Красавчик Джо отошел назад и развернулся, целясь мне в подбородок, но я снова сел на пол и пополз в угол. Именно там, вероятно, находится сейчас мой пистолет. Джо снова стал целиться мне в ногу, я увернулся, и рука нащупала оружие.

Красавчик рванул меня за плечо, повернув к себе, и отступил. Я привстал и следил за каждым его движением. Он наслаждался моим безвыходным положением и даже осклабился, показав зубы, хотя лицо его было в крови. Загнав меня в угол, Красавчик намеревался забить меня насмерть; но только он подошел ко мне, как я выстрелил ему в лицо.

Красавчик перевернулся и рухнул на пол с изуродованным лицом.

Я держал пистолет у бедра, ожидая следующего. Парень, тащивший меня к стенке, в один прыжок очутился рядом и хотел размозжить мне череп. Но я выстрелил ему в живот, и он тоже упал.

Еще трое бросились на меня. В комнате было полутемно, и они не могли понять, что происходит, полагая, видимо, что я кулаками уложил тех двоих.

— А ну-ка, кролики, замрите! — внезапно раздался у дверей голос. Там стоял здоровенный детина с пистолетом в руке.

— Не двигаться, вы, крысы! Я отлично вас вижу, даже в темноте.

Он пропустил кого-то перед собой. Один из троих, собиравшихся меня прикончить, засмеялся и повернулся ко мне, но тут же был сражен выстрелом.

— Выходи, Молот, — сказал детина. — Надо побыстрее убираться отсюда.

Он плюнул.

Я узнал голос Гастона, того самого, который хотел схоронить меня под полом. Оказывается, Грос приказал ему меня охранять. Но он опоздал… Я был зверски избит.

Кое-как спрятав пистолет, я едва не уткнулся в пол носом.

— Держись, Молот, — крикнул Гастон, бросаясь вперед, чтобы поддержать меня. — Не ожидал, что кролики так тебя отделают. Думал, ты с ними легко справишься.

Он взглянул на мертвого Красавчика и восхищенно присвистнул.

— Вон как ты его! Эй, Уше, прикрой Молота и пошли. Он еще раз оглядел комнату и ухмыльнулся:

— До скорого свидания, кролики!

Не знаю, как мы добрались до одного из убежищ Организации, где-то далеко за городом. Помню лишь, что шли мы бесконечно долго, а потом Гастон нес меня на себе.

И еще помню жару и нестерпимую боль во всем теле, а потом — прохладную комнату и мягкую постель. Я долго не приходил в себя, грезил наяву, мучили кошмары.

Я лежал на спине, на огромных пуховых подушках. Позднее послеполуденное солнце пробивалось сквозь широкое окно, наполовину задернутое плотной занавеской. Я мучительно пытался вспомнить, где нахожусь, и постепенно ко мне вернулось сознание.

Гастон добросовестно выполнял приказ, хотя и Миче, и самого Гроса в живых уже не было. Видимо, Гастон забыл, что собирался меня укокошить.

Попробовал шевельнуться и задохнулся от боли. Откинул стеганое одеяло и увидел из-под краев бинта багровые кровоподтеки, особенно на правом боку.

Наклонив голову, я ощутил резкую боль в затылке и чуть снова не потерял сознание. Больше я не делал никаких движений.

"Полностью обанкротился, — подумал я о себе. — Как тайный агент больше не гожусь.

Моя маскировка не смогла одурачить никого, кроме, пожалуй, Паука. За всю свою жизнь не терпел я таких побоев и не слышал столько угроз. И в конечном итоге ничего не добился. Я лишился коммуникатора, а теперь и пистолета. Но в моем положении он все равно не мог мне помочь. Я не в силах был шевельнуть даже пальцем.

Но ведь чего-то я все же достиг! Убедился, что проникнуть во дворец Байарда мне не удастся, несмотря на внешнее с диктатором сходство. Узнал также, что диктаторский режим под угрозой свержения, так как породил множество недовольных. Возможно, в дальнейшем мы сможем это использовать.

Если бы только я мог вернуться в Империум с такой информацией! Но как это сделать? Надо подумать. Связь потеряна. И эта важная задача полностью ложится на меня.

Когда у меня был коммуникатор, я по крайней мере мог связаться с Империумом и ждать спасения. Рихтгофен установил круглосуточное дежурство на волне моего коммуникатора. Теперь же о помощи не могло быть и речи. Чтобы вернуться в Империум, придется украсть один из неуклюжих шаттлов этого мира или, что еще лучше, пользуясь правом диктатора, реквизировать. Либо я исправлю допущенную в костюме оплошность и проникну во дворец, либо закончу дни свои в этом кошмарном мире.

Дверь открылась, и послышались приглушенные голоса. Я притворился спящим, почувствовал, что несколько человек стали у моей кровати.

— Сколько времени он спит? — спросил кто-то, чей голос показался мне знакомым.

— Док сделал ему несколько уколов, — ответил другой голос. — Мы привели его сюда вчера вечером.

Наступила пауза, и снова знакомый мне голос произнес:

— Лучше бы он совсем не проснулся. Впрочем, он может нам оказаться полезным.

— Грос не собирался его убивать, — произнес Гастон сердито. Я сразу узнал его голос. — Он возлагал на Молота большие надежды.

Тот, кто разговаривал с Гастоном, проворчал:

— Пока не заживут раны на его лице, проку от него никакого. Пусть остается здесь до дальнейших инструкций.

Признаться, разговор этот мне не понравился, но в данных обстоятельствах выбирать не приходилось. Я должен был отлежаться и набраться сил. Во всяком случае, должен был испытать благодарность к людям, уложившим меня в эту удобную постель…

Когда я проснулся, рядом со мной сидел Гастон и курил. Он сразу же выпрямился, потушил сигарету и наклонился ко мне.

— Как дела, Молот?

— Отдохнул немного, — ответил я шепотом. На большее не хватило сил.

— Да, задали они тебе трепку, Молот! Не знаю, почему сразу ты не прибег к своему смертоносному удару? Впрочем, об этом позже… Я тут принес тебе немного еды…

Гастон снял поднос с прикроватной тумбочки, поставил себе на колени и предложил мне ложку бульона.

Я был чертовски голоден и с готовностью открыл рот. Вот уж не думал, что сиделкой у меня окажется эта горилла, Гастон.

Как ни странно, Гастон хорошо справился со своими обязанностями. Три дня он кормил и поил меня, менял простыни, — словом, был настоящей нянькой. Силы быстро возвращались ко мне, но я старался это скрывать. Ведь неизвестно, что может еще случиться, надо кое-что иметь в резерве.

Гастон рассказал мне довольно много об Организации. Я узнал, что группа, руководимая Гросом и Миче, была одной из многочисленных ячеек этой разветвленной оппозиции. В Организации было несколько сотен членов, проживавших по всей территории Алжира. Конечной целью оппозиции было свержение правления Байарда, что дало бы ей возможность получить свою долю в награбленном.

Каждая группа имела двух руководителей, которые, в свою очередь, подчинялись Большому Боссу, чужеземцу, о котором Гастон знал крайне мало. Он появился неожиданно, и никто не знал ни его имени, ни места жительства. Я инстинктивно почувствовал, что этот таинственный незнакомец не пользуется любовью у Гастона.

На третий день я попросил Гастона помочь мне приподняться и немного размять ноги, изображая при этом крайнюю степень слабости. Хотя, к великому удовольствию, обнаружил, что чувствую себя гораздо лучше. После того как Гастон помог мне снова лечь в постель и вышел из комнаты, я продолжил упражнения в ходьбе. Голова кружилась, слегка подташнивало, я делал передышку и продолжал ходить. Походив с четверть часа, я лег и крепко уснул. Теперь, стоило мне проснуться, днем или ночью, я вставал и ходил, пока за дверью не раздавались шаги.

Когда же Гастон заставлял меня ходить, я симулировал слабость. Вызвали врача, он осмотрел меня и сказал, что на выздоровление потребуется не меньше недели, учитывая большую потерю крови. Это меня вполне устраивало. Необходимо было время, чтобы более досконально изучить обстановку.

Я пробовал выспросить у Гастона, что он думает о моей внешности, стараясь не вызвать его подозрений. Но был чересчур осторожен. Гастон избегал этой темы.

Попробовал найти свой мундир, но шкаф был заперт, а взломать дверь я не решился.