Ей-богу, не шучу я. В самом деле, Завидно мне, что вновь одной из вас Счастливец на проспекте Руставели Свидание назначил в этот час.

Припомнив стародавние обиды, Вы нынче отомстили мне сполна За то, что вас аварские мюриды В седые увозили времена.

Как вы со мной жестоко поступили: Без боя, обаянием одним, Мгновенно сердце бедное пленили И сделали заложником своим.

Но чтобы мне не лопнуть от досады И не лишиться разума совсем, Одену вас я в горские наряды, Назначу героинями поэм.

В ущельях познакомлю с родниками, Ведя тропинкой, что узка, как нить, И будете вы жить над облаками И в дымных саклях замуж выходить.

В поэмах тех узнают вас грузины, Но – верю – не обидятся в душе И не найдут достаточной причины, Чтоб обвинить аварца в грабеже.

Пусть продолжают думать на досуге, Что на заре глубокой старины Им были за особые заслуги Волшебные создания даны.

Искрятся звезды над вершиной горной. О девушки грузинские, не лгу: Я пленник ваш, я ваш слуга покорный, Живущий на каспийском берегу.

Мне ваши косы видятся тугие, Мне ваши речи нежные слышны. Но все, что я сказал вам, дорогие, Держите в тайне от моей жены!

*

Прыгнув в поезд с перрона ночного, Укатить бы мне в Грузию снова. В первый день, как положено другу, Я попал бы к Ираклию в дом. И стихи мы читали б по кругу: Я – вначале, Ираклий – потом.

Вслед за первым день новый – не так ли? – Озарил бы в полнеба восток. И поэтов бы кликнул Ираклий, Чтобы с ними я встретиться мог.

Обнял всех бы, я им не кунак ли? Через сутки залез бы в вагон, И меня провожал бы Ираклий, Передав Дагестану поклон.

Все дела мне хотелось бы снова Суток на трое вдруг позабыть, Прыгнуть в поезд с перрона ночного И в Тбилиси к друзьям укатить.

ЗЕМЛЯ МОЯ

ГОРЦЫ

Радость скрыть они умеют, Если только это надо. Скорбь и горе не унизят: Не затмят слезами взгляда. И в душе их даже время Пламя страсти не остудит, – Это гор моих высоких Нестареющие люди.

Шире, чем донские степи, Их сердца в теснине горной, И под черной буркой совесть Никогда не станет черной. И ни песен их, ни тостов. Кто слыхал, тот не забудет, – Это гор моих высоких Замечательные люди.

И на дружбу верной дружбой Сердце в каждом отзовется, Но, в бою врага встречая, Сталь в том сердце разольется. Жизнь отдать они готовы, Если только надо будет, – Это гор моих высоких Несгибаемые люди.

Не велик числом народ мой, Но зато велик делами. Кровь отдаст за каплей каплю, Чтоб она взошла цветами. И ему нельзя не верить, Предан он своей отчизне На крутых, на самых резких Поворотах нашей жизни.

ЗЕМЛЯ МОЯ

На груди материнской Ребенок заснул безмятежно. Так и я среди гор Засыпаю в долине родной. И, от зноя укрыв, Чередою плывут белоснежной Облака, облака Над аулом моим, надо мной. И, как ласковый дед, Что склонился над люлькою внука, Над моим изголовьем Склонился раскидистый дуб. И уже я забыл, Что на свете бывает разлука И что свет этот белый Порою на радости скуп. Бесноватой реки Я гортанное слышу наречье – Это песня потока, По камням летящего с гор. В этой песне душа, В этой песне слова человечьи, Наизусть эту песню Я знаю с младенческих пор. Я вернулся домой, И меня здесь приветствовать рады Седовласые горы, Почтенные, как старики. И, как очи любимой, Как очи моей Шахразады, Чистотою своей Опьяняют меня родники. Как мне дорог всегда Ты, надоблачный край мой орлиный, Что учил меня жить И, любя, не жалел ничего, Дал мне мужество ты, Познакомил С геройской былиной, Дал мне звонкою песню Родного отца моего.

УТРО

Встает заря над гребнем гор, Снега посеребрив. Подруга слышит птичий хор, Окошко растворив. «Что снилось, милая, во сне?» – Поет чабан чуть свет. «Мне снилось – ты пришел ко мне», – Она ему в ответ… Поплыл по Каспию баркас, Косую бросив тень. Так в Дагестане в этот час Родился новый день.

МОРЕ

Не в праздный час (Он неизвестен мне) Стремлюсь к тебе И жду с тобою встречи. Люблю побыть с тобой наедине, Когда мне горе падает на плечи. Люблю, когда бескрайняя вода У ног моих седеет и вздыхает. На берег твой Я выхожу всегда, Когда для песен слов мне не хватает. Люблю твой грохот у подножья гор, И чайки крик, И маяки в тумане; В час бури твои рокочущий простор Всегда напоминает поле брани. Люблю смотреть, как волны предо мной То, как враги, Сойдутся в злобной пене, То вдруг, устав, Одна перед другой Как бы в бессилье Встанет на колени И белый парус выбросят вдали, Как будто флаг рука парламентера. И вот из бухт выходят корабли И вдалеке скрываются от взора. Они уйдут, И берег, может быть, Им на соленом вспомнится просторе. Так я, уехав, не могу забыть Скалистый берег Вспененного моря.

*

Говорят, что посмертно Тела наши станут землею. Я поверить готов В немудреною эту молву. Пусть я стану частицей Земли, отвоеванной с бою, Той земли, на которой Сейчас я всем сердцем живу.

АХИЛЬЧИ

Которое лето с тобой мы не вместе! И нету ни писем твоих, ни открыток! Ахильчи! О брат мой, пропавший без вести, Нет, Я не ищу тебя в списках убитых. Я помню, как ты – Шаловливый, упрямый – Все бегал в долины, где дикие утки. «Ахильчи, Ахильчи!» – Звала тебя мама, Но ты объявлялся на пятые сутки.

Я знаю, Что, верный привычке старинной, И нынче, как мальчиком, бродишь ты где-то. И вот я отгадываю причины. Их много… Но только не эта, Не эта.

Ведь, прежде чем в громе последнего боя Ты пулею был бы убит или ранен, Она обожгла бы и сердце другое – Ведь матери дышат сыновним дыханьем. Но мать, Для которой ты мальчик упрямый, Все смотрит на запад, И слезы не льются… «Ахильчи! Ахильчи!» – Зовет тебя мама… Нет, Пуля к тебе не могла прикоснуться.

*

Моей земли не умирают люди, Пусть даже бой, – Я наш закон пою: Родится мальчик, и носить он будет Живое имя павшего в бою.

А если дом испепелен пожаром, Мы строим новый. Заходи к нам, друг! Так дуб столетний не бывает старым – Шумит ветвями поросль вокруг.

*

Когда мы шли в далекие края, «Куда?» – не задавал вопросов я. Я спрашивал: «Когда назад вернемся?» – Там оставалась родина моя.

КРОВЬ И СЛЕЗЫ

Из раны кровь стекает струйкой длинной, По ни слезинки… Есть у нас закон: Дороже крови слезы для мужчины. А иначе – какой мужчина он?

*

Я помню, как в детстве, Когда я заплачу порой, И, слез не жалея, От нечего делать реву, Меня не игрушкой отец успокаивал мой, Он скажет бывало: – Смотри, не поедешь в Москву. – И я умолкаю, Не зная страшнее угроз, Со щек вытирая ленивые капельки слез. Но вот уже юность – Десятый кончается класс. Мне шепчет подруга: – Знаком ли ты, милый, с Москвой? – В то время Москва Только снилась мне тысячи раз, Но, помню, в ответ Я, краснея, кивнул головой. Теперь я в столице Живу на бульваре Тверском. Весна надо мной Закипает в бурлящей листве. Мне милая пишет О нашем ауле родном, Ревнуя немного Меня в своих письмах к Москве.

И ЗВЕЗДА С ЗВЕЗДОЮ ГОВОРИТ

*

Ловчий голову клонит понуро, Грусть охотничью как не понять, Если сам златорогого тура До сих пор не сумел я поймать.

Человеческих чувств не сокроешь, И себя все надеждою льщу, Что однажды заветных сокровищ Я волшебный сундук отыщу.

Там, где тропы кружить не устали, Все пытаюсь найти я родник, Чтобы сердцем к нему, как устами, Вы припали хотя бы на миг.

И ложатся слова на бумагу, Я над ней, как над люлькой, дышу. Сладкой каторге давший присягу, Снова мучаюсь, снова пишу.

ГОРЦАМ, ПЕРЕСЕЛЯЮЩИМСЯ С ГОР

Горцы, вы с новой свыкаясь судьбою, Переходя на равнинный простор, Горство свое захватите с собою, Мужество, дружество, запахи гор.