Потом приступил к китайскому походному комоду. В тех ящичках, которые не были заперты, взору Прошкина предстала масса носовых платков самого разного фасона и качества, но всегда идеально белых, письменные принадлежности, и столовые приборы из серебра, еще и какие-то восточные украшения — Прошкин догадался, что они предназначались для обожаемой Баевым конской сбруи. Возится с запертыми ящиками просто не было времени, поэтому непрошеные гости проследовали на кухню.

В извилистом коридоре сердца посетителей снова неприятно екнули — на этот раз причиной беспокойства стало узкое, но высокое — больше человеческого роста — старинное помутневшее зеркало в массивной раме, установленное в нише. По бокам зеркала были развешены колокольчики от конской упряжи. При малейшем колебании воздуха они тихо и тревожно позвякивали. А само зеркало было установлено так, что благодаря углу падения света посетителям, двигавшимся по коридору, казалось, что некто движется им на встречу. Только после осмотра зеркала Прошкин понял, что такие же колокольчики, как на зеркальной раме, были прикреплены — правда, в меньшем количестве, и к портьерам. Баев немало сил приложил к тому, чтобы его жилище постоянно было наполнено тенями и звуками и потому казалось обитаемым и даже опасными.

А вот на кухне было совсем не интересно. Пара китайских фарфоровых чашек, кофемолка, да несколько жестяных коробок с кофейными зернами и разными сортами чая. Медный сосуд для заваривания кофе и такой же медный чайник. Вот и все богатство.

Гардероб Баева, против ожиданий Прошкина, тоже был скромен и состоял из нескольких комплектов шитой на заказа формы НКВД, предназначенной для разных сезонов и погодных условий. И еще — Прошкин искренне удивился — у квартире Баева не было одеколона! А мылом он пользовался детским. То есть откуда взялся тяжелый сладковатый запах так и осталось для Прошкина загадкой.

Когда песок истек, а истек он ровно за тридцать минут, Корнев и Прошкин оставили квартиру с некоторым разочарованием. Улов небогатый. Корнев отправился на службу, напутствовав Прошкина просьбой крепить дружбу с Баевым, причем как можно быстрее.

Легко сказать — крепить дружбу.

Понятно, что Прошкину с Баевым дружить и дружить. А вот Баеву Прошкин со своей дружбой на кой ляд?

Подгоняемый этой невеселой мыслью Прошкин, в поисках предмета для дружбы, пошел на кладбище — взглянуть на могилку легендарного комдива. Может что-то умное в кладбищенской тишине в голову прейдет? Тем более кладбище в Н. было замечательным! Старинное, со множеством часовенок и склепов, густо увитых зеленью. С уложенными камнем удобными дорожками и витыми чугунными лавочками, больше похожее на парк, городское кладбище совершенно справедливо входило в число Н-ских достопримечательностей.

Кладбищенские сторожа тоже были людьми по-своему замечательными, и ведомству Прошкина совсем не чужие. К ним-то он в первую очередь и направился. Выяснить где могилка товарища Деева. А оказалось — новенькая могилка уже успела стать отдельной достопримечательностью. Больше десятка человек просило сторожей отвести их к этому памятнику новейшего времени, предварительно продемонстрировав служебные «корочки» (список сторожа аккуратно вели и своевременно отсылали в управление, преемнику Прошкина), остальные граждане просто любопытствовали. Хотя смотреть-то там особо не на что — уверяли сторожа.

Но Прошкин, располагавший еще часом времени до начала очередного инструктажа, все же решил к могилке прогуляться, в надежде, что чистый кладбищенский воздух развеет похмельную головную боль и мрачные мысли.

Могилка была в уединенном, очень живописном, но не слишком удаленном от центральной аллеи уголке, так что времени у Прошкина было еще предостаточно, и он плюхнулся на лавочку под кустом пышно цветущей сирени, чтобы поразмыслить и выкурить сигаретку. Пели птички, стрекотали кузнечики, солнечные лучи согревали мох на старых могильных плитах и ни единой живой души! Красота! Прошкин глубоко вдохнул, совершенно утратил бдительность и потянулся за сигаретой. Но закурить так и не успел. Кто-то быстро и едва слышно шел по дорожке, рядом с которой обосновался для отдыха Прошкин, со стороны кладбищенской ограды прямиком к месту, где теоретически располагалась надгробье Деева…

Прошкин как можно тише съехал с лавочки в гущу сиреневого куста.

Фигура двигалась абсолютно бесшумно и быстро — как бесплотный дух, она словно парила над плитами дорожки. Но при ближайшем рассмотрении оказалась всего лишь Баевым, обутым в сапоги для верховой езды. В руках у Александра Дмитриевича была свежая темно-красная роза на длинном стебле и конский хлыст с перламутровой рукояткой. Баев остановился у могилки, каким-то специфическим, но плавным и красивым движением извлек из кармана белоснежный платочек… Сейчас плакать будет — предположил прозорливый Прошкин. Но нет — то, что сделал Саша было куда как более странно. Он низко склонился, протер платочком край могильной плиты и поцеловал — совершенно, как старушки в церкви целуют праздничною икону. Смиренно и благоговейно. Положил на плиту розу, забрал точно такую же, но засохшую, снова сделал странный жест рукой — как будто прощаясь с покойным отчимом, и так же тихо и быстро стал перемещаться в сторону кладбищенской ограды. Товарищ Баев торопился — до начала инструктажа оставалось всего с полчаса.

Прошкин так опешил от странного зрелища, что не смог сразу покинуть своего так удачно подвернувшегося укрытия. И это оказалось очень кстати — могилкой интересовался не он один — но и «бледный» Ульхт. Сколько Ульхт проторчал в своей засаде — небольшом могильном склепе, Прошкин не знал, судя по тому, что одет он был в легкий клетчатый плащ и шелковый шарф — еще с раннего утра, а то и с ночи. Склеп к могилке Деева был ближе, чем заросли сирени, а значит, приближения Прошкина коварный Ульхт видеть не мог.

К посещению кладбища «бледный» подготовился лучше Прошкина — даже прихватил черный заграничный фотоаппарат и теперь быстро щелкал им, запечатлевая магильное надгробье, и окружающий ландшафт. Пощелкал и побежал по центральной алее к выходу, опасаясь опоздать к инструктажу.

Прошкин затаил дыхание от распиравшего его злорадства. Он прям сейчас, выходя, надоумит мужиков-сторожей написать рапорт про немецкого шпиона с фотоаппаратом, заснимавшего стратегическое месторасположение Н-ского кладбища для диверсионных целей. Идентифицировать беловолосого человека в клетчатом плаще и остроносых туфлях будет не сложно. Тем более Прошкина своему преемнику на посту районного руководителя НКВД — ну как старший, более опытный товарищ, подскажет, как с таким серьезным сигналом поступить. Так что Ульхта ждет эмоционально напряженный, хотя и не особенно приятный день.

С этой радостной мыслью, Прошкин, больше для проформы, подошел к могильной плите. Надгробье действительно было скромным, практически аскетичным. Плита черного зеркального мрамора с надписью:

И ниже — пятиконечная звезда с вписанной в центр окружностью. В окружности причудливо переплетались какие-то ленты, циркули и строительный мастерок в центре.

Плита показалась Прошкину странной, за неимением фотоаппарата он запечатлел ее в памяти, хотя времени анализировать не было — он стремительно побежал к домику кладбищенских сторожей. По счастью, домик был оборудован телефоном, Прошкин незамедлительно дал указания сторожам, позвонил куда следует, и облегчено вздохнул — теперь торопится на инструктаж не имело смысла. К Ульхту примут надлежащие меры — часа три — четыре до выяснения обстоятельств пройдет как минимум. Можно было не торопясь прогуляться до здания НКВД, и по пути обдумать надгробье, пользующееся такой всенародной популярностью.

Получалось, что Деев скончался в возрасте 46 лет. Конечно, за годы яркой армейской жизни у него были награды, в том числе ордена. Что орденов несколько Прошкин даже не сомневался. А вот кто додумался нарисовать на могилке красного кавалериста строительный мастерок, да еще и циркуль? Ведь Деев не имел ни к инженерным, ни к строительным войскам никого отношения. Ладно бы еще изобразили подкову или седло — если конь не помещался, или местные мастера были не в состоянии изобразить такой сложный рисунок на граните…