Возможно.

 - Я… - неуверенно начала Нанна.

 Взгляд Томаса стал еще более пристальным, но она не сдалась.

 - Я прошу прощения, что пришла в такое неподходящее время…

 - Время уже ничего не значит, - мягко перебил Сорбо. – Говорите.

 Нанна прокашлялась, хотя сама не понимала, зачем ей это понадобилось, и продолжила:

 - Я хотела бы спросить вас: вы помните… помните Ари Сорбо, который раньше жил в этом доме?

 Она успела испугаться раньше, чем закончила свой вопрос: на ее глазах бледный доктор Сорбо вдруг схватился за сердце и откинулся на спинку своего кресла, тяжело дыша. Нанна вскочила на ноги и тронула старика за плечо, с тревогой спросив:

 - Господи, доктор, вам плохо?

 - Нет, все в порядке, сядьте, - силясь отдышаться, ответил Томас. – Сядьте, прошу вас, и продолжайте.

 - Но… герр Томас, я боюсь, что это на вас плохо скажется, ведь…

 - Что бы ни случилось, я хочу услышать все, что вы намеревались мне сказать, - твердо заявил Сорбо. – Все. После смерти Инглинга… Мне уже все равно, что будет. Но я хочу знать…

 Он оторвал руку девушки от своего плеча, и Нанна послушно села, продолжая опасливо посматривать на своего собеседника, боясь еще одного приступа…

 В том, чтобы повторять свой вопрос, она смысла не видела. Да к тому же, это, кажется, было опасно для здоровья и спокойствия бедного доктора.

 - Поймите, пожалуйста, мой интерес, - робко произнесла Нанна. – Это не просто пустое любопытство: вчера я узнала, что Ари Сорбо был моим дедом, отцом моей матери Вигдис.

 На этот раз реакция Томаса была поспокойнее: видимо, он уже приготовился к любым неожиданностям. Старик просто нагнулся к ней, все еще потирая сердце, и удивленно вскинул густые седые брови, еще внимательнее рассматривая лицо молодой женщины перед ним…

 - Вигдис… - протянул он, словно вспоминая. – Милая девочка, очень милая… Ари любил ее больше всех. А она как отца любила! Кто разрушил это их счастье достоин самой суровой кары…

 - А вы… вы ведь их родственник, верно? – уже смелее спросила Нанна.

 - Да. Ари был моим двоюродным братом. И хоть он был гораздо старше меня, между нами царили настоящие братские отношения… Его отец, дядя Асманд, воспитывал меня после смерти обоих моих родителей. Мне тогда было тринадцать лет.

 - А что случилось с вашим двоюродным братом? – тихо поинтересовалась Нанна.

 Томас вздрогнул и опустил печальный взгляд в пол.

 И тяжело вздохнул.

 - Я не знаю. Он просто уехал и ничего не сказал. Он взял с собой только Холдора.

 - А Холдор – его сын? – предположила девушка, припоминая слова своего отца.

 Томас кивнул.

 - И вы… в самом деле совсем ничего не знаете о том, куда они уехали? Даже не можете предположить?

 Томас покачал головой.

 Наверное, ему было тяжело говорить.

 Только через несколько томительных минут молчания, он поднял голову, и Нанна увидела на его лице два мокрых следа от уголков глаз до подбородка.

 - Простите, что я вызвала столько лишних и тяжелых для вас воспоминаний, просто для меня это было… действительно важно.

 Доктор Сорбо вдруг поднялся и направился к камину. Нанна заметила на покрытой толстым блестящим слоем лака деревянной каминной полке три рамки с фотографиями. Поняв, что именно к ним идет Томас, она встала и последовала за ним.

 - Это Ари. – Хозяин дома показал на самую большую фотографию, с которой Нанне улыбался мужчина средних лет крепкого телосложения, с аккуратно подстриженной светлой бородой и в очках.

 Одна его рука пряталась в кармане брюк, а другой рукой человек на снимке обнимал молодую девушку, которая весело смеялась, прижавшись к своему отцу…

 - А это Вигдис, ваша мать.

 Нанна подошла ближе и с позволения Томаса взяла фоторамку в руки. Ее глаза на несколько секунд остановились на Ари Сорбо, а затем переключились на лицо его дочери. Нанна смотрела на Вигдис Брок… Ну, или тогда еще Сорбо.

 Странно, но она почти ничего не чувствовала.

 Наверное, она просто не до конца осознавала, что смотрит на свою мать.

 Тепло улыбнувшись фотографии, Нанна поставила рамку на место, и решилась посмотреть на оставшиеся. На одной был запечатлен подросток лет четырнадцати, верхом на лошади. Мальчик сидел в седле уверенно, держа спину прямо и гордо, поводья были в его правой руке, а левой рукой он весело махал снимавшему.

 - А это, наверное… - начала Нанна.

 - Это Инглинг, - закончил Томас, с любовью глядя на фотографию внука. – Но с тех пор он, конечно же, сильно изменился.

 На последней фотографии были изображены трое мужчин, и в одном из них легко можно было узнать самого Томаса, хоть там он и выглядел лет на тридцать пять. Одет он был с иголочки и был похож на одного из самых блестящих джентльменов высшего общества, даже волосы были тщательно залакированы, а изо рта торчала толстая папироса. По обеим сторонам от него, обняв его за плечи, стояли еще двое – один очень худой и высокий господин интеллигентного вида, а другой – больше похожий на матерого гангстера, в темных брюках на подтяжках и светлой полосатой рубашке с закатанными рукавами, из-под которых виднелись мощные мускулистые руки. Той рукой, которая не лежала на плече Томаса, этот «гангстер» поправлял шляпу у себя на голове, при этом заговорщически подмигивая камере. Самой отличительной чертой этого человека, пожалуй, были его удивительно тонкие усики, закрученные кверху.

 На заднем плане виднелись два фонаря, а также большое здание, и Нанна разобрала надпись «Казино» над входом, прямо за спиной Сорбо.

 - Это вы и ваши друзья? – спросила девушка, показывая Томасу на последнюю фотографию.

 Было видно, что Томаса смутил ее вопрос. По крайней мере, он почему-то протянул руку и положил фоторамку изображением вниз.

 - Это было очень давно, это было время, когда я совершил немало глупостей, и я не хотел бы вспоминать о тех днях. К тому же мой друг Густав давно уже умер от сердечного приступа.

 Густав – это, должно быть, тот, который худой и высокий. Так подумала Нанна. Во всяком случае, другой мужчина явно не был похож на того, кто мог бы умереть из-за проблем с сердцем.

 - Я прошу прощения, герр Томас, - почти прошептала девушка.

 - Не стоит извиняться передо мной, фрекен Брок, - тоже очень тихо ответил Томас. – Повторю: я наделал в молодости немало ошибок. Теперь вот плачу за них. – Он вдруг спрятал лицо в своих ладонях и тихо всхлипнул. – Никогда не думал, что плата будет настолько ужасной.

 Доктор Сорбо медленно подошел к стоящей в углу софе и без сил опустился на нее, продолжая прятать лицо. Нанна осталась стоять на месте до тех пор, пока не поняла, что мешает бедному старику в одиночестве пережить его горе, смириться с ним…

 - Я… Я, наверное, лучше вас оставлю, герр Томас. Спасибо за то, что согласились со мной поговорить.

 Томас ничего не сказал.

 - До свидания, - бросила Нанна на прощание и поспешно вышла из гостиной в коридор, где на маленьком табурете сидела рыдающая фру Ибсен, которая в перерывах между всхлипываниями причитала:

 - А что будет-то, когда Стеин узнает… Бедный Инглинг…

 Увидев девушку, она замолчала и поспешно вытерла лицо фартуком.

 А потом бросила на Нанну мрачный взгляд, как будто та была виновата в том, что застала ее в таком ужасном состоянии.

 - Уходите? – спросила она так, словно только этого и ждала.

 - Да, - коротко ответила Нанна и забрала с комода свою сумочку.

 Служанка открыла ей дверь и выпустила на крыльцо.

 Переступив порог дома Сорбо, Нанна не стала оборачиваться.

 Не хотела.

 Слишком тяжело там было находиться.

 Как будто на кладбище.

 Она стояла у самых ворот фьорда и смотрела на океан, прислонившись животом к холодной скале. Возле берега носились чайки, дерущиеся из-за рыбы, и ветер посвистывал в их белоснежных крыльях. А она все стояла и смотрела.