Перед дорогою, на перепутье, Перебирая нехитрый свой груз, Говор ущелий в горах не забудьте, Горскую песню, двухструнный кумуз!

Не оставляйте своих колыбелей, Старых, в которых баюкали вас, Седел тугих, на которых сидели Ваши отцы, объезжая Кавказ.

Земли щедрее на низменном месте, Больше там света, тепла и красот… Чистой вершины отваги и чести Не покидайте, спускаясь с высот.

Вы, уходящие в край, напоенный Солнечным светом, водой голубой, Бедность забудьте на каменных склонах. Честность ее заберите с собой!

Вы, оставляя родные нагорья, Не переймите изменчивость рек. Реки бегут и теряются в море, – Сущность свою сохраните навек!

Горцы, покинув родные жилища, Горскую честь захватите с собой – Или навечно останетесь нищи, Даже одаренные судьбой.

Горцы, в каких бы лучах вы ни грелись, Горскую стать сохранить вы должны, Как сохраняют особую прелесть Лани, что в горном краю рождены.

Горцы, кувшины возьмите с собою – Вы издалека в них воду несли, С отчих могил захватите с собою Камня осколок, щепотку земли!

Горцы, внизу вам судьба улыбнется. Встретит вас слава на новом пути. Горцы, храните достоинство горцев, Чтобы и славу достойно нести!

ПРОКЛЯТИЕ

Проклятье бурдюку дырявому, В котором не хранят вино, Проклятие кинжалу ржавому И ржавым ножнам заодно.

Проклятие стиху холодному, Негреющему башлыку, Проклятье вертелу свободному, Нежарящемуся шашлыку!

Проклятье тем, кто и понятия Иметь о чести не привык, Проклятие, мое проклятие Унизившим родной язык.

Тому проклятье, в ком прозрения Не знала совесть на веку. Пусть примет тот мое презрение, Кто дверь не отпер кунаку.

Будь проклято в любом обличии Мне ненавистное вранье. Забывшим горские обычаи Презренье горское мое!

Будь проклят, кто на древе замысла Боится света, как сова, И тот, кто клятвенные запросто Бросает на ветер слова.

В кавказца, как бы он ни каялся, Проклятьем выстрелю в упор, Когда бы он начальству кланялся, А не вершинам отчих гор.

Будь проклят, кто забыл о матери Иль в дом отца принес позор. Будь проклят тот, кто невнимателен К печали собственных сестер.

Проклятье лбу, тупому, медному, И тем, кто лести варит мед, Проклятие юнцу надменному, Что перед старцем не встает.

Проклятье трусу в дни обычные, Проклятье дважды – на войне. Вам, алчные, вам, безразличные, Проклятье с трусом наравне.

Мне все народы очень нравятся. И трижды будет проклят тот, Кто вздумает, кто попытается Чернить какой-нибудь народ.

Да будет проклят друг, которого Не дозовешься в час беды! И проклят голос петь готового В любом кругу на все лады!

*

Не прибегая к притчам, В горы пришла весна, Соломинку в клюве птичьем, Ликуя, несет она.

Играет потоком грозным, Расплавившая снега. И бык, раздувая ноздри, В землю вонзил рога.

Глаза заливает охра, Но голову к облакам Вновь поднял он, и присохла Парная земля к рогам.

И внучкою, может статься, Со старцем сидит весна, И гладит бороду старца Теплой рукой она.

Веснушчатая, полощет Белье в голубом ручье И льет серебро полночи У дерева на плече.

Сделалась первой свахой, И нежно звучат слова, И кружится под папахой Влюбленного голова.

Весна, поклоняясь грозам, Над лермонтовскою тропой Подкрасила губы козам Молоденькою травой.

Пахотой увлеченная, Полем идет, вольна, И справа ложится черная, Лоснящаяся волна.

И радуюсь не во сне я, И, солнце прижав к груди, В горах говорю весне я: «Надежда моя, входи!

Входи ко мне в трелях птичьих, В мокрой траве лугов, Входи на кончиках бычьих, Черненных землей, рогов».

*

Зеленеют поля и полянки, Блещут зеленью долы и луг, Словно их постирали горянки, А потом расстелили вокруг.

Зеленеют поля и полянки, Ну а мы все седеем, мой друг.

Заалела заря, заалела, Стало облако розовым вдруг. И на головы бычьи умело Брошен пурпур из огненных рук.

Заалела заря, заалела, Ну а мы все седеем, мой друг.

Голубеют сквозные просторы, Синей бездны заоблачный круг, Синий сумрак, окутавший горы, Колокольчика синего звук.

Голубеют сквозные просторы, Ну а мы все седеем, мой друг.

Молодеют поля и долины… Не лукавь, ну какой в этом прок, И не лги, будто пух тополиный, А не снег на виски наши лег.

Мы с тобой не поля, а вершины, Что белы даже в летний денек.

ВРЕМЯ

Время скалы покрыло морщинами, Ранит горы, летя как поток, Расправляется даже с мужчинами, Их сгибая в положенный срок.

Это время – травою зеленою Опушило заоблачный луг. Это время – слезинкой соленою По щеке проползло моей вдруг.

На цовкринца смотрю: не сорвется ли? По канату идти тяжело. Мне с цовкринскими канатоходцами Время сходство давно придало.

Это время – хвостами не лисьими Заметает следы наших ног, Но опять над опавшими листьями Лес весеннее пламя зажег.

Бьют часы на стене и за стенкою. Радость, к сердцу людскому причаль И дружи с часовою ты стрелкою, Пусть с секундною дружит печаль.

*

А. Райкину

…И на дыбы скакун не поднимался, Не грыз от нетерпения удил, Он только белозубо улыбался И голову тяжелую клонил.

Почти земли его касалась грива, Гнедая, походила на огонь. Вначале мне подумалось: вот диво, Как человек, смеется этот конь.

Подобное кого не озадачит. Решил взглянуть поближе на коня. И вижу: не смеется конь, а плачет, По-человечьи голову клоня.

Глаза продолговаты, словно листья, И две слезы туманятся внутри… Когда смеюсь, ты, милый мой, приблизься И повнимательнее посмотри.

МОЙ ВОЗРАСТ

Как в детстве я завидовал джигитам! Они скакали, к седлам прикипев, А ночью пели у окон закрытых, Лишая сна аульских королев.

Казались мне важнее всех событий Их скачки, походившие на бой. Мальчишка, умолял я: «Погодите!» Кричал: «Возьмите и меня с собой!»

Клубилась пыль лихим парням вдогонку, Беспомощный, в своей большой беде Казался я обиженным орленком, До вечера оставленным в гнезде.

Как часто, глядя вдаль из-под ладони, Джигитов ждал я до заката дня. Мелькали месяцы, скакали кони, Пыль сединой ложилась на меня.

Коней седлают новые джигиты; А я, отяжелевший и седой, Опять кричу вдогонку: «Погодите!» Прошу: «Возьмите и меня с собой!»

Не ждут они и, дернув повод крепко, Вдаль улетают, не простясь со мной, И остаюсь я на песке, как щепка, Покинутая легкою волной.

Мне говорят: «Тебе ль скакать по склонам, Тебе ль ходить нехоженой тропой? Почтенный, сединою убеленный, Грей кости у огня и песни пой!»

О молодость, ужель была ты гостьей, И я, чудак, твой проворонил час? У очага пора ли греть мне кости, Ужели мой огонь уже погас?

Нет, я не стал бесчувственным и черствым, Пусть мне рукою не согнуть подков, Я запою, и королевам горским Не дам уснуть до третьих петухов.

Не все из смертных старятся, поверьте. Коль человек поэт, то у него Меж датами рождения и смерти Нет, кроме молодости, ничего.

Всем сущим поколениям ровесник, Поняв давно, что годы – не беда, Я буду юн, пока слагаю песни, Забыв про возраст раз и навсегда.

*

Мне ль тебе, Дагестан мой былинный, Не молиться, Тебя ль не любить, Мне ль в станице твоей журавлиной Отколовшейся птицею быть?

Дагестан, все, что люди мне дали, Я по чести с тобой разделю, Я свои ордена и медали На вершины твои приколю.

Посвящу тебе звонкие гимны И слова, превращенные в стих, Только бурку лесов подари мне И папаху вершин снеговых!

СОБРАНИЯ

Собрания! Их гул и тишина, Слова, слова, известные заранее. Мне кажется порой, что вся страна Расходится на разные собрания.

Взлетает самолет, пыхтит состав, Служилый люд спешит на заседания, А там в речах каких не косят трав, Какие только не возводят здания!