Дальше последовала отборная витиеватая брань, заставившая меня поморщиться. Живя в приюте, я наслушалась всякого — да что там, даже сама изредка позволяла себе выругаться, — но слышать такие ругательства от маленького ребёнка всё равно было странно. И неприятно. Мальчишку внезапно стало жаль — он ведь не виноват. Если бы не трудное детство, всё было бы иначе. Ему ведь лет десять, не больше…

Пока он осыпал меня всеми известными ему оскорблениями, «ангелочек» стоял, замерев и потупив глаза.

Как его запугали то…Выживает сильнейший — главное правило жизни в приюте. Тех, кто позволяет себя унижать, быстро растаптывают — ещё одно непреложное правило, которое я усвоила уже давно.

Спокойно выслушав в свой адрес все нелицеприятности и, дождавшись, пока словарный запас иссякнет, я всё так же спокойно произнесла:

— Наверное, сейчас открою тебе страшную тайну, но нецензурная лексика так же делает тебя мужчиной. И тем более, похожим на взрослого.

Задира покраснел ещё сильней и, надувшись, точно шарик, был готов снова взорваться, как вдруг на лестнице послышались шаги. Вниз спустился дед Ивар в компании пожилой полноватой дамы, увидев которую, трое безобразников заголосили и бросились в рассыпную. Белобрысый наградил меня ненавидящим взглядом и припустил со всех ног.

Сторож пригрозил ему напоследок внушительным кулаком и обратился к спутнице:

— Госпожа Глорисс, позвольте представить Юту — ту самую внучку…тьфу, да что ж такое-то! Племянницу, о которой я вам говорил.

— Так всё-таки внучку или племянницу? — усмехнулась заведующая, скользнув по мне цепким взглядом.

— Внучатую племянницу! — синхронно отозвались мы с дедом Инаром и переглянулись.

Нужно было родство попроще придумать!

— Что ж, внучатая племянница, прошу за мной.

Госпожа Глорисс двинулась по направлению к выходу, и перед тем как проследовать за ней, я обернулась в сторону «ангелочка». Но тот уже исчез — незаметно убежал вслед за хулиганской троицей.

— Заходи вечером на чаёк, — шепнул дед Инар, ободряюще мне улыбнувшись.

Я кивнула и, не желая заставлять себя ждать, поспешила за заведующей. Выйдя во двор, мы направились к жилому корпусу. Пока шли, госпожа Глорисс молчала и даже не оглядывалась, чтобы проверить, иду за ней, или нет. Вопреки комплекции, двигалась она быстро и уверенно — спина идеально прямая, шаг ровный, подбородок высоко поднят. И во всём этом не было ни намёка на чрезмерную гордость — скорее эти манеры говорили о том, что она знает себе цену.

В плане обстановки жилой корпус являлся практически точной копией учебного. Те же цвета и та же атмосфера, которая была разве что чуть более непринуждённой. Миновав холл, мы поднялись на последний этаж, где находились комнаты работающего персонала. Насколько я поняла, некоторые работники жили здесь же, хотя таковых было не очень много.

— Позавчера уволилась уборщица, — сообщила госпожа Глорисс, отпирая одну из дверей. — Поживёшь пока в её комнате.

Войдя внутрь и мельком осмотревшись, я предложила:

— Если нужно, могу выполнять её обязанности. Дед Ивар сказал, что у вас планируется какое-то мероприятие, и любая помощь не будет лишней.

— А ещё он сказал, что у тебя какие-то проблемы с документами, — испытывающе на меня посмотрев, добавила заведующая.

Внешне я ничем не выдала эмоций, но внутри меня охватило ужасное волнение — неужели всё-таки выдал?

— Поэтому о трудоустройстве речи идти не может, — продолжила госпожа Глорисс, не сводя с меня взгляда. — Об оплате, естественно, тоже. Если согласна работать за жильё и трёхразовое питание — пожалуйста. Я поставлю директрису в известность о том, что у нас живёт родственница сторожа, но всё же старайся лишний раз не попадаться ей на глаза.

Мне тут же стало стыдно за собственные мысли относительно деда Ивара. Он ведь пообещал, что обо всём договорится. Пора перестать сомневаться и начать вновь доверять людям.

— Согласна, — уверено ответила заведующей. — Если буду здесь жить, значит, должна отрабатывать.

— Отлично, — кивнула та, неожиданно мне улыбнувшись. — График уборки выдам завтра, форму — сегодня, ближе к вечеру. Пока можешь отдохнуть и осмотреться, только повторяю — старайся меньше попадаться на глаза директору и старшим воспитателям. Где находится столовая, ты видела. Зайдёшь с заднего входа, сразу на кухню. Поваров предупрежу.

Не дожидаясь ответа, госпожа Глорисс развернулась на невысоких каблучках и покинула комнату, оставив меня в блаженном одиночестве.

Спокойствие.

Абсолютное.

Наконец-то!

Сбросив так называемые сапожки, больше походящие на решето, я легла на кровать и шумно выдохнула. Ноги гудели, и возможность расслабиться была как подарок свыше. Я лениво изучила взглядом комнату — в этот раз более тщательно. Кроме односпальной кровати здесь имелась небольшая тумбочка, скромных габаритов письменный стол и табурет. Ещё настенное зеркало и одинокий, практически увядший цветок. Цветок обрадовал, а вот его плачевное состояние — нет. Привитая с детства любовь к растениям вызвала сострадание и желание немедленно помочь несчастному. Судя по опущенным лепесткам и сухой земле, поливали его в прошлой жизни… если вообще поливали.

Аихризон — замечательное комнатное растение. Всего лишь немного солнечного света вкупе со своевременным поливом, и он будет радовать своей красотой долгое время. Вообще появление этого цветка можно считать добрым знаком. Не зря его называют «деревом счастья», а иногда и «деревом любви».

М-да. Скоро окончательно стану суеверной и начну плевать через плечо при виде чёрного кота.

Решившись на подвиг, я поднялась и, открыв сумку, извлекла из неё флягу. Подошла к цветку и, переставив его со стола на подоконник, вылила всю воду в горшок. Мне она теперь всё равно не нужна, а аихризон оживёт.

Я отдёрнула занавеску, впустив в комнату рассеянный солнечный свет. От этого действия в воздух тут же поднялось облако пыли, заставившее чихнуть. Похоже, моя предшественница не утруждалась уборкой в собственной комнате и огранивалась служебными обязанностями.

Ничего, мы это исправим. Отдохнём, поднакопим сил и обязательно исправим. Не выношу свинарник!

Ванной в комнате не имелось, что было вполне ожидаемо. Тем не менее, желание по-человечески отмыться было невероятно сильным — настолько, что я решила отложить отдых до вечера. В тумбочке обнаружилось казённое полотенце, прихватив которое, я вышла из новообретённой комнаты. Где находятся душевые, не знала, но предполагала, что, скорее всего, на первом этаже.

Памятуя о предупреждении заведующей, я старалась не привлекать к себе внимания. Сделать это было нетрудно — в настоящий момент все воспитанники и учителя находились на занятиях, и жилой корпус был практически пуст. Практически, потому что несколько раз я столкнулась со спешащими куда-то работниками. Кажется, это были мои так называемые коллеги. В смысле уборщики.

Пока пыталась отыскать душевую, раз за разом прокручивала в голове последние события и не могла поверить в собственное везение. Без преувеличения, теперь я была обязана деду Ивару всем. Если бы не он и не его внезапная опека, сидеть бы мне сейчас в холодной грязной камере. При мысли об этом я содрогнулась и снова вспомнила последнюю встречу с работодателем. Кто бы знал, что сбежав из одного города в другой, я снова наживу такие крупные неприятности? Что самое обидное — и в том, и в другом случае я была совершенно невиновата!

В первое мгновение, когда огрела господина (хотя какой он господин-то?) Тибора вазой, хотела сама обратиться к турьерам и заявить о нападении. Но всё-таки передумала и предпочла побег. При тех обстоятельствах всё равно осталась бы виноватой. Он — успешный, уважаемый человек. Я — всего лишь сирота, только вышедшая из стен детского приюта.

Хотя…сиротой себя не считала никогда. До сих пор верила, что родители живы.

Как и предполагала, душ обнаружился на первом этаже. Он ожидаемо оказался общим, точно таким, каким был и у нас. Слева по коридору мужской, справа — женский. До сих пор помню, как на нашу половину часто вламывались мальчишки, заставляя всех девочек визжать, хвататься за полотенца и швыряться в них мочалками. Обычно на шум прибегала дежурная воспитательница и, громко крича, выгоняла «негодников» в коридор. Особо нахальных выводила, таща за уши.