Нажимая кнопку звонка в заветную квартиру, Аркадий Михайлович сосредоточился. Ему предстояла нелегкая задача — просить руки дочери у ее папы — Андрея Андреевича. Андрей Андреевич еще меньше был похож на злого волшебника, чем его жена. На людях всегда ходил в строгом костюме, в белейших сорочках, обязательно при галстуке. Дома Андрей Андреевич тоже носил все приличное и, что самое главное, никогда не расхаживал по квартире в исподнем, ибо знал, что это для злого волшебника смерти подобно. Злой волшебник, хоть однажды прошедший через всю квартиру в кальсонах, сразу же превращался в доброго, а если совершал подобный вояж повторно, сразу же списывался в самого заурядного, никакими сверхъестественными силами не обладающего гражданина, разгуливающего по квартире в нижнем белье.

Но в чем же заключалось злое волшебство главы семьи? А вот в чем: в отказе женихам, сватающимся к его дочери, Варваре. Это было очень сложное искусство: сначала заманить жениха, а потом ему отказать.

Даже по обычным, человеческим меркам, если забыть про то, что это было семейство людоедов и злых волшебников, Аркадий Михайлович никак не мог рассматриваться в качестве мужа для их дочери, кстати, совершенно не подозревавшей, что ее папа и мама — людоеды.

Мало того, что сама Валя-Варенька была сокровищем, — разве не сокровищами были четырехкомнатная квартира на Яузском бульваре и двухэтажная кирпичная дача на Клязьминском водохранилище с парниками и русской баней, а дача жены на Истринском и рядом с нею — сарай, стоящий прямо на берегу, почти у самой кромки воды, в который на зиму прятались две яхты и катер? Но кроме того, все это были еще и инструменты злого волшебства, без которых ни о каком магическом влиянии на людей, даже если ты врожденный людоед, не могло быть и речи. Как шаману нужен бубен, костер, капище с идолами, так и Андрею Андреевичу, чтобы привлекать к дочери женихов, нужны были свои инструменты, частью которые изготовил он сам, а частью получил по наследству от своего отца — Андрея Николаевича, бывшего почти до самой своей смерти бессменным руководителем внешнеторгового объединения „Экспортлес".

Мог ли Аркадий Михайлович, владевший двадцатичетырехметровой комнатой в коммунальной квартире, всерьез рассчитывать породниться с таким состоятельным семейством?

Андрей Андреевич Повалихин предвкушал свою встречу с молодым аспирантом. Жертва сама шла на заклание. Обычно после подобного посещения жениха вся семья переживала приятный подъем, все вокруг начинало особенно ладиться, мелкие болезни и неурядицы сами собой проходили.

— Этого жениха хватит на полгодика, никак не меньше! — прикидывал Андрей Андреевич на своих невидимых весах то приятное настроение, которое он будет испытывать месяцев шесть после отказа Недобежкину, а там уже Брысин и Тузков созреют. Тузков хорош: двое детей, директор по науке мощнейшего объединения, дача, машина, жена его — очень-очень приятная дама. Завидный, завидный жених Тузков, уже и на развод с женой подал.

Повалихин многозначительно, по-государственному выгнул бровь: выдавать свои чувства даже наедине с собой было не в его правилах. Время на часах было пятнадцать минут первого, аспирант опаздывал, это несколько насторожило Валиного папу. Но вот и раздался долгожданный звонок. Андрей Андреевич облегченно вздохнул.

— Сейчас его Машенька подготовит слегка, подразделает, а там и мы с него шкуру снимем, спесь пособьем. Нет, дорогой, на чужой каравай рот не разевай. Аспирант!

Андрей Андреевич презрительно плюнул в паркет и принял благостную мину.

— Андрей Андреевич ждет вас, молодой человек, — после скупого приветствия в прихожей сообщила Марья Васильевна гостю, нагруженному тортом, бутылкой шампанского, коньяком и цветами.

— А где Валя? — удивился аспирант, не видя предмета своей страсти. — Я бы хотел ей вручить цветы.

— Варя к вам выйдет немного позднее, после вашего разговора с Андреем Андреевичем, тогда вы и вручите цветы.

Надеюсь, вы отобедаете с нами? — Марья Васильевна взглянула в глаза молодому человеку, внося в них полную ясность.

— Конечно, конечно, с удовольствием! — поспешно откликнулся аспирант и тут же обругал свою поспешность:

„Опять я суечусь, робею. Голос какой-то заискивающий".

— Тогда ставьте ваши дары сюда! — Очень моложавая дама, понимающе сверкнув бриллиантовыми серьгами, указала на столик с фарфоровой вазой, в которой уже стояло несколько роз. Никаких восторгов по поводу чудесного букета, никаких комментариев по поводу торта и вина. Это бы показалось Недобежкину невежливым, если бы не все объясняющие взгляды хозяйки.

— Проходите! — Марья Васильевна открыла дверь в кабинет Андрея Андреевича и улыбнулась, жалея аспиранта.

Аркадий Михайлович очутился наедине с людоедом. А дальше произошло то, что всегда происходит, когда ничтожному просителю удается попасть в кабинет большого начальника.

Трудно вообразить, чтобы, скажем, юный олень сам заскочил в логово льва и живым вырвался на волю, а ничтожному просителю сплошь и рядом это удается, но если не шкуру, то что-то же оставляет он в лапах более сильного хищника? И даже если и удается ему получить желанное „да" вместо „нет", то за те же две-три минуты, что находится проситель в кабинете большого начальника, с него успеет сойти семь потов, а выйдет он из этого логова постаревший лет на десять с землистым, как у покойника, лицом. Вот потому-то настоящие начальники, которые находятся на своем месте, всегда имеют цветущий вид и глаза, которые так и посверкивают плотоядным блеском. Нет, не только страхом или местью своих подчиненных питаются начальники. Думаю, что скоро какой-нибудь исследователь подробно объяснит, почему так любят люди быть начальниками и почему Андрей Андреевич Повалихин так любил отказывать женихам своей дочери!..

Поначалу их беседа сложилась, как показалось молодому историку, очень удачно. Андрей Андреевич довольно благожелательно покивал головой, выслушав о любви Недобежкина к его единственной дочери, даже несколько раз ободряюще улыбнулся ему, но потом их диалог принял совершенно неожиданный оборот. Как это произошло, аспирант совершенно не понял. Он, сам того не подозревая, дал Валиному отцу ужасный повод заподозрить его в низких мотивах своего сватовства.

— Молодой человек! Стыдитесь! — загремел Андрей Андреевич, предварительно испепелив его несколькими презрительными взглядами. — Вы вскружили голову моей дочери, даже моя жена не разглядела ваших истинных намерений.

Неужели у современной молодежи не осталось никаких идеалов? Неужели вы все превратились в пошлых стяжателей, которые интересуются только машинами, дачами, квартирами, видеомагнитофонами, возможностью получать свободно конвертируемую валюту? Неужели только это вам нужно, чтобы покупать красивые кожаные куртки и, как венец всех устремлений, предел ваших мещанских вкусов, у вас у всех одна заветная мечта — купить „мерседес"? Я не понимаю, почему нужно делать предложение Вале Повалихиной, разве Лена Грязнова менее достойна любви, менее достойна иметь жениха, скажем, такого молодого и перспективного аспиранта, как вы?

Аркадий Михайлович, как громом пораженный, слушал эту обличительную речь, не имея никакой возможности вставить хотя бы слово в свое оправдание и не понимая, чем она вызвана.

— Да! Почему вы не объяснились в любви Лене Грязновой? Разве она менее красива, чем Валя Повалихина? Вот, я подсчитал, моей дочери, девятнадцатилетней девчонке, у ко торой нет никаких особых достоинств, кроме внешности, за три года с шестнадцати лет сделали уже двадцать шесть предложений выйти замуж. Это ад для родителей — сознавать, что так измельчала, опошлилась нынешняя молодежь. Я думал, нашелся скромный молодой человек, который просто дружит с моей дочерью, который, понимая, как больно родителям, что их дочь рассматривают только как богатую невесту, будет иметь деликатность не поднимать этого больного для души пожилого отца вопроса. Неужели мне, чтобы устроить счастье своей дочери, нужно переехать в однокомнатную квартиру, сжечь яхты, разбить машину, спалить свою дачу, дачу жены, пойти работать в дворники и лишь тогда быть уверенным, что мою дочь любят ради нее самой, а не ради этой мишуры, ради этих дачных бревен и автомобильных железок? Боже, до чего мы дожили! Да я скорее отрублю себе руку, чем отдам руку своей дочери кому-нибудь из современных женихов. Не надейтесь! Я открыл своей дочери глаза на ваши истинные намерения! Вам она не нужна! Андрей Андреевич схватился за сердце.