Маленький годовой налет летчиков нашего полка в 70-80 часов объяснялся простой причиной. В начале 50-х мы готовились воевать с Западом весьма серьезно, поэтому часть бомбардировочных полков перевели в состояние повышенной готовности, полки «первого удара». Считалось, что эти полки должны были нанести моментальный ответный (или упреждающий, это уж как смотреть) удар по противнику. Для их тренировок выделялась большая часть ГСМ. С нами на аэродроме стоял такой полк, так у них в год выходило часов 200-300 налета. Потом, когда острота возникновения войны снизилась, нормы ГСМ уравняли, и во всех полках стало выходить часов по 110-150 налета. Так вот, у нас полеты строились таким образом – как правило, на неделю приходилось два летных дня и одна ночь. Или – две ночи и один день. Днем – на боевых самолетах, на Пе-2, ночью – на «кукурузниках».
Надо сказать, что в мирное время служба в ВВС представляла собой непрерывное соревнование, фактически это был своего рода спорт. Соревнование здорово подталкивало творческую мысль, в том числе и в области боевого применения. Соревновались во всем. «Итоги подводили как в конце каждого месяца, так и в конце года. За победу в соревнованиях в основном «расплачивались» почетными грамотами. Было и материальное поощрение, но оно на фоне самих по себе больших заработков летчиков было незначительным и малозаметным. Хотя могли подбросить и что-нибудь более весомое. У меня самого есть именной серебряный портсигар от генерал-инспектора ВВС и именные золотые часы от главкома ВВС.
Вот история моего серебряного портсигара.
Мы еще летали на Пе-2 и стояли на аэродроме Гросс-Энцерсдорф. Стрелковая подготовка летчиков, штурманов и стрелков-радистов была на мне. Стремясь сделать процесс обучения как можно более эффективным, я изобрёл специальный стрелковый тренажер для тренировки в стрельбе из пулеметов по воздушной цели с упреждением.
Идея тренажера была такой: за полотняным экраном располагалась планка, на которой на расчетном расстоянии друг от друга крепились лампочки. В центре экрана на диске-подставке с контактами располагался макет иностранного истребителя (макетов было несколько, они имитировали разные типы истребителей). На определенном расстоянии от экрана на треноге стоял коллиматорный прицел. Во время занятия, проворачивая диск, устанавливаешь ракурс макета самолета (от 1/4 до 4/4), контакты замыкаются, и за экраном вспыхивает лампочка, указывая величину упреждения. Причем лампочки загорались на разных расстояниях, в зависимости от типа истребителя с учетом его размера, скорости и его ракурса. Вот так, выводит стрелок упреждение, а твоя задача только включить лампу и проверить, правильно ли обучаемый установил его величину. Если прицел установлен «мимо» вспыхнувшей лампы – значит ошибся. Более того, я внедрил этот очень простой тренажер не только в нашем полку, но и во всей дивизии.
Через некоторое время наш полк проверял генерал-инспектор ВВС, генерал-лейтенант (помню как сейчас) Буянский Н.Н., естественно, с целой свитой облеченных властью товарищей. Эта комиссия, уполномоченная Военным Министерством, устроила жесточайшую проверку всем* полкам дивизии.
Проверка длилась с 1 по 17 февраля 1953 года, и мы не знали ни сна, ни отдыха. У летчиков, стрелков-радистов и штурманов проверяли стрельбу на всех режимах. Стреляли везде. В воздухе из пулеметов по конусу, и одиночно, и группой. Стреляли в тире из пулеметов. Даже из личного оружия. К слову: из ТТ на «отлично» надо было выбить не меньше 45 из 50. Я входил в сборную ЦГВ по стрельбе, мне этот норматив было выполнить – раз плюнуть.
Командир полка страшно боялся: «Тебя, рационализатора, за твою стрельбу снимут! Так тебе и надо! А меня-то за что?!» Трясли ведь нас постоянно, было чего бояться.
Я как черт с топором бегал, не было у нас, честно говоря, материальной базы для такой проверки. Вот ставят тебе, к примеру, задачу: «Завтра комиссия будет проверять в тире стрельбу стрелков-радистов из пулеметов по движущимся и появляющимся мишеням». Да еще с упреждением. А я как начальник ВСС, должен был это всё подготовить – и тир, и мишени, и прочее. И плюс ко всему, ежедневные командирские внушения. В общем, к концу проверки убедил меня командир, что снят я буду однозначно.
Закончилась эта страшная проверка, собирают руководящий состав полков дивизии в Доме офицеров в Асперне (это пригород Вены). Читать собираются «Акт проверки воздушной армии», естественно, не целиком, а то, что касается нашей дивизии. Предупреждают, что «имейте в виду, чья фамилия по тексту упоминается, должен встать без команды и стоять, пока к другому не перейдут, после этого можно садиться, тоже без команды». Все трясутся, как осиновые листы.
И вот как кого ни поднимут (к примеру): «Гвардии подполковник Шишкин-Мышкин, допустил то-то и то-то, что привело к тому-то и тому-то! Садитесь – майор!» – и в звании майора подполковник садится. Очередного поднимают – майора – садится капитаном, потом гвардии капитана – садится старшим лейтенантом и т.д. Идет страшный разнос.
Доходит очередь и до меня: «Гвардии капитан Пунёв!» Встаю. В голове бьется единственная мысль – сбылось предсказание командира полка, прощайте, капитан Пунёв, здравствуйте, старший лейтенант. «Гвардии капитан Пунёв в систему обучения воздушной стрельбе полков дивизии внедрил им изобретенный тренажер. Тренажер показал высокую эффективность, практически без всяких затрат». И т.д., и т.п. Тут весь зал смотрит в мою сторону. Если б вместо глаз лазеры были, они бы меня испепелили. «От имени Командующего воздушной армией гвардии капитан Пунёв награждается именным серебряным портсигаром!» Заканчивается доклад, выходим из зала, а со мной никто не здоровается и не прощается! Никто! И я одиноко поплелся в полк. Всех поимели, одного меня похвалили – «белая ворона». Вроде и похвалили, а хуже, чем оплевали.
Самое интересное, что комполка мне этот портсигар перед строем вручать не стал, как это обычно полагается. Знать меня с того дня не хотел, не простил моего успеха. О том, что мне портсигар полагается, я постарался забыть побыстрее и не упоминать, поскольку отношения с ребятами надо было налаживать снова. «Проставиться» надо было обязательно, и не раз. Но недели через две ловит меня начстрой: «Пунёв, приди, забери портсигар, пока не потерялся! Я командира спрашиваю: «Когда вручать будем?», а он все «на потом». Забери его, от греха подальше». Забрал.
Именные часы мне достались «меньшей кровью» за победу на соревнованиях по стрельбе. Тогда проводились крупные соревнования Центральной группы войск. Я был членом команды 2-й воздушной армии. Стреляли мы из малокалиберной винтовки, карабина Мосина и пистолета ТТ. Хотя такая стрельба была совершенно нам не по профилю (например – от сухопутных армий выступали команды армейских снайперских школ), но, тем не менее, мы стреляли значительно лучше многих и показали один из самых высоких результатов.
* АО-50 – 50-килограммовая артиллерийская осколочная бомба, изготовленная из артиллерийского снаряда с приваренным к нему стабилизатором.
Экипаж Ил-28 бортовой № 11
Соревнование серьезно заставляло и командиров совершенствовать процесс учебно-боевой подготовки. В боевом соревновании был еще один, мало кем отмечаемый, момент. Часто бывало, что командир того или иного ранга находился в не очень хороших взаимоотношениях со своим замполитом. И тот мог здорово «подгадить» нелюбимому командиру, объявляя его подразделение отстающим по политической подготовке, а это, я скажу, была гадость первостатейная. Так вот, победа на учениях того или иного ранга (что часто ставило в боевом соревновании подразделение на первое место) автоматически делала командира-победителя отличником не только боевой, но и ПОЛИТИЧЕСКОЙ подготовки, потому что не может быть отличник боевой подготовки отстающим по политической. Наоборот – да, а так – нет. Своей победой в соревновании командир просто ставил такого замполита «на место».