– А ну-ка, гости дорогие, наливаем! Пора уже! За встречу!

– За Настю! За именинницу! – в один голос поправили её Зоя и Люси.

И пять рук подняли крохотные рюмочки с какой-то наливкой, а пять пар глаз переглянулись с улыбкой. Было что-то особенно трогательное в том, что все руки – женские. «Как монахини в монастыре, – вдруг пришло Зое в голову. – Или как послушницы… Или затворницы? Или нет, сёстры… Да, точно! Вот именно – сёстры! Мы как будто одна семья!»

От такого неожиданного сравнения, а может, оттого, что на глаза опять попалась кукла, почему-то сами собой навернулись слёзы. Она поспешно опустила глаза и сделала глоток, но вкуса почувствовать не успела.

Глава 13

В дверь позвонили. Шустрая Саша метнулась открывать. Люси повернула голову вслед, приоткрыла рот и забыла его закрыть.

Сначала в дверь протиснулся фантастических размеров букет. «Миллион алых роз!» – мелькнуло в голове у Зои. Протиснувшись, букет оказался плетёной корзиной, в которой живописно расположились, действительно, алые розы – похоже, не менее полусотни. Нес же всё это великолепие… «Артист, что ли? – озадачилась Зоя. Мужчина был в костюме с белой рубашкой и бабочкой у ворота! – Или… может, посыльный из магазина?» Но всё-таки больше пришедший смахивал на персонажа оперетты – с этакими роковыми, искусно оформленными бровями и гладко зачёсанными назад волосами. В довершение эффекта красавец изящно полупоклонился и вымолвил глубоким баритоном:

– Приветствую именинницу и дорогих гостей!

Зоя ещё раз толкнула ногой Люси, ибо та окаменела на своём шатком стульчике с неприличным выражением: «Не верю глазам!» От толчка она несколько пришла в себя и заморгала.

Настя же сначала зарылась в букет лицом, а потом, схватив красавца почему-то за уши, расцеловала в обе щёки.

– Знакомьтесь, девочки, это Олег! А это Зоя и Людочка! – объявила она. – Садись, Олежка, ты чуть не опоздал. Книги принёс?

Но Олежка ещё поцеловал всем женщинам руки (Люси и тётя Лора одинаково залились девичьим румянцем) и лишь после этого отправился на кухню за табуреткой, поскольку все стулья были заняты.

– Артист? – тихонько справилась у Насти Зоя, распираемая любопытством.

– Олег? Ну как сказать… в душе, – засмеялась та. – Хотя работает в агентстве недвижимости. А вообще он наш бывший сосед. Мы с ним ещё в одну группу детского сада ходили. Дрались – ужас, не поверите! Воспитатели нас по разным углам вечно ставили. За обедом котлетами кидались… Кстати, девочки, попробуйте котлеты с чесноком! Тёти-Лорино фирменное блюдо. Вы таких точно не ели!

Однако именно эти самые котлеты когда-то точно ела Зоя! Она только не помнила, где это было. Но не у Машки, да и не дома тоже… Может, у бабы Анфисы?

– Нет-нет, не сюда, лучше с той стороны!

Детсадовский Настин враг, а ныне гость тем временем придвинул к столу дорожную сумку размером с одноместную туристическую палатку, и Настя рванулась к ней так, словно собиралась в ней жить. Вернее, тело её рванулось, а ноги остались на месте.

Сумка оказалась битком набитой книгами: толстыми и тонкими, разноцветными, новенькими, словно только что с прилавка, и пожелтевшими, будто позапрошлого века.

– Акутагава… Андре Жид… Толстая, – комментировал Олег, помогая Насте выуживать одну за другой.

– Читала… Читала, – разочарованно вздыхала Настя и углублялась в сумку ещё немного. Наклоняться ей было трудно: лицо порозовело от напряжения, пока пальцы любовно ощупывали книжные корешки, а глаза жадно бегали по названиям. О гостях она, похоже, забыла.

– Зоечка, я салатик положу? Колбаски? – тем временем спохватилась тётя Лора.

– Котлеты просто супер, – рассеянно заметила Люси, напрягая боковое зрение.

– А вот, кстати, твой Кутузов. В смысле, этот… Кундера.

– Кундера?! Олег, у тебя склероз что ли? Я же Кутзее просила!

– Какого ещё Кутзе… я… Тьфу, блин, язык сломаешь!

– Да уж, блин… Я же тебя как человека просила: запиши! Это же Нобелевская премия! Про неё передача была: там новый взгляд на систему ценностей! И даже на смысл человеческой жизни! Герой уезжает куда-то на край света, чтобы до конца жизни ухаживать за больными животными… До конца жизни!

– За больными животными? – на лице Олега выразилось недоверие. – Ну и какой тут смысл для человека, ты можешь объяснить?..

– Так вот я и хотела понять!

Глаза Насти метали молнии. Она выпрямилась на своём стуле, тоненькая и грозная.

– Ладно-ладно, запишу, – наконец сдался оппонент.

– Тётя Лора, дайте ему ручку! – распорядилась Настя. – А то у него вечно нет.

– Сейчас… Саша, там в ящике, в секретере!

– Возьмите мою, – предложила кузина Люси и одарила Олега особенным взглядом. Ногти у неё сегодня были серебристо-серые, сантиметра по четыре длиной, и серебристым обведены глаза. А глаза, как всегда, отливали ведьминской зеленью. Но Олег лишь хмуро кивнул.

В дверь позвонили. На сей раз открыть поспешила тётя Лора.

Две дамы – одна пожилых, а другая весьма пожилых лет – торжественно вступили а комнату, вознося два пластмассовых подноса общепитовского образца. На первом красовалось блюдо с горкой жареной рыбы, на втором – громадный двухъярусный торт, усыпанный орехами и цукатами. При взгляде на него Зоин рот рефлекторно переполнился слюной.

– Тётя Таня! Тётя Алла! – вскричала Настя. – Да разве ЭТО можно съесть?!

– Придётся, – низким голосом скорбно молвила одна из старушек.

Вторая кокетливо помахала рукой:

– Привет честной компании!

«Ещё родственницы!» – догадалась Зоя. И в ту же минуту Настя пояснила шёпотом:

– Ещё соседки!

Соседки пылко стиснули именинницу в объятиях и исчезли, но вскоре вернулись со стульями – очевидно, своими собственными, поскольку осведомились деловито:

– Может, ещё посадочные места требуются?

– Да нет, все вроде разместились, – отказалась тётя Лора несколько неуверенно. – Вы, главное, сами садитесь скорей! И познакомьтесь с нашими родственницами…

В процессе знакомства и уверений во взаимной приятности в дверях возник новый гость – художник. На сей раз ошибиться Зоя никак не могла: длинные клочковатые пряди волос спускались на плечи, бледное мрачно-утомлённое лицо хранило следы творческих мук, а руки сжимали картину, наискосок перевязанную лиловой лентой. Правда, увидеть произведение сразу не удалось: мельком показав подарок имениннице и пробормотав что-то вроде «Зднимрж, Анси», автор сдёрнул ленту и почему-то поспешно засунул своё творение между диваном и книжным шкафом, оборотной стороной к зрителям. От этого комната моментально уменьшилась вполовину, и стало положительно непонятно, каким образом втиснулись в неё восемь взрослых людей, не считая Саши.

Гости, впрочем, не жаловались на тесноту, а дружно возмущались скромностью автора.

– Ну что вы в самом деле, Николай Евгеньич! Искусство – всё-таки средство общения! Что за картина без зрителей? – сердитым дуэтом щебетали старушки.

– Точно! Искусство принадлежит народу, – солидно поддержал Олег.

– Просим вас, Николай! – внесла свою лепту тётя Лора.

Саша невежливо дёргала художника за руку. Тот руку не выдёргивал, но непреклонно качал головой всё с тем же мрачным выражением лица.

Проблема разрешилась неожиданно: новая пара гостей, мужчина и женщина, оценила ситуацию с порога.

– Колян, не бузи, – кратко приказал мужчина и кивнул своей спутнице.

Вдвоём они ловко извлекли картину из укрытия, повернули и прислонили к шкафу.

– Восхищайтесь! – разрешил новый гость.

И по этой команде все действительно онемели от восхищения.

На картине была изображена Настя. Это был её портрет. Точнее, так всем показалось с первого взгляда. А примерно взгляда с третьего все разглядели, что ничего подобного, никакой не портрет, никакая не Настя – просто заметно некоторое сходство в чертах лица. И даже не столько в чертах, сколько в выражении.

Изображена была на картине женщина с гитарой. Она не играла, не пела, а просто смотрела на зрителей, обняв гитарный гриф и прижавшись к нему щекой. Но смотрела она так, что песня сама лилась из её глаз и наполняла комнату. Эта картина излучала мелодию, и от её безмолвных, однако же явных звуков смотрящим хотелось то ли тоже запеть, то ли заплакать, то ли всё вместе одновременно. Не сказать чтобы женщина поражала молодостью или красотой – в лице её выражалась привычная терпеливая усталость, и слабая улыбка на губах как будто готовилась вот-вот скрыться, померкнуть. Зато глаза у неё были светлые, лучистые, сияющие… Настины глаза.