И Торстеин презрительно скривился, глядя в глаза Андора. Тот ответил лишь спокойным, но ледяным взглядом.

 Тем временем Фолки переглянулся с Келдой. Девушка грустно улыбнулась отцу и вполголоса сказала:

 - Я не думаю, что искать сейчас Кэйю будет разумно. Что бы ни говорил Стеин, в этом он прав: она сама способна вернуться домой и ни за что не будет задерживаться. Ведь она допускает мысль о том, что мы могли уже найти Болдра. И мы ведь на самом деле его нашли. Кэйа разумная женщина и понимает, что какими бы важными ни были для нее поиски, к ночи нужно возвращаться домой. Я думаю, что с ней все будет хорошо.

 С этими словами Келда ласково погладила Андора по плечу, продолжая смотреть на Фолки.

 И старый рыбак решился, хлопнув себя по бедру.

 - Черт возьми, ты, кажется, права, дикарка. Ну, ладно, пойдем домой… Но если Кэйа не объявится к ночи, придется возвращаться.

 Андор хотел было что-то возразить, но почувствовал, как рука сестренки сильнее сжала его плечо, и передумал. Обменявшись со Стеином мрачными и почти ненавидящими взглядами, он прошел мимо Норсенга и первым зашагал в сторону деревни. За ним поспешил Фолки.

 - Заметь, упрямец, я поддержала тебя, - чуть ли не с обвинением сказала Келда Торстеину. – Теперь ты у меня в долгу, понял?

 Болдр, во время всей этой весьма неприятной сцены державшийся поодаль от взрослых, подбежал к своей тете и схватил ее за руку. Стеин, который тоже протягивал к племяннику руки, был жестоко уязвлен.

 А как же я, малыш?

 Ему хотелось бы задать мальчику этот вопрос.

 Но он промолчал.

 Зато Болдр, словно угадав его мысли, сказал дяде, оглядываясь через плечо:

 - Я с Келдой пойду. Келда не ругается. В отличие от вас с папой.

 Добраться до дома Томаса Сорбо для Нанны не составило большого труда. Находчивая девушка сразу же сообразила, что о местоположении сего здания знают практически все жители деревни, и после того, как двое случайных прохожих подробно ответили на ее расспросы, уже уверенным и бодрым шагом направлялась, куда было указано.

 Очередной поворот – и в глаза тут же бросился большой для такой крохотной деревеньки деревянный дом в два этажа с мансардой. Крыша его, как и у большинства здешних зданий, была выкрашена в спокойный зеленый цвет, напоминавший свежую траву, и такого же цвета были резные деревянные ставни на окнах и причудливая резьба вокруг крытого крыльца. Зодчий потрудился на славу.

 Да и вообще, весь дом являл собой образец благополучия, уюта и теплого семейного очага, и трудно было поверить, что в нем, не считая одной пожилой служанки, живут всего трое мужчин.

 Вернее, нет. Уже двое.

 Весть об убийстве Инглинга Сорбо за несколько часов разнеслась по округе почти так же быстро, как быстро несется ветер.

 Нанна долго стояла в нескольких метрах от первой ступеньки крыльца, внимательно рассматривая жилище Сорбо, и все не могла принять и пропустить через себя мысль о том, что здесь когда-то давно жила ее мать.

 И все же стоять так и глазеть попусту на большой и красивый дом было чрезвычайно глупо, и, должно быть, девушка довольно странно смотрелась со стороны. Поэтому, чтобы не вызывать излишних подозрительных взглядов, Нанна собралась духом и, взойдя на крыльцо, позвонила в дверной колокольчик.

 Открыла служанка, женщина лет пятидесяти пяти, невысокая, чуть сгорбленная, в простом потертом платье из грубой ткани и кухонном фартуке.

 Лицо морщинистое и уже пожелтевшее, как это бывает, обычно, в более позднем возрасте.

 Заплаканное лицо.

 Нанне вдруг стало отчего-то неловко перед ней.

 - Вы хотите видеть герра Сорбо? – негромко спросила женщина, прежде чем девушка успела открыть рот, чтобы что-то сказать.

 Хотя тон и манера держать себя у служанки были почтительными и подчеркнуто вежливыми, было видно, что непрошенной гостье она не рада и сочла бы за счастье, если бы та немедленно убралась с порога куда подальше. Особенно, когда в доме такое горе…

 - Эээ… - Нанна, немного растерявшись, даже не нашлась сперва, что ответить.

 - Вы, видимо, желаете засвидетельствовать господину свои глубочайшие соболезнования?

 На этот раз своих подлинных чувств служанке скрыть не удалось. Во всем ее дрогнувшем голосе слышалось: знаем, знаем мы таких, как вы. Приходите, носом шмыгаете и сухие глаза платком вытираете. Сочувствуете вы, видите ли… чужому горю. А самим вам дела никакого до бедного герра Инглинга нет и не было. Лицемерите вы все! Притворяетесь, играете на чужом несчастье! Аж противно!

 Обветренные посеревшие губы слегка подрагивали. И почему-то это едва заметное движение придало Нанне уверенности в себе. Не обращая внимания на вопрос женщины, преисполненный горькой насмешки, она вежливо, но все же с легкой тенью осознания своего превосходства над служанкой, поинтересовалась:

 - Так я могу увидеть доктора Сорбо?

 Женщина нахмурилась.

 - Разумеется, - буркнула она себе под нос и посторонилась, пропуская посетительницу в дом.

 Девушка оказалась в маленьком коридоре, который вел непосредственно в гостиную. Справа от нее, возле лестницы, ведущей, по-видимому, на второй этаж, стоял небольшой старинный комод, на который она положила свою сумочку, в то время как служанка, поднявшись на несколько ступенек по лестнице и задрав голову, крикнула:

 - Господин, к вам пришла какая-то юная леди!

 Сверху раздался тихий скрип открывающейся двери, и надтреснутый мужской голос будто нехотя произнес:

 - Вот как… Юная леди. Что ей нужно? Какое-то важное дело?

 - Я не знаю, сэр, я не спросила… Но если вы хотите, я могу сказать ей, чтобы…

 - Скажите ей подождать в гостиной, фру Ибсен, - перебил доктор. – Я сейчас спущусь.

 Госпожа Ибсен передала девушке слова своего хозяина, хоть в этом и не было никакой необходимости, и проводила Нанну в гостиную, где почти насильно посадила в какое-то старое кресло, а затем удалилась.

 Ждать девушке пришлось недолго: хозяин дома спустился через пару минут. Заранее услышав его тяжелые шаги (будто подошедший сильно шаркал ногами по полу), она вскочила со своего места, почтительно поклонилась и, выпрямившись, посмотрела доктору в лицо.

 И мысленно возблагодарила господа, что надела в тот день темное платье.

 Она еще никогда не видела на человеческом лице столько темной скорби, столько отчаяния и вместе с тем столько неколебимого спокойствия и мужества. Томас Сорбо стоял перед ней, высокий, широкоплечий, крепкий для своего возраста (ему ведь было никак не меньше шестидесяти лет), с седыми кудрявыми волосами почти до середины шеи, бледный, будто мертвец, мрачный, с большими серыми кругами вокруг запавших глаз…

 Эти глаза не блестели.

 Совсем не блестели.

 Они были настолько тусклыми, что темные глазницы казались пустыми…

 Этот человек никого не хотел видеть.

 Никого.

 Однако Нанна не могла молчать. И как бы это ни было неприятно для фру Ибсен, она с осторожностью выразила хозяину дома свои соболезнования по поводу смерти его совсем еще юного внука. На это Томас ничего не ответил, только мотнул головой в сторону кресла и пробурчал:

 - Садитесь, фрекен Брок.

 Она довольно неуклюже опустилась на свое прежнее место. Сорбо сел в другое кресло напротив и первые полминуты молча смотрел ей в глаза, словно пытаясь что-то в ней разгадать.

 - Вы пришли по какому-то делу? – еле слышно спросил он наконец, держась твердо и прямо.

 Девушка вздрогнула и растерялась: ей казалось очень невежливым и непочтительным навязывать свою тему человеку, только что узнавшему об убийстве внука, последнего своего родственника, и уж тем более, если тема эта касается довольно неприятных моментов прошлого. Копаться в чьей-то жизни после такого… Это было низко.

 Тем не менее, возможно, то, о чем она собиралась говорить, было как-то связано со смертью Инглинга Сорбо. Возможно, они смогут помочь друг другу, возможно…