Приборная доска с самым полным комплектом приборов. Ил-28 был оборудован рядом совершенно новых: АРК, ПСБН, радиодальномер, РВ-2, РВ-10, маметр (этот прибор показывал соотношение скорости самолета и скорости звука, смотришь на него, и видишь, сколько стрелке до красного поля осталось, если она в красное поле вошла, значит допустимую скорость ты превысил, и сейчас тебя «разбирать на части» начнет), курсоглиссадные приборы слепой посадки (компараторы), прицел ОПБ-5 и т.д. Кабина была просто напичкана приборами, причем, мне все приборы нравились и я их все любил. Но, по-моему, дальше увеличивать их количество было уже некуда. Надо было наоборот их как-то группировать, что бы летчик получал какуюто общую информацию. Приборы были везде: и спереди, и слева, и справа. Например, только по маслу и топливу вот сколько приборов было: давление масла, давление топлива, расход топлива – два умных прибора – показывали минимальное количество топлива в передней и задней группах баков (если меньше 500 литров в одной из групп, загоралась красная лампочка).

Был прибор, сигнализирующий сиреной о постановке РУДа на холостой ход при убранных шасси. Это уже в полку было, отрабатывали применение ночью. У нас один исхитрился и, снижаясь с высоты более 10 тысяч метров, поставил РУД на холостой ход (это нормально). Сирена, естественно, завыла. Дело было ночью, снижаться долго, он сирену слушать не захотел и ее отключил (есть специальный тумблер). И до самой земли. Он прошел дальний привод, ближний привод и только на выравнивании все увидели, что у него не выпущены шасси. И он «животом», мотогондолами о бетонку как приложился! Фейерверк! Искры во все стороны фонтанами! Правда, машина не загорелась. Он вылезает, шлемофоном о землю хлоп!: «Дурак старый! Это ж надо суметь!..» А ведь опытный летчик был.

Майор Пунёв у своего Ил-28 бортовой № 13. И не боялся ведь… 1960 г., аэродром Веселое, Крым

У кресла летчика была бронеспинка с бронезаголовником. Не знаю, выдерживала ли она попадание крупнокалиберных пуль, но главное было в том, что она – бронеспинка – есть, это уверенность придает. У штурмана, кстати, бронеспинки не было, но его кабину отделяла очень толстая дюралевая бронеплита. Бронестекол тоже не было. На фонаре были очень толстые, но обычные стекла.

Кислородное оборудование было удобным и надежным. Вначале было так: поскольку большинство полетов были высотными, то приходилось надевать маски. Однако, по старой памяти маски надевали, только когда поднимались выше 4 тысяч метров. Ниже летали без кислорода. Потом пришел приказ: «Кислородное оборудование проверяется, и маска надевается на земле». Сел в кабину, устроился, всё проверил, кислородный поток включил, проверил нормальную и аварийную подачу, проверил чистый кислород, и устанавливаешь на «авто». Всё – можно в воздух. Кислорода хватало часа на четыре.

Сам по себе пилотировался Ил-28 легко. Правда, усилия на рули надо было прикладывать посильнее, не как на Пе-2, когда рулишь «мизинчиками». Поначалу, пока не привыкли, считали, что Ил-28 «дубоват»: когда скорости максимальные – рули почти не сдвинешь, как стояли в среднем положении, так и стоят, туго ходили. Потом разобрались, и всё пришло в норму. Скорости совершенно другие – аэродинамическое заклинивание рулей (тогда бороться с этим не умели). Но на основных скоростях 700-800 км/час Ил-28 – легкая в управлении машина.

Зимой и летом летали в разной одежде. Летний костюм лёгкий, песчаного цвета. Весной и осенью – реглан. Реглан, кстати до сих пор у меня хранится. Мне его выдали в 1948 году, а сшит он был еще в 1940-м. Да как сделан! До сих пор не один шов не разошелся. Умели делать. Зимой меховая куртка, во время полетов над морем – спасжилет-«капка». Парашют, пистолет. Кабина очень комфортная. Там одежда не для полетов, хоть в трусах летай, нам на аэродроме ходить в чем-то надо было. Противоперегрузочных костюмов не было. Их тогда, по моему, даже у истребителей не было, не то, что у нас.

Кстати, со сменой матчасти в полках перевооружали и летчиков. Вначале у нас был ТТ. Хороший пистолет. Бой сильный, резкий. Когда мы стали летать со «спецоружием», то выдали нам автоматические пистолеты Стечкина (АПС). Очень хороший, удобный, надежный – 20 патронов магазин (а я еще 21-й в патронник загонял), автоматический огонь, деревянная кобура- приклад. Я из АПС с руки стрелял на 50 м – так что ни выстрел, то десятка.

Хоть и хорошо жилось за границей, но за десять лет настолько мне там всё так опротивело, что я просто «забомбил» командование рапортами с просьбами о переводе меня в Советский Союз. В июле 1955 года моя мечта сбылась *, и я был назначен в 819 гв.бап выведенной на Украину 164-й гв.бад, который базировался в Мелитополе, и затем в Запорожье. В Запорожье моим командиром полка был Константинов, а после него мой большой друг Слава Изварин. Здесь я продолжил летать на Ил-28.

Венгерские события 1956-го года нас немного затронули. Наш полк находился в боевой готовности, этим всё и закончилось. С теми днями связана история, произошедшая со знакомым мне летчиком. Фамилия его была Бобровский. Мы не были друзьями, а познакомились мы во время войны в запасном авиаполку, где он был инструктором. От фронта он «бегал» как только мог, мы его звали «инструктор по рулежке», поскольку он проверял машины каждому выпуску пилотов на фронт. Ясное дело, что никаким авторитетом он у нас не пользовался.

И тут узнаю, что Бобровский за венгерские события получил «Героя». Посмертно. Ого! Каким же это образом? Оказывается, послали его на разведку, начали венгры по нему садить из зениток. Поскольку он настоящую войну видел только на картинках, то, естественно, о противозенитном маневре не имел ни малейшего понятия. Бьют по нему, венгры, бьют, и постепенно разрывы его самолет догоняют. Видя это, ему с наземного КП кричат: «Эй парень! Ты что делаешь?! Собьют сейчас тебя на хрен, уворачивайся, маневрируй!» А он, так картинно, в ответ: «Не мешайте, я выполняю задание!» Только он это сказал, его сшибают. Весь экипаж погиб. На этом бы всё и закончилось, но кто-то из «дьячков»- политработников его «героические» слова слышал и так восхитился, что представил к Герою Советского Союза.

Вот и такое бывает. Был бы на его месте нормальный боевой летчик, вряд ли бы он Героя дождался, он просто не дал бы себя сбить *.

Летая на Украине, мы в основном использовали полигоны в Широколановке (восточнее Одессы), Херсонский, косу Бокал в Крыму и крупнейший полигон Калиновка.

Максимальная бомбовая нагрузка Ил-28 – три тонны. Всё только на внутренней подвеске. Калибр используемых бомб: 100, 250, 500, 1000 и 3000 килограмм. Всеми ими мы бомбили как обычно, а с «трехтонкой» тренировались и для применения «спецоружия».

Бомбометание на Ил-28 производилось с высот 500 метров и выше. 500 метров это уже считалось низковысотное бомбометание. Для штурмовки Ил-28 предназначен не был, и никаких упражнений на этот счет не предусматривалось. Прицел для бомбометания стоял в кабине штурмана – ОПБ-6СР (оптический прицел бомбардировочный, тип 6, связанный с радаром) – «пиратская» версия американского «Нордена». Прицел обеспечивал очень высокую точность бомбометания. Я, бросая бомбы с 10 тысяч метров, укладывался в 30 метров от точки прицеливания. Гарантировать такое попадание, конечно, не мог, но в «отличный» норматив я укладывался всегда. Сейчас не хочется ошибиться, но по-моему для 10 тысяч «отлично» – это попадание до 150 метров от точки прицеливания, «хорошо» – где-то 200- 300 метров, «удовлетворительно» – до 400 или чуть меньше.

Самым серьезным недостатком ОПБ-6СР была его незащищенность от помех. Когда наш полк летал со «спецоружием», то мы тренировались, имитируя ночное бомбометание по Севастополю, по его военно-морской базе. Так нам Севастопольская ПВО ставила такие помехи, что кроме радиальной сетки ничего на экране локатора прицела не было видно. Помню, штурман во время этих учений постоянно спрашивал: «Ну и как прикажете бомбить?»