— Да, я. А ты столь юн, и так разгромил нас!
— Это победа Фараона.
— А, значит, он сам приехал… Вот почему колдуны говорили, что мы не сможем победить. Я должен был прислушаться к ним.
— Где прячутся остальные мятежники?
— Сейчас я расскажу тебе где и сам пойду им навстречу, призывая их сдаться. Оставит ли Фараон их в живых?
— Это решать ему.
Сети не дал врагам никакой отсрочки: в тот же день он атаковал два других лагеря. Ни один, ни другой не послушались увещеваний вождя побежденного племени. Сражения не были долгими, так как нубийцы воевали несогласованно. Они вспоминали пророчества колдунов, и при виде Сети, чей взор горел огнем, многие сражались не с таким пылом, как обычно. В их сознании война была проиграна заранее.
На рассвете следующего дня все остальные племена сложили оружие. Воины в ужасе рассказывали друг другу о сыне Фараона, повелителе огромного слона, который уже убил десятки негров. Никто не мог противостоять войску Фараона.
Сети взял в плен шестьсот воинов. С ним в Египет отправлялись также пятьдесят четыре юноши, шестьдесят шесть девушек и сорок восемь детей, которых должны были воспитать в Египте. Вернувшись в Нубию, они будут нести с собой другую, дополняющую их родную, культуру, основанную на мире с могущественным соседом.
Фараон убедился, что край Ирэм полностью освобожден и что жители этого богатого земледельческого района снова имеют доступ к колодцам, ранее захваченным мятежниками. Отныне наместник Куш каждый месяц должен был проверять край, чтобы избежать новых волнений. Если у крестьян будут какие-то требования, номарх выслушает их и попытается удовлетворить. В случае тяжбы между ними исход определит Фараон.
Рамзес ощущал тоску. Его огорчало, что приходится покидать Нубию. Он не осмелился просить у отца должности наместника, к которой чувствовал призвание. Фараон изложил ему свой план: оставить в должности нынешнего номарха, поставив условием безупречное поведение. При малейшей ошибке его карьере придет конец, так же, как и коменданта крепости.
Хобот слона коснулся щеки Рамзеса. Сын Фараона не обратил внимание на пожелания воинов, хотевших, чтобы слон отправился в Мемфис. Он решил оставить его свободным и счастливым в тех местах, где он родился.
Рамзес погладил хобот, рана на котором уже затягивалась. Слон сделал ему знак в направлении саванны, как будто приглашая следовать за ним. Но пути гигантского животного и Сына Фараона расходились.
Рамзес долго оставался неподвижен. У него сжималось сердце от того, что его необыкновенного нового друга нет рядом. Как бы он был рад уйти вместе с ним, идти по незнакомым тропам, учиться у него… Но мечта рассеялась. Нужно было собираться в путь и возвращаться на север. Сын Фараона поклялся себе вернуться в Нубию.
Слышались песни египтян — они снимались со стоянки. Воины не переставали восхвалять Сети и Рамзеса, превративших опасный поход в триумф. Угли от костров тушить не стали — их подберут местные жители. Проходя мимо рощицы, Сын Фараона услышал чей-то стон. Как могло случиться, что раненого оставили здесь?
Он раздвинул листья и обнаружил перепуганного львенка, с трудом дышавшего. Звереныш вытянул правую лапу, которая опухла. Он стонал, по блестящим глазам был видно, что у него лихорадка. Рамзес взял его на руки и почувствовал, что сердце львенка бьется прерывисто. Если его не вылечить, львенок умрет.
К счастью, Сетау еще не уехал. Рамзес показал ему больного. Осмотр раны не оставлял сомнений.
— Змеиный укус, — заключил Сетау.
— Каков твой прогноз?
— Мало обнадеживающий. Смотри сам: видно три ранки, соответствующие двум главным ядовитым зубам и одному дополнительному, а также отпечатки двадцати шести зубов. Это кобра. Если бы твой львенок не был незаурядным животным, он бы уже умер.
— Незаурядным?
— Посмотри, какие у него лапы. Для такого молодого зверя они огромны. Он мог бы вырасти до гигантских размеров.
— Попытайся спасти его.
— Единственное, что хорошо, — то, что сейчас зима и яд кобры менее действенен.
Сетау растолок в вине корень змеиного дерева, привезенный из восточной пустыни, и заставил львенка проглотить эту смесь. Потом он мелко растолок листья этого дерева в масле и натер тело животного, чтобы поддержать сердце и облегчить дыхание.
Всю дорогу Рамзес не отходил от львенка, укрытого листьями лещевины и песком, который постоянно увлажнялся. Звереныш двигался все меньше. Его кормили молоком, но он слабел. Однако ему нравилось, что Рамзес гладил его, и он награждал своего спасителя признательными взглядами.
— Ты непременно выживешь, — пообещал ему Рамзес, — и мы станем друзьями.
Глава 32
Дозор сначала попятился, затем осторожно приблизился. Постепенно рыжий пес осмелел до того, что стал обнюхивать львенка, а тот удивленно разглядывал странное животное. Маленький хищник, еще очень слабый, захотел поиграть. Он прыгнул на Дозора, придавив его своим весом. Пес взвизгнул, ему удалось высвободиться, но он не избежал удара когтей, пришедшегося по задним ногам.
Рамзес взял львенка за шиворот и долго отчитывал его. Тот слушал, подняв уши. Сын Фараона погладил своего пса (его рана была неглубокой), а потом снова свел двух животных. Дозор, желая отомстить, отвесил нечто вроде оплеухи львенку, которому Сетау дал имя «Боец». Ведь он победил змеиный яд и верную смерть! Это имя должно было принести ему удачу. Оно соответствовало его огромной силе. Сетау размышлял вслух: слон-гигант, громадный лев… Кажется, Рамзес увлекался грандиозным и исключительным и был не способен интересоваться малым и незаметным.
Львенок и собака очень быстро осознали силу друг друга. Боец научился укрощать себя, Дозор — быть меньшим задирой. Между ними возникла нерушимая дружба: игры или бешеные гонки объединили их в одной радости жизни. Наевшись, они засыпали, прижавшись друг к другу.
При дворе подвиги Рамзеса произвели огромное впечатление. На человека, способного приручить слона и льва, смотрели как на наделенного магической силой, которой никто не может пренебречь.
Красавица Изэт по-настоящему гордилась им, а Шенар был глубоко раздосадован. Как придворные могут быть такими наивными! Рамзесу повезло, вот и все. Никому не дано общаться с дикими животными. Скоро лев одичает и разорвет его на куски.
Тем не менее, Шенар счел необходимым внешне поддерживать с братом прекрасные отношения. Воздав хвалу Сети и всему Египту, он подчеркнул роль, которую сыграл Рамзес в борьбе с восставшими нубийцами, похвалил его боевые качества и высказал пожелание, чтобы их отметили официально.
По случаю раздачи наград отличившимся в Азии воинам был устроен прием, на котором Шенар действовал от имени Фараона. Он высказал намерение наедине поговорить с братом. Рамзес дождался конца церемонии, и они оба прошли в кабинет Шенара, где только что была закончена отделка. Художник талантливо изобразил цветочные поляны, на которых, казалось, по-настоящему летают разноцветные бабочки.
— Ну разве это не чудо? Я люблю работать в роскоши: дела кажутся мне не такими обременительными. Хочешь молодого вина?
— Нет, спасибо. Вся эта светская любезность претит мне.
— Мне тоже, но она необходима: храбрецы любят, когда им оказывают почести. Ведь они рискуют жизнью, как ты, чтобы сохранить мир и безопасность. Ты отлично проявил себя в Нубии, а ведь дело начиналось не слишком благоприятно.
Шенар растолстел. Любивший хорошо поесть, пренебрегающий физическими упражнениями, он походил на провинциального вельможу с ярко выраженным брюшком.
— Наш отец мастерки провел эту кампанию. Одно его присутствие повергло противника в ужас.
— Конечно, конечно… Но твое появление на спине слона не было чуждо нашему успеху. Ходят слухи, что Нубия произвела на тебя неизгладимое впечатление.
— Это правда, я полюбил эту страну.
— Как ты оцениваешь поведение нубийского наместника?
— Как недостойное и преступное.