«Всемилостивейший» государь также не спешил откликнуться на крестьянские мольбы. В абсолютном большинстве случаев надежды крепостных людей на справедливую защиту со стороны императорского престола не оправдывались. Вместо этого челобитчики, осмелившиеся нарушить указы о запрете жаловаться на своих господ, наказывались плетьми и возвращались обратно помещикам.
Романовы были самыми крупными в России владельцами крепостных «душ». В начале XIX века в личном владении членов императорской фамилии было около 3 миллионов крестьян. Но не это обстоятельство заставляло правительство оставаться глухим к прошениям их порабощенных подданных. Правительство старалось не вмешиваться во взаимоотношения помещиков с крепостными, поскольку было заинтересовано в абсолютной власти землевладельца над крестьянами в имении для исправного внесения ими платежей в государственную казну.
После того как Петром I была введена подушная подать, которой обложили все «неблагородное» мужское население империи, возникла задача обеспечить исправное получение денег. Для этого сначала прибегли к чрезвычайно своеобразному способу, придуманному «царем-реформатором». За каждой военной частью были записаны села и волости, обязанные ее содержать, а само это военное формирование в мирное время квартировало в приписанной за ним местности, служа надежной гарантией своевременного внесения налогов. Польза, по мысли Петра, была и в том, что необходимые средства на содержание армии должны были поступать напрямую к тем, для кого они предназначались, минуя посреднические бюрократические инстанции.
На практике осуществление этой идеи выглядело так, что помимо разорительных расходов на строительство казарм и обеспечение военных всем необходимым крестьяне страдали от произвольных поборов, насилий и грабежей, поскольку солдаты не стесняли себя деликатным обращением с мирным населением. Офицеры расквартированных в деревнях частей и вовсе относились к сельским жителям как к собственным крепостным, что служило причиной конфликтов также с местными помещиками, не желавшими поступаться своими правами.
Впоследствии, и очень скоро, от такой системы взыскания податей отказались, возложив исключительно на дворян-землевладельцев обязанность следить за безнедоимочным сбором налогов со своих крестьян. С 1722 года помещики были сделаны ответственными за выплату крестьянами подушной подати, а также выполняли целый ряд других функций административно-полицейского характера.
Но дворянство использовало расширение своих полномочий почти исключительно в личных целях, не слишком ревностно относясь к попечению о государственных интересах. Недоимки по налоговым сборам копились по многу лет, при этом оброчные деньги и прочие повинности, которыми крестьяне были обязаны господам, поступали, как правило, без задержек и в полном объеме.
Задолженности возникали также во многом из-за того, что крестьяне оказывались просто не в состоянии внести необходимую сумму налога государству. Ведь подушную подать они платили со своих участков, возделать которые они часто не успевали потому, что или ежедневно работали на барщине, или собирали средства на господский оброк.
Кроме того, государство требовало от крестьян выполнения других повинностей, среди которых была обязанность прокладывать дороги, перевозить на своих лошадях и телегах разнообразные грузы и проч. Иногда крестьян отрывали от семьи и хозяйства на много месяцев, отправляя на дорожные или строительные работы. Тяжелый труд никак не оплачивался правительством, только в редких случаях выдавался скудный продовольственный паек, но чаще всего и кормиться невольные строители должны были за свой счет. Помещики вынужденно мирились с таким отвлечением своих крепостных людей на государственные нужды, но немедленно после их возвращения домой старались наверстать упущенное, гнали на барщину, требовали внесения оброка, нередко возросшего за период отлучки крестьян. При задержке или просьбе об отсрочке — пороли, одевали колодки и в прямом смысле слова выколачивали из крепостных вместе с последними силами все необходимое для дворянского обихода.
При всем многообразии, или скорее — бесконечном числе крестьянских обязанностей, одной из самых тяжелых была рекрутская повинность. «И ужас народа при слове «набор» подобен был ужасу казни», — писал о ней Некрасов, и эти поэтические строки очень точно передают и отношение к рекрутчине, и ее значение в жизни крестьян, боявшихся попасть «под красную шапку».
(О происхождении этого выражения и о том, как упорно сопротивлялись военной повинности крестьяне, приводит сведения С.В. Максимов в книге 4Крылатые выражения», опубликованной в 1890 г.: «Надевали шапку не красную, а лишь такую, которая не имела козырька, но в старину действительно всякий сдатчик, ставивший за себя рекрута, обязан был снабдить его красной шапкой, бердышом и прочим.
Совсем еще бодрые с виду и словоохотливые старики даже и теперь рассказывают про недавние времена рекрутчины, когда от суровых тягостей 25-летней тугой лямки солдатчины бегали не только сами новобранцы, но и семьи их. Из «дезертиров» составлялись в укромных и глухих местах целые артели дешевых рабочих и целые деревни потайных переселенцев (например, в олонецкой Карелии, в Повенецком уезде близ границ Финляндии).
В земских домах водились стулья, в ширину аршин, в длину — полтора; забит пробой и железная цепь в сажень. Цепь клали на шею и замыкали замком. Однако не помогало: бегали удачно, так что лет по 15 и больше не являлись в родные места.
Объявят набор, соберут сходку с каждого двора по человеку, поставят в ширинки на улице. Спрашивает староста… у домохозяев:
Где дети?
Не знаем. Не находятся рекруты дома, — сбегли.
Не знают родители, где они хранятся. Спросит сам голова у этих отцов и рыкнет:
Служба — надо.
Не знаем, где дети — в бегах…
Ступайте на улицу и сапоги разувайте, и одежду скидайте с себя до одной рубашки.
И босыми ногами выставят отцов на снег и в мороз.
Позябните-ко, постойте: скажете про детей. А если не скажете, не то еще будет.
Не знаем, где дети!..
Пошлют поснимать на домах крыши; велят морить голодом скот на дворах…
Не знаем, где дети, — в бегах!..
Прорубали на реке пешней прорубь. Отступя сажен пять, прорубали другую. Клали на шею родителям веревку и перетаскивали за детей из проруби в прорубь, как пропаривают рыболовную сеть в зимние ловли, в" подводку" (удочки на поводцах по хребтине с наживками или блестками, на навагу, сельдь и проч.).
И родители на убег. И бегают. Дома стоят пустыми…»)
Помещик, отдавая своего крепостного человека в рекруты, получал от казны деньги в качестве компенсации за потерю рабочих рук, поэтому сдача рекрутов государству была одной из важных статей дохода в помещичьем хозяйстве. Персонаж комедии Княжнина, Простодум, говорит про такого «хозяйственного» господина:
В распределении между крестьянами рекрутской повинности господствовал точно такой же произвол, как и во всех других проявлениях крепостного быта. Лишь немногие помещики соблюдали подворную очередность при отдаче людей в рекруты, еще реже распределяли очередь только среди многолюдных крестьянских дворов, а те между собой — по числу в них годных к службе мужчин, от большего к меньшему.
Повсеместно дворяне пользовались своей неограниченной властью над крепостными людьми, не соблюдая никаких правил, нарушая очереди, хотя бы и установленные сельским обществом — «MipoM», преследуя только одну цель: соблюдение своей материальной выгоды или прочих интересов.