— Поймите, Натан, — видя, что нахрапом не выходит, сменил тактику генерал, — сейчас самое время. Пока они не опомнились, пока не подготовились к обороне, надо атаковать. Это шанс, снимите поле, и я подам вам этот мир на подносе к ужину.

— Не ранее чем мы разберёмся с фокусировкой.

— Я буду вынужден доложить адмиралу, что время упущено по вашей вине.

— Как угодно, — ответил учёный и прервал сеанс связи. — Работаем по графику, — повернулся он к оператору, — начнём с отметки пятьсот километров.

Четвёрка буксиров, пристыкованная с противоположенных краёв платформы, полыхнула двигателями и, сдёрнув махину с места, подняла на полтысячи километров.

— Накопители максимально загружены, — прокатился по палубе голос оператора.

— Приступайте, — коротко бросил Натан и вновь обратил взор на делившую палубу проекцию.

— Десять процентов мощности.

Подвергшийся атаке излучателей участок поля начал колыхаться, но мощности направленного вниз потока для вскрытия поля не хватило.

— Тридцать процентов, — скомандовал учёный.

Итогом повышения мощности стала сорокаметровая язва, сквозь которую проступила подёрнутая стелящимся дымом поверхность.

Спустя шесть часов, спалив две трети отгруженного на платформу топлива, учёные вывели установку на максимальную мощность. Испытуемый образец был сыроват и чересчур громоздок, но Натан остался доволен. Выйдя на полную, установка в самом широком луче с лёгкостью пробила поле и в течение двух часов держала над планетой триста квадратных километров чистого неба.

Проведя первичную обкатку систем, Натан как ни в чём не бывало связался с генералом.

Тихо. До фибры восприятия доходили лишь изменчивые всполохи крепчающего ветра и надсадные колебания работающей на пределе сил генерирующей установки. Расчёт хазара, дальнобойной установки, прикрывающей второй сектор генерирующих образований, состоящий из шести воинов, вот уже полцикла проводил в открытом капонире, укрываясь от неминуемой атаки.

Все молчали. Да и что говорить, когда случившееся буквально поставило окончательную точку на всей многоцикленной борьбе со странным низкорослым народом, зовущим себя человечество.

Молчал и Хоро. Расправив непропорционально растущие конечности, Хоро, стремясь восстановить подвижность затёкших чресел, заёрзал в жёсткой, полувертикальной лёжке. Внутри было плохо. Понимая, что появление у противника способного пробить поле оружия обрекает их на гибель, наводчик хазара впервые не восхитился предстоящей схваткой и смертью, что для воина было просто немыслимо.

Оторопев от собственных ощущений, Хоро попытался вернуть привычные спокойствие и готовность, но сделать этого не получилось. Покопавшись в ощущениях, он вдруг понял, что причиной тому смертельная усталость. Усталость не физическая, усталость на более лёгких планах. Копнув глубже, Хоро с возникшим к себе отвращением вдруг осознал, что смертельно устал от ожидания смерти. Смерти, к которой их готовили с щенячьего возраста, смерти, которая казалась благом и единственным достойным путём истинного воина. Хоро не раз был к ней близок. Он, как и миллионы ему подобных, с восторгом заглядывал смерти в глаза и не боясь шагал ей навстречу. Почему-то сегодня всё было не так. Впервые за годы войны появилось желание жить. Это было кощунство. Хоро попытался отвлечься, но упрямое желание осталось на месте и, подмывая сложную модель мироздания, принялось пласт за пластом низвергать устоявшиеся каноны.

Только сейчас словно спавшая пелена открыла Хоро другие ранее незаметные стороны бытия. Он вдруг осознал, что привилегированный статус воина, дающий почёт и уважение соплеменников, в конечном итоге ведёт только к одному. Он осознал, что воину недоступны заботы и радости простых граждан, осознал, что при всей видимой кастовой возвышённости они, по сути, безвольные куклы, не имеющие права на собственные мысли и желания. Лавина опровержений росла и ширилась, и в какой-то момент Хоро вспомнил высказывания Руна. Свирепого командира их расчёта, который, сидя напротив, поигрывал предохранителем лежащего на полусогнутых конечностях разрядника. Тогда странной речи командира он не придал значения. Сейчас в свете вдруг свалившихся открытий Хоро вспомнил каждое слово и убедился, что посетившие его крамольные мысли к командиру пришли гораздо раньше.

Пытаясь понять, что же стало отправной точкой их морального падения, Хоро пришёл к заключению, что толчком к размышлениям послужили пленные люди, охотно говорившие об их мироустройстве, и затянувшаяся война, конец которой забрезжил в самый неподходящий момент.

Колебания тревожных сигналов ударили по фибре. Шестеро сидящих в трёх километрах от генерирующей защитное поле установки воинов уставились в небо. Прямо над ними по участку непроницаемого силового барьера пошла зыбь. В пробитую брешь впервые с момента осады заглянули синеватые лучи родного светила, но чувств в сердцах воинов это не вызвало. Пробив прикрывший планету щит, созданное людьми излучение упёрлось в прикрывшее генераторы поле. Пробив и его, расчистило дорогу одной-единственной ракете, которая, мигом проткнув атмосферу, детонировала в зале накопителей, питающих силовые установки.

Округу залил нестерпимый свет, а затем мощнейший взрыв вывернул из земли сотни тысяч тонн породы, похоронившие надежды вахнов на благополучное завершение войны. Взрывная волна в радиусе десятка километров не оставила ничего целого. Врытый в землю защитный капонир не пострадал, но колебания почвы вышибли расчёт хазара из занимаемых лёжек.

Как только колебания сошли на нет, Хоро поднялся и остолбенело осмотрел мёртвых товарищей. Признаки жизни подавал только командир. Обрубленные нижние конечности плевались жизненным соком, но десантный костюм уже принялся за тяжёлые увечья. Когда Хоро разобрался в причинах, по его тщедушному трёхметровому телу прошлась праведная дрожь. Расчёт убил неосторожно включённый и выбитый встряской из рук Руна излучатель. Крутанувшись в воздухе, испускающее меняющий материю луч оружие убило весь расчёт Хоро. Нелепей гибели было не представить. Выбравшись из капонира, осмотрев поднимающееся зарево на месте разбитой установки, Хоро нырнул в уцелевшую кабину хазара.

— Отлично.

Глядя на последствия стянувшего с планеты защитное поле взрыва, генерал не старался сдержать бьющие через край эмоции.

— Приказ по флоту, — выдохнул он, склонившись над микрофоном общей связи. — Патрульным группам работать по графику. Шестому, седьмому, восьмому и девятому соединениям рассредоточиться над планетой, приготовиться…

Команды посыпались как из рога изобилия. Сотни кораблей пришли в движение, перекрывая поделённые на сектора обстрела участки поверхности. Железное кольцо вокруг осиротевшей без поля планеты окончательно сжалось. Когда подвижки флота были завершены, генерал обратился к оператору дальсвязи.

— Свяжите меня с адмиралом Двински.

Когда в ответ на собственный монолог об открывшихся возможностях и преимуществах немедленной атаки генерал выслушал категоричный приказ отойти от планеты, он не стал задавать лишних вопросов.

Поняв, что ненавистные захватчики глушат связь и ждать команд и пояснений бессмысленно, Хоро взгромоздился в кресло наводчика. Слившись с системой наведения, рассмотрев стянутые к планете силы, он приготовил хазар к бою.

Несусветная чушь, терзавшая его в капонире, при виде готового разрушить всё, чем он дорожит, флота, мигом испарилась, и Хоро вновь привычно ощутил себя остриём гнева. Остриём, готовым в восторженном порыве отдать самое ценное, что есть у живого существа. Он ждал. Ждал, когда хоть что-нибудь войдёт в зону действия вверенного ему оружия.

Застывшие на высокой орбите цели пришли в движение. Метки чужих кораблей отошли от планеты.

Просидев весь следующий цикл в ожидании атаки, так её и не дождавшись, он выбрался из кабины. Кожу освежил прохладный ночной бриз. Усеянное точками звёзд небо, много месяцев скрытое защитным барьером, приветливо смотрело на Хоро. Странно, но именно сегодня, когда его мир остался практически беспомощен, Хоро покинуло месяцами довлевшее чувство тревоги. Проанализировав действия людей, он понял, что в их тотальной бойне наметились серьёзные сдвиги. Рвущие покой мысли снова вернулись, но на этот раз Хоро не стал задвигать их в угол сознания.