Через неделю я совершил прогулку по дому и прелестному саду за ним. Дом был просторный, без часовых. Казалось, уйти из него ничего не стоит, но…

На десятый день я вдруг ощутил смутное беспокойство. Дальше притворяться было невозможно. Это могло вызвать подозрения. Бездействие вызывало у меня раздражение. Я проводил ночи без сна, то и дело вскакивая. И ходил по комнате, обдумывая свое положение.

Я должен был что-то предпринять!

Однажды после завтрака, когда Гастон унес поднос, я решил еще раз обойти дом. Из верхних окон хорошо просматривались окрестности. Фасад выходил на шоссе, видимо, главную дорогу в Алжире, позади простиралось на четверть мили вспаханное поле, а дальше виднелись деревья. Возможно, там протекала река. Никаких других домов поблизости не было.

Я подумал о бегстве. Пожалуй, лучше всего перелезть через стену, когда стемнеет, и двинуться в направлении деревьев. Мне казалось, что деревья и дорога сливаются где-то на западе, и я смогу выйти на дорогу в некотором отдалении от дома. А уж потом доберусь до города.

Я вернулся к себе и стал ждать.

Время перевалило за полдень, когда за дверью раздались шаги. Вошли Гастон и доктор. Врач был бледнее обычного и избегал смотреть на меня, по лицу его струился пот. Придвинув к кровати стул, он начал осмотр, не отвечая на мои вопросы, будто не слыша. Я замолчал и не проронил больше ни слова. Закончив осмотр, врач резко встал, собрал свои инструменты и вышел.

— Что это с ним, Гастон? — поинтересовался я.

— Что-то затевает, — хмуро ответил мой телохранитель. Даже Гастон сегодня присмирел. Что-то должно было произойти, и я не мог оставаться спокойным.

Гастон упорно молчал, лишь пожимая плечами.

— Что же это все-таки значит? — не отступал я, и когда совсем потерял надежду на ответ, Гастон сказал:

— Они собираются совершить то, что замышлял ты. Готовы поставить тебя на место Байарда.

— Вот и прекрасно! — воскликнул я. — Как раз этого я и добивался. Но почему такая таинственность? — Видимо, есть еще новости. — Но почему от меня все скрывают? Почему Большой Босс избегает меня? Я бы хотел переговорить с ним.

Гастон не знал, что ответить. Может быть, он хочет сказать что-то важное, но не решается.

— Нужно уладить еще кое-какие мелочи, — наконец вымолвил он, стараясь не смотреть на меня.

Я больше не настаивал.

Гастон покинул комнату. Выждав немного, вышел и я. В открытое окно доносились голоса. Я подошел ближе и прислушался.

По саду прогуливались трое. Один из них был врач. Двух других я не мог рассмотреть.

— Я учился не для того, — говорил врач, возбужденно жестикулируя, — чтобы осуществить ваши планы. Поймите, я не мясник.

Ответа я не мог разобрать.

Я сошел вниз. Все было тихо. Прошел по коридору и услышал тиканье часов.

Вошел в гостиную. Стол был накрыт на троих, но еду еще не принесли. Вернулся, приоткрыл дверь в приемную — пусто.

Прошел мимо двери, обычно запертой, и вдруг заметил пробивающийся из-под неплотно прикрытой двери свет. Я остановился и осторожно приоткрыл ее, думая, что это кладовка.

Но то, что я увидел, заставило меня насторожиться. Посреди комнаты стоял обитый белой тканью стол. В углу на штативах стояли два светильника. На маленьком столике сверкали аккуратно разложенные инструменты. Рядом на стеллаже лежали скальпели, большие изогнутые иглы и еще какие-то хирургические инструменты. Там же была отличного качества пила, скорее даже ножовка, и большие ножницы. На полу под столом стояла лохань из нержавеющей стали.

Я недоумевал, как вдруг услышал шаги. В один прыжок я очутился у двери, распахнул ее и остановился в тени. В комнату вошли двое.

Ярко вспыхнули и снова погасли лампы, послышался скрежет металла.

— Положи на место, — раздался гнусавый голос. — Здесь полный набор. Я сам все проверил.

— Какие-то чокнутые, — продолжал гнусавый. — Почему бы им не подождать до утра? Ведь лучше все делать при солнечном свете, чем при фонарях.

— Никак не возьму в толк, — ответил другой, тонкий голос, — что у этого парня с ногами, раз они хотят их оттяпать? Как это можно, если он…

— Ничего ты не знаешь, Мак, — сказал гнусавый. — Это важное дело. Этим простаком собираются подменить Старика.

— Э… так вот, оказывается, в чем дело! Но зачем же отрезать ноги?

— Эх ты, молокосос, — засмеялся гнусавый. — Послушай, что я тебе скажу. Ты умрешь от удивления.

Наступила пауза.

— У Байарда нет ног, от самых колен, — едва слышно произнес гнусавый. — Ты не знал об этом, не так ли, малыш? Вот почему по телеку его не показывают во весь рост, а только сидящим за столом. Это известно немногим. Так что особенно не распространяйся.

— Вот так штука, — удивился парень. — Нет ног? Обеих?

— Точно! Я был с ним за год до высадки. Потом наши пути разошлись. Со временем от друзей из его отряда я узнал, как это случилось. Пулеметная очередь прошла через оба колена. А теперь забудь, что я сказал!

— Да… и где они раздобыли такого болвана, который согласился на это?

— Откуда я знаю, — ответил гнусавый с досадой, видимо сожалея, что выболтал тайну. — Все революционеры не в своем уме.

Мне стало дурно, подогнулись колени. Теперь я понял, почему никто не признавал во мне диктатора и почему Паук попался мне на удочку, когда увидел меня сидящим за столом в компании Гроса и Миче.

Надо уходить. Не завтра, не ночью, а сейчас же, сию минуту. У меня не было ни оружия, ни документов, ни карты, ни даже плана действий, но я не мог больше ждать.

Почти стемнело, когда я вышел в заднюю часть дома. Через окно я видел людей, которые продолжали свой разговор. Я нащупал дверь и рассмотрел ее в полутьме. Дверь состояла из двух секций. Верхняя была заперта, нижняя тихо открылась — ниже линии, которую могли заметить те трое, в саду. Я пригнулся и вылез наружу.

Короткая дорожка вела к дому, но я прополз вдоль стены через цветник прямо к полю. Вдруг появилась чья-то тень. Я вскочил и отпрянул к деревьям. Я был слаб и безоружен. Силуэт принял угрожающие размеры.

— Уходим, Молот. — Это был Гастон.

— Да, я ухожу, — запинаясь, произнес я. — Только не вздумай мне помешать.

Я тихо двинулся с места, совершенно не зная, куда идти. Главное, не останавливаться, не выдавать своего страха.

— Я пойду с тобой, — прошептал Гастон. — Хотелось бы знать, куда именно ты направляешься? Последние несколько дней ты не давал себе отдыха.

— У меня не было никаких шансов.

— Ты еще больше боишься, чем я, Молот, — заявил Гастон. — На твоем месте я ушел бы еще неделю назад. Должно быть, ты очень хотел взглянуть на Большого Босса, иначе зачем бы торчал здесь?

— По-моему, я достаточно насмотрелся за сегодняшний день, — хмуро ответил я. — Не желаю больше никого видеть.

— А его видел? — в голосе Гастона звучало любопытство.

— Нет, — сказал я, — лица не видел. Но я перестал быть любопытным.

Гастон тихо рассмеялся.

— О'кей, шеф, — сказал он и протянул мне какую-то карточку. — Может, пригодится. Это адрес Большого Босса за пределами города. Я украл карточку у него. Это все, что я смог сделать. А теперь давай побыстрее убираться отсюда.

Я сунул карточку в карман. Мне было не по себе.

— Погоди, Гастон. Ты хочешь помочь мне бежать?

— Грос велел не спускать с тебя глаз, чтобы с тобой не случилось несчастья. А я всегда выполнял и буду выполнять приказы моего брата. Пусть даже его нет в живых.

— Твоего брата? — я в изумлении остановился.

— Грос был моим братом, — повторил Гастон. — И хотя мне далеко до него, он всегда обо мне заботился. А я всегда его слушался.

— А как же они? — спросил я, кивнув в сторону дома. — Им может здорово не понравиться, когда они обнаружат, что мы сбежали!

— К черту этих обезьян! — Гастон плюнул в сердцах. — Меня трясет от ярости при виде их!

У меня вдруг стало радостно на душе.

— Послушай, Гастон, не можешь ли ты вернуться и принести мне мундир?