не одна она. На всем протяжении столичной Конститюшн-авеню огни в окнах горели далеко за полночь. В особняках дымился черный кофе, озабоченные мужчины и женщины у себя в кабинетах или в узком дружеском кругу переговаривались тихими охрипшими голосами. Там в ночи, как мельничные жернова, крутились мозги политиканов, созревали различные комбинации. И все это ей надо предугадать, потому что, пока съезд не завершится, так оно и будет. Ее голова против их голов. Ее ум против всех остальных…

Конечно, утром Вашингтон будет выглядеть по-прежнему, хотя прежним он уже не будет. Итак, Истмен выходит из игры. О нем забудут, но след от него останется. Это будет вакуум власти, подобный черной дыре в космосе, он станет затягивать в себя все новых людей. Сэм Бейкер, окровавленный и изнемогающий, все же доберется до выдвижения: как-никак, а он еще номер один в партии. И политиканы, что держатся за его фалды, подберут ему подходящего партнера. Им станет Терри Фэллон!

И вот в такое время ей уезжать в Майами, да еще в сопровождении второразрядного агента ФБР, чтобы опрашивать живущего там отшельника, который по старости лет не в состоянии, должно быть, назвать даже имен собственных внуков, а не то что навести на след убийцы Октавио Мартинеса. Идиотское поручение. Шарада без разгадки. И Терри знает это не хуже, чем она. Утром ей предстоит убедить его, что ехать бессмысленно.

Она посмотрела в окно, прислушиваясь к монотонному шороху дождя. Где-то западнее столицы, над долиной Шенандоа, небо разрывали молнии. Салли были видны отдаленные вспышки, слышны раскаты грома — барабанная дробь, возвещавшая приход будущего.

Да, возможности, открывавшиеся перед ней, были поистине безграничны.

1.50.

— Весьма сожалею, но сенатор Фэллон уже спит. Могу ли я что-то ему передать, чтобы он перезвонил вам с утра?

— Это Дэн Истмен, вице-президент Соединенных Штатов. Встряхните-ка этого сукиного сына — и пусть он сейчас же мне перезванивает. Сейчас же!

Собеседник Истмена на другом конце провода сперва замолк, затем начал беспомощно заикаться.

— Мистер вице-президент… Мне надо получить подтверждение…

— Делайте, что я сказал! — Истмен швырнул трубку.

Вокруг его стула на полу валялись первые выпуски утренних газет.

— Ну-ка, дай сюда эту дрянь! — рявкнул Истмен, протягивая руку.

Роб Мурхаус, секретарь Теда Уикоффа, передал телетайпное сообщение Истмену.

— Как все это случилось? — рявкнул тот.

— Точно неизвестно,— ответил Мурхаус, едва сдерживая слезы.— Тед отправился в бар, потом зашел в мужской туалет. Сейчас он в больнице.

— Сильно избили?

— С ним расправились зверски.

— Поясничный участок… грудной отдел позвоночника…— вслух прочел Истмен.— Что это значит, если перевести на нормальный язык?

— Говорят… говорят… скорей всего, он не сможет теперь ходить.

— Дерьмо собачье! — выругался Истмен, в упор взглянув на Мурхауса.— Педики вонючие!… Ладно, срочно организуй транспортировку. Оттуда его надо вытаскивать. И побыстрее.

— Я устроил чартерный рейс. Утром он будет в госпитале "Уолтер Рид".

— Вот черт! Меня не устраивает, чтобы его туда помещали. Сделай так, чтобы он попал в… Вообще-то, все равно куда его класть, но надо, чтобы до него не смогли добраться газетчики.

— Честно говоря, сэр,— с обидой в голосе произнес Мурхаус,— такого места лично я не знаю.

— Тогда найди кого-нибудь, кто знает! И убирайся отсюда!

— Слушаюсь, сэр.

В комнате зазвонил телефон.

— Мистер вице-президент! Соединяю вас с сенатором Фэллоном.

Истмен нажал на светившуюся кнопку:

— Вице-президент слушает.

— Это сенатор Фэллон. Чем могу быть вам полезен, сэр? — спросил Терри.