Харальд выдавил из себя улыбку.

— Очень приятно. А меня — Харальд.

Он оглянулся на самолет — Карен исчезла. Солдат с любопытством оглядывался по сторонам. «Хорнет мот» был накрыт брезентом, из-под него виднелся только кусок фюзеляжа. Заметит его Лео или нет?

Но солдата, к счастью, больше интересовал «роллс-ройс».

— Хорошая машина, — сказал он. — Твоя?

— Увы, нет, — ответил Харальд. — А вот мотоцикл мой. — Он показал распорку от «Хорнет мота». — Это для коляски. Пытаюсь ее починить.

— А-а-а… — Лео не выказал ни малейшего недоверия. — Я бы тебе помог, но в технике ничего не понимаю. Я только в лошадях разбираюсь.

— Понятно, — кивнул Харальд.

Прозвучал свисток.

— Ужинать пора, — сказал Лео. — Рад был с тобой поболтать. Надеюсь, еще увидимся.

Он встал на ящик и вылез из окна. Из-за «Хорнет мота» вышла побледневшая Карен.

— Только этого нам не хватало!

— Ему просто хотелось поговорить.

— Упаси нас бог от приятелей-немцев!

Харальд посмотрел на крыло, с которым она возилась.

— Я наклеиваю на прорехи заплаты, — объяснила Карен. — Потом покрашу.

— Откуда у тебя брезент, клей, краска?

— Из театра. Пришлось построить глазки рабочим сцены.

— Браво! — Вот ведь повезло рабочим сцены! — А ты вообще что делаешь в театре?

— Разучиваю главную партию в «Сильфидах».

— И будешь ее танцевать?

— Нет. Два состава уже есть, так что я понадоблюсь только в том случае, если обе исполнительницы заболеют. — Она взглянула на часы. — Мне надо появиться дома к ужину, но потом я вернусь.

Харальду всегда становилось грустно, когда Карен уходила. Как бы он хотел проводить с ней целые дни. Наверное, поэтому люди и женятся. Женился бы он на Карен? Конечно. Говорят, после десяти лет брака люди устают друг от друга. Нет, ему Карен не наскучит никогда!

— О чем это ты задумался?

Харальд покраснел:

— О будущем.

Она посмотрела ему в глаза:

— Нам предстоит полет через Северное море. Девятьсот пятьдесят километров без посадки. Так что у нас с тобой сейчас одна задача: сделать все, чтобы эта колымага не развалилась на полпути.

Она подошла к окну, встала на ящик, вылезла на улицу и ушла. А он занялся «Хорнет мотом». Гайки и шурупы лежали там, где он их оставил. Харальд присел на корточки у шасси, поставил распорку и стал ее прикручивать. Но не успел он закончить работу, как вернулась Карен. Харальд радостно улыбнулся, но она была чем-то расстроена.

— Что стряслось? — спросил он.

— Звонила твоя мама.

— Черт! — разозлился Харальд. — С кем она разговаривала?

— С моим отцом. Он ей сказал, что тебя здесь нет, и она, кажется, ему поверила. А еще плохие новости, — вздохнула Карен. — Об Арне…

Харальд вдруг понял, что за последние несколько дней почти не вспоминал о брате.

— Что с ним?

— Он… он погиб.

Харальд не поверил собственным ушам.

— Погиб? Быть такого не может!

— В полиции говорят, что он покончил с собой.

— Почему?!

— Он боялся, что его будет допрашивать гестапо. Так командир Арне сказал вашей матери.

— Боялся гестапо… Боялся, что не выдержит пыток? Он покончил с собой, чтобы спасти меня… Так ведь, да? — воскликнул он. — О, боже! Все это ради меня…

— Наверное… — прошептала она.

— Господи! — зарыдал Харальд. — Какой ужас!

Карен нежно обняла его, положила его голову себе на плечо.

— Бедный брат… — горестно прошептал Харальд.

— Милый ты мой… Я очень тебе сочувствую, — пробормотала Карен. — Очень…

В полицейском управлении был просторный внутренний двор, окруженный галереей с двойным рядом колонн. В погожие дни он бывал залит солнцем. Петер Флемминг с Тильде Йесперсен стояли в галерее и курили.

— Гестапо закончило с Йенсом Токсвигом, — сказал он.

— И что же?

— Да ничего. Он рассказал все, что знал. Он тоже был «ночным стражем», передавал информацию Полу Кирке, приютил у себя Арне Олафсена. Он сказал, что Харальд, брат Арне, должен был проникнуть на военную базу и сфотографировать находящуюся там установку. Арне ждал его у Йенса. Туда Харальд обещал принести пленку. Еще Йенс сказал, что операция была организована невестой Арне, которая работает в британской разведке.

Тильде глубоко затянулась.

— Арне покончил с собой, чтобы кого-то защитить, — сказала она. — Того, у кого пленка.

— Либо она у его брата Харальда, либо у кого-то еще. В любом случае нам необходимо побеседовать с Харальдом.

— А где он?

— Полагаю, на Санде, у родителей. Через час я еду туда. И хочу, чтобы ты поехала со мной.

— Тебе нужна моя помощь? Разумеется, я поеду, — сказала она, бросив на него пристальный взгляд.

— А еще я хотел бы познакомить тебя с моими родителями.

— А где мне остановиться?

— В Морлунде есть небольшая гостиница.

У его отца имелась собственная гостиница, но это слишком уж близко от дома. Если Тильде остановится там, на Санде все об этом узнают.

— А что же ты будешь делать с Инге? — спросила Тильде.

— Найму круглосуточных сиделок.

— Понятно. — Она задумчиво смотрела на дворик.

— Ты что, не хочешь провести со мной ночь?

— Хочу, — улыбнулась она. — Пойду соберу чемодан.

Петер с Тильде сели в Морлунде на первый утренний паром. Полицейский и немец-солдат проверили их удостоверения. Значит, немцы усилили меры предосторожности, подумал Петер. Он предъявил им полицейский жетон и попросил записывать имена всех, кто в ближайшие несколько дней поедет на остров.

На острове коляска, запряженная парой лошадей, отвезла их к дому пастора. Двери церкви были открыты, оттуда доносились звуки пианино. За инструментом сидел пастор, игравший медленный и печальный церковный гимн.

— Пастор! — громко сказал Петер.

Тот, доиграв пассаж, оглянулся.

— Я ищу Харальда.

— А я и не думал, что ты пришел выразить соболезнования.

— Он здесь?

— Ты спрашиваешь как официальное лицо?

— Какое это имеет значение? Он дома?

— Нет. Его вообще нет на острове. Я не знаю, где он.

— Как вы думаете, где он может быть? — спросил Петер.

— Уходи.

— Ваш старший сын покончил с собой, потому что его арестовали за шпионаж, — сказал Петер. Он услышал, как прерывисто вздохнула Тильде, пораженная его жестокостью, но продолжил: — Ваш младший сын, возможно, тоже в этом замешан. Так что советую держаться с полицией повежливее.

На пастора было больно смотреть.

— Ты мой прихожанин, и, если ты придешь ко мне за духовной помощью, я тебе не откажу. Но в иных ситуациях я отказываюсь с тобой общаться. Ты бесцеремонен и жесток. Убирайся вон!

Петеру трудно было смириться с тем, что его выставили вон. Он вывел Тильде из церкви.

— Пастор очень переживает, — сказала она.

— Это понятно. Но как ты думаешь, он сказал правду?

— Харальд наверняка где-то скрывается. А это значит, что пленка у него.

Они подошли к дому. Петер постучал в дверь кухни и, не дожидаясь ответа, вошел. Госпожа Олафсен сидела за столом, глядя в одну точку.

— Госпожа Олафсен! — окликнул ее Петер.

Она обернулась. Глаза у нее были красные от слез.

— Здравствуй, Петер, — с трудом проговорила она.

С ней надо быть помягче, решил Петер.

— Примите мои искренние соболезнования, — сказал он. Она молча кивнула.

— Это Тильде. Мы вместе работаем.

— Очень приятно.

Они сели за стол.

— Когда похороны? — спросил Петер.

— Завтра.

— Мы видели в церкви пастора, — сказал Петер.

— Он очень скорбит. Но старается этого не показывать.

— Понимаю. Харальд, наверное, тоже переживает.

Она вскинула на него глаза, но тут же отвела взгляд. Однако Петер успел заметить в ее взгляде испуг.

— С Харальдом мы не разговаривали, — пробормотала она.

— Почему? — удивился Петер.

— Мы не знаем, где он.