Очень разумная и своевременная мера! Достаточно было кликнуть клич, чтобы зашевелилось все население нашего Крайнего Севера: зимовщики, моряки, строители, шахтеры, рыбаки и зверопромышленники. Уж они-то обыщут каждую отмель, не пропустят ни одного топляка!

Но больше всего надежд возлагал я на отмель, о которой рассказывал Бульчу. Судя по описаниям старого охотника, она располагалась чуть выше устья реки, не показанной на карте. («Недалеко, совсем недалеко. Близко»,— успокоительно кивал наш проводник.)

Возможно, что там, среди груды плавника, принесенного течением сверху («Много плавника, очень много»,— с удовольствием подтверждал проводник), были и меченые стволы, «братья» того ствола, который выловил Андрей.

Значит, еще до встречи с Петром Ариановичем мы Могли получить весточку от него — на этот раз уже в «собственные руки»!..

Савчук считал, что решена пока лишь первая часть задачи, стоящей перед нами, точнее, первая ее треть. Еще на подходах к горам удалось с помощью зимовщиков ответить на вопрос: «Кто он?»

Загадочный путешественник, который посылал призывы о помощи, «кольцуя» гусей, метя оленей и плавник, был Петром Ариановичем Ветлугиным. (Интуиция, как видит читатель, не обманула меня.)

Но еще были не решены остальные две трети задачи: 1. Почему за Полярным кругом, в верховьях реки, не показанной на карте, растет лес? и 2. Почему племя или народ, называющий себя «детьми солнца», прячется в горах и держит в плену Ветлугина («пленник Маук»)?

Ответить на эти вопросы мы должны были уже в горах…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава первая

„ЗАМОЧНАЯ СКВАЖИНА"

1

Кажется, что Бырранга совсем близко, в каких-нибудь десяти— пятнадцати километрах.

Это, конечно, обман зрения. Горы гораздо дальше от нас и намного ниже. Рефракция приподнимает их — явление, обычное в Арктике. Они как бы парят над волнистой, серой, поблескивающей множеством озер равниной.

Часто Быррангу заволакивает туман или закрывают низко ползущие клочковатые тучи. Потом блеснет солнце и, будто дразня нас, на мгновение приоткроет колеблющуюся завесу.

У-у, какие же они мрачные, эти горы,— черные, угловатые, безмолвные!

Ощущение тревоги, зловещей, неопределенной опасности исходит от них. И вместе с тем от гор не оторвать взгляда…

Иногда по очертаниям они напоминают трапецию, иногда ящик, стоявший особняком среди равнины,— зависит от ракурса, от условий освещения.

Во всех географических атласах Бырранга фигурирует как плато. Но это определение условно. Нганасаны различают в горах несколько хребтов: Хэнка-Бырранга (Черная Бырранга), Сыру-Бырранга (Белая Бырранга) и другие.

Скорее, скорее к горам!..

…Нетерпение наше передалось нганасанам. Они понукали свистом своих оленей, безжалостно кололи острием хорея.

В ложбинках было еще полно воды, иногда даже.сне-га. Зато на пригорках земля подсохла. Здесь рядом с бурой, прошлогодней травой уже зеленела приветливая молодая травка.

Все весенние превращения в тундре совершались со сказочной быстротой. Нужно спешить, спешить! Лето слишком коротко в этих широтах.

Поднявшись на холм, мы увидели, что длинная полоса ослепительно сверкает у подножия гор. Туман? Нет, то отсвечивало огромное водное пространство — озеро Таймыр. (Нганасаны почтительно называют его Дяму-турку, что значит — море-озеро.)

Где-то там, в северо-восточном его углу, была лазейка, узкая щель, почти замочная скважина, через которую мы собирались проникнуть в горы...

Поводя запавшими боками, олени вынесли санки на южный берег озера.

Ну и сыро же было здесь! Будто сразу с зеленого луга попали в погреб, битком набитый льдом. Вокруг высились нагромождения льдин, выброшенных могучим напором во время ледохода. Некоторые поднимались стоймя, другие образовали причудливые голубовато-белые лабиринты. От них тянуло пронизывающим холодом.

Камсэ сказал, что большие льдины пролежат на берегу до осени, так и не успев растаять.

Рядом с этим ледяным хаосом вода казалась черной, непроницаемо-черной.

Аргиш быстро подвигался вдоль южного берега Дя-му-турку.

Прибрежные скалы были вкривь и вкось расписаны зеленоватыми узорами лишайника. Кое-где попадались реликтовые папоротники. На земле валялись створки древних моллюсков, обломки костей вымерших животных.

Олени брели по берегу Дяму-турку, как по гигантскому кладбищу.

Мы нетерпеливо высматривали меченый плавник на берегу. Его не было видно. Вероятно, стволы деревьев, которые спускались вниз по реке, не показанной на карте, выносило в море иным фарватером. Возможно, ветры южных румбов отжимали весь плавник к северному берегу озера.

Среди льдин Лизе удалось, правда, найти обломок ископаемого дерева. Оно не потеряло вида и формы дерева, но окремнело и стало тяжелым, как камень.

Ботаник был бы осчастливлен находкой. Савчук же скорчил такую гримасу, будто хлебнул уксусу.

— По времени подходит,— пошутил я.— Ведь мы от правляемся в каменный век…

Савчук только рассеянно взглянул на меня, сохраняя на лице недовольное выражение.

— Нам нужен другой древесный конверт, поновее,— подхватила Лиза.— И обязательно с маркой.

— С какой маркой?

— Имею в виду эту метку: три точки, три точки…

— Три точки, три тире и три точки,— поправил я.

Берега озера Таймыр, второго по величине озера Сибири после Байкала, очень изрезаны. В северо-восточном углу его расположен большой залив, который носит название Яму-Бойкура. Именно здесь, по указаниям Бульчу, надо было искать устье загадочной, не нанесенной на карту реки.

Обогнув озеро с востока, аргиш очутился, наконец, на его северном берегу.

Пейзаж снова резко изменился.

Здесь росло великое множество цветов: бледно-розовых, желтых, голубых, фиолетовых. Казалось, это садовник заботливо рассадил их в клумбы.

Камсэ и Бульчу объяснили, что цветы на Севере всегда теснятся друг к дружке, как бы собираются в кучку. Так легче переносить непогоду, внезапно налетающие порывы ветра, так попросту теплее.

Говорят: голь на выдумки хитра. Но здешние растения не назовешь голью. Сорвав один из цветков, я обнаружил с удивлением, что листья его и стебель мохнатые. Они были покрыты очень густым пухом наподобие гагачьего, только еще более нежным.

Выходит, в тундре даже цветы носят меховую одежду!

Но ведь оци могли бы надеть ее и на южном берегу озера. Почему же южный берег почти совершенно лишен растительности, тогда как на северном полно цветов?

Лиза указала на горы. Вот причина того, что здесь растут цветы!

Горы Бырранга прикрыли залив Яму-Бойкура от великого наступления ледников. И по сей день они продолжают стоять на страже жизни, уцелевшей благодаря им. Бырранга является естественным барьером, который преграждает дорогу холодным северным ветрам. Под прикрытием горного хребта каждую весну на южном склоне его возникают восхитительные цветочные «клумбы».

Среди этих «клумб» наши попутчики-нганасаны должны были провести лето.

2

На бивак мы расположились в лесу.

Стоило опустить руку, чтобы коснуться его вершин.

Это карликовый лес. Самые высокие березки не достигают и пятнадцати сантиметров. Однако, как во всяком порядочном лесу, тут множество грибов. Грибы настоящие, среднего, нормального для грибов роста. Некоторые выше деревьев и торчат над ними, любопытно выставив свои коричневые круглые шляпки.

Я аккуратно срезал перочинным ножиком одну березку и принялся рассматривать через лупу площадь среза. Ого, сколько вегетационных колец! Одно, два, пять, семнадцать… Я насчитал сто четыре кольца! Крошечному деревцу было более ста лет!

Я смотрел на удивительный лес (он был старше меня более чем втрое) сверху, будто с самолета. Пожалуй, даже нельзя было назвать это лесом, скорее — зарослями кустарника. В разные стороны торчали маленькие веточки. На них видны были крошечные листочки. Стало быть, это береза — кюэ, по-нганасански.