Нашлось простое объяснение истории Бульчу.

— Он боялся оспы,— сказали советские работники.— Страх помутил его рассудок.

— А быть может,— добавили другие,— болезнь все же догнала и схватила его. Он был болен, и ему грезились мертвецы, как всякому человеку, который стоит на пороге смерти.

Я обратил внимание на то, что Бульчу рассказывает все медленнее и неохотнее. Подолгу раскуривает трубку, кашляет, делает длинные передышки. О «снах на стене» и о дудинском гусе у него получалось куда живее. То ли старый нганасан устал рассказывать, то ли его смущало выражение лица Савчука.

Этнограф вежливо сдерживал зевоту.

Судя по всему, очевидец не оправдал его надежд. Вот чего я опасался с самого начала!..

Глава восьмая

„ДОБРОЕ ДЕРЕВО"

1

В чуме было очень дымно. Вдобавок сильно коптила парадная керосиновая лампа, зажженная, по-видимому, по случаю нашего приезда. Мы с Савчуком извинились перед хозяевами и вышли на свежий воздух.

— Чем вам не нравится рассказ Бульчу? — спросил я вполголоса.

— Слишком много подробностей,— ответил Савчук.

— Как? — изумился я.

— Да, слишком много ярких, красочных подробностей. Я поверил бы Бульчу, если бы он говорил о печальном, лишенном растительности ущелье, о каменистых берегах реки, поросших тальником, о снеге в глубоких расщелинах, который не тает даже летом. Это было бы естественно, это было бы правдоподобно. Именно таков пейзаж гор Бырранга, как я его представляю себе. А у Бульчу получается какой-то тундровый рай. Лес, ягодники, полно зверья…

— Преувеличил, вероятно. Это можно допустить, но в своей основе…

— Нет, подумайте только: откуда лес? И какой лес?! Деревья в два-три человеческих роста. Вы видели деревья около Новотундринска на краю леса. А ведь Новотундринск расположен намного южнее гор Бырранга. И потом — это горы, горное плато. Поймите: мрачные пространства за семьдесят пятой параллелью, самая северная часть материка! Там нет леса и не может быть!

— Но ведь живут же там или жили люди? Вы сами надеетесь, что «дети солнца»…

— Живут. Однако совсем в других условиях! Мы даже не представляем себе, как им трудно жить! Гораздо труднее, во сто крат труднее, чем жилось нганасанам!. Обратили внимание, как реагировали нганасаны на виды Сочи в кино? Просто не поверили в Сочи, и всё. Слишком много деревьев, слишком высокие деревья, чтобы в них поверить. А Бульчу наворотил бог знает чего! И лес, и густая трава, и теплынь… Какие-то субтропики за Полярным кругом!..

— Ну, не субтропики, конечно…

— Хорошо, пусть не субтропики — тайга! Уголок тайги в горах Бырранга! По описанию Бульчу, это типичный пейзаж сибирского леса где-нибудь в Эвенкийском округе, в районе Нижней Тунгуски. Бывали там?

— Нет, не бывал.

— В этих местах странствует Лиза сейчас… Каково? Не семьдесят пятая, а шестидесятая параллель! И впрямь пойдет голова ходуном. Где тундра, а где тайга! Где юг, а где север!

Савчук покрутил головой и сердито фыркнул.

— Все это обычные фантастические узоры шаманских прорицаний, не больше,— продолжал он, уже не стараясь скрыть раздражения.— Ведь лес — настоящий, высокий лес — нечто столь же сказочное и необычное для жителя тундры, как для нас с вами, скажем, чертоги Черномора! Недаром шаманы «летают» в лес во время камлания. Видали когда-нибудь камлание?

— Нет. Никогда.

— Я насмотрелся на него на своем веку… Жуткое зрелище, доложу я вам: не то падучая, не то корчи сумасшедшего. Неистовыми прыжками, кружением на месте доводят себя до одури, до исступления…

— Кажется, применяют настой из ядовитых грибов взамен гашиша или опиума?

— Это на Чукотке. Но, конечно, главный элемент — притворство. Когда зрители уже доведены до накала и сами готовы пуститься в пляс, шаман падает на землю. Подготовка закончена. Ворочается на земле, хрипит, храпит, словно человек, одолеваемый кошмарами. Пена клубится на губах. Изо рта вырываются отрывочные фразы, слова. А сидящие вокруг со страхом и благоговением внимают священному бреду. «Я лечу над тундрой!— выкрикивает шаман.— Птица задела меня по лицу крылом. Я сел на высокое дерево… Я в Стране Мертвых… Духи окружили дерево, на котором сижу… Сейчас начну их вопрошать».

— Стало быть, шаманы совершают как бы служебные полеты в Страну Мертвых?

— Именно служебные. Очень удачно выразились! Это их регулярные командировки к начальству за инструкциями.

Мы посмеялись.

— Ну, представляете себе,— продолжал этнограф,— как изучена в связи с этим топография сказочной Страны Мертвых (она же Страна Семи Трав). Э, да что говорить!..

— Так вы думаете, что те советские работники, которые слушали рассказ Бульчу до нас с вами…

— Бесспорно, отнеслись скептически к нему именно по этой причине.

Но передо мною мерцали простодушные и добрые, выцветшие от старости глаза старого охотника. Я вспомнил, как он сидел у очага, глядя на угольки, устало сгорбившись, и рассказывал — медленно, вяло, с видимой неохотой. Ничего похожего на похвальбу! Он словно бы удивлялся тому, что произошло с ним. Нет, голову готов прозакладывать: все, что угодно, но не обман!

— Не сознательный обман, допускаю,— согласился Савчук.— И на меня Бульчу произвел хорошее впечатление. Значит, сам находится в заблуждении.

— То есть?..

— По-видимому, правы те, кто считает, что болезнь помутила его рассудок. Действительность причудливо переплелась в его голове с россказнями шаманов. Ведь и после выздоровления («возвращения») Бульчу находился долгое время под контролем или опекой шаманов. Они имели возможность «уточнить» подробности «маршрута», подсказать отдельные особенности сказочного пейзажа, так сказать, навести окончательный глянец.

— Жаль! — сказал я в раздумье.— Может, хоть часть из того, о чем говорил Бульчу, соответствует действительности? Например, цветы! В предгорьях Бырранги, говорят, много цветов.

— Правильно. Но когда?.. Когда появляются в тундре цветы?.. Летом. В разгар лета!.. А Бульчу толковал о весне. Да еще, заметьте, о ранней весне! Всюду, по его словам, еще снег лежит, а в сказочном ущелье лето! Цветы, трава и вдобавок земля теплая. Чуть ли не горячая на ощупь!

— Это уж совсем непонятно! Почему же горячая земля?

— Говорю вам: типичные фантастические узоры шаманских прорицаний! Рассчитано на то, чтобы поразить воображение жителей тундры. Тундра— это арктическая степь, так?

— Так.

— Значит, в Стране Семи Трав — лес, деревья, пышная растительность! В тундре — лед, снег, земля проморожена насквозь? Соответственно, в Стране Семи Трав — теплынь, вечное лето, горячая земля!.. Сказочный образ строится по принципу контраста, понимаете?

— Мне бы все-таки хотелось верить Бульчу,— сказал я.— Он как раз из тех людей, которым хочется верить. Уж очень простодушное, честное у него лицо.

— Я бы и сам хотел поверить,— пробормотал Савчук.— Если бы не этот фантастический, ни с чем не сообразный лесной пейзаж, я бы с восторгом поверил в то, что старый охотник в своей молодости бывал среди «детей солнца»…

Одновременно вздохнув, мы повернулись и вошли обратно в чум.

2

Хозяева готовились ко сну. Нам с Савчуком уже постелено было роскошное ложе из оленьих шкур, на котором лежало несколько хороших спальных мешков.

Савчук, сохраняя мрачный вид, принялся стаскивать с себя бакари, меховые сапоги.

Я понимал и в какой-то степени разделял его угнетенное настроение. Выходит: попали не по адресу. Неправдоподобная Страна Семи Трав, где побывал Бульчу, не была, не могла быть той страной, куда стремились мы с Савчуком.

Со всей придирчивостью и строгостью исследователя Савчук рассмотрел историю старого охотника. Да, сказка! Он был готов к тому, что это окажется сказкой. Но в основе сказки часто имеется какой-то реальный житейский факт.