- Ай, да чего например. Черная Комната, - это было произнесено спафосом - Кровавый Подвал, тьфу, фигня всякая, для маленьких девочек. Это все,я с парнями, отмел еще на стадии первичной проверки.

   Мы встали в небольшой, вечерней пробке. Народ ехал по домам.Благо что, центр мы уже покинули, понемногу продвигаясь к промзоне. То чтосказал Родион далее, заставило меня удивленно взглянуть на его лицо - не стебетли меня, хотя я знал, что не стебет.

   - Есть реально опасные места, ух. Например, старые катакомбыВенлеца.

   Катакомбами Венлеца, народ пафосно именовал небольшую системуподземных ходов, что располагалась в редколесье, километрах в двадцати загородом.

   Я ответил:

   - Известная хохма же. - и далее, декламировал, сдабривая тоннотками сарказма - Йозеф Венлец, богатый фермер, зарыл свои драгоценности, встарых катакомбах. Кто туда пойдет - тот там пропадет. Как страшно.

   Родион, посмотрел на меня, тоже, весьма едким, даже ехиднымвзглядом.

   - Коля, там реально пропадают люди. Регулярно.

   - И что? Ты меня туда везешь?

   - Конечно нет! - фырканье, усмешка - Если мы туда и поедем, тооднозначно, не ночью. Мы едем в маленький цех, по изготовлению деревянныхизделий. Хозяин, слегка того, - пальцами, Родион сделал некое движение у виска- Ну, ты понял. Считает, что его цех сглазили.

   Мой взгляд, прямой, и твердый, правильно был истолкован.

   - И чего ты на меня так глядишь? Я сам, считал что чушь. Носправочки навел. Там реально, что-то нечисто. - далее, машина остановилась.Родион, закончил быстрой фразой - В общем, особо не трепись, я сказал ему, чтоты знаменитый экстрасенс. Пошли.

   В зеркале заднего вида, отражалось мое ошалевшее, бледное лицо. Яне знал, что мне делать: плакать или смеяться? Или плакать со смеху? В любомслучае, последнее - самый верный вариант.

   Так или иначе, из машины я вышел. Местность оказаласьзаснеженной. Снег поблескивал, отраженным светом фар.

   Я оглянулся. Ощущение пустоты. Толстые трубы, проложенные издали,в еще большую даль. Линии электропередач, стоят худыми, синтетическимидеревьями. И много, ужасно много желтой, сухой и высокой травы, оставшейся сосени.

   Помножить это все, на темное небо. Даже если бы я не ехал сюда,по таким "потусторонним" делам, то это ощущение все равно бы у менявозникло. Потому, что это неживая территория.

   - Пошли.

   Мы пошли, в брака, возле которого встала машина. Не могу сказать,чтобы полностью разглядел его снаружи. Обычный, длинный и широкий барак, сбольшими окнами. Внутри, горел свет. Как оказалось - от люминесцентных ламп.Этот свет, всегда ассоциировался у меня, со строгой официальностью, с холодком.

   Бледно освещаемые станки, длинные балки и доски, внушительныебаллоны, смотрелись чужеродно. Не больше, и не меньше.

   Пожилой человек, в квадратного вида шапке, и небольшой бородой,уже звал нас.

   - Доброго вечера, Родион.

   Он снял перчатку, сунул ее в карман коричневой дубленки, и подалруку сначала Родиону, а потом и мне.

   Я пожал ее. Твердая, сильная рука. Подрагивает.

   Человек продолжил:

   - Все готово, в общем-то. Вычистили, вымыли, и день не работали,как вы и сказали. Даже доски, всего час назад занесли. - он замолчал, ожидаяответа.

   - Да, Александр Владимирович, спасибо. Дмитрий, начнет работу,как только вы уйдете.

   - Ключи, в моем кабинете, в шкафчике. Вам уже говорили, что поуходу, надо полностью все закрыть, и включить сигнализацию....

   И далее, хозяин цеха вышел наружу. Из окна, я увидел, как онпрошел за барак, уселся в девятку, после чего уехал, аккуратно объехав машинуРодиона.

   - С чего начнем?

   Я не знал. Все казалось, как уже было сказано, очень чужеродным.Поневоле отвлекающим. Я прошелся, туда-сюда по цеху, тронул пару станков.Оказались очень холодными.

   - А что вообще такое?

   - Александр Владимирович, говорит, что древесина портится. -охотно ответил Родион - Изделия из нее. Даже опилки. Систематически так,знаешь.

   - Тогда зачем, ты сказал ему все вымыть и вычистить?

   - Так материал же остался. - указующий жест, на доски и балки -Специально. А так, что, было огромное желание поползать по мусору?

   - Как смешно.

   Я все еще ходил по цеху, все так же, изредка дотрагиваясь, тотуда, то сюда. Родион, которого, видимо несколько достало молчание, сказал,стоя где-то в середине. Точнее, он недолго стоял. Сказав:

   - А я в школе, работал на станках. - немного придержал пальто, изапрыгнул на железный верстак - На уроках труда, знаешь. У нас были. Мывытачивали, в основном всякие биты.

   - И как, много выточил?

   - Штук пять бит, разного размера. Еще скалки. Одну биту, кстати,подарил двоюродному брату. А потом, был у него в гостях, и нашел ее в кладовке,заброшенную. Такие дела.

   Молча, я к концу короткого рассказа, уже обошел цех. Метров,наверное, восемь-девять в длину, а в ширину, не больше шести. В голове,ни-че-го. Ни малейшей ассоциации.

   Что я и озвучил.

   - Ты уверен?

   - Конечно.

   - А кабинет?

   Я прошелся и до кабинета. Открыл дверь, и вошел, с некиможиданием в глубине живота.

   И снова ничего. Типичная советская обстановка. Шкаф, сейф, стол,стулья, и календарь на стене. Окно.

   Вот окно-то, и привлекло мое внимание. В основном здании цеха,были стеклопакеты. А в кабинете, рама оказалась деревянной. Этот запах,какой-то странной гнили, я учуял только подойдя ближе.

   Да. Именно "странной гнили". Потому что, редко удаетсяучуять гниль обычную. Да и нельзя, этот оригинальный запах, назвать неприятным.А тут же, не сказать чтобы такой уж противный... именно странный.

   Ногтем, ковырнул облупленную краску. Странное дело. Где-то -краска была. А где-то, нет. И она осыпалась не сама собой, не от старости.Будто бы, кто-то начал счищать ее, причем наждачкой, да и забросил со временем.Вместе с засохшим кусочком, отколупался еще и кусочек дерева. Я поднял его, оноказался будто бы невесом. Малейшего сдавливания двумя пальцами, хватило, чтобыон разломился.

   В мозгу, будто шестеренки бешено вертелись. Я ожидал, как обычно,появившейся, словно из неоткуда информации, но нет. Ощущение нехорошего,появилось, а вот самого ценного - фактов, так и не пришло.

   Я вернулся в цех.

   - Странно. Я не знаю что делать. - рассказал про раму.

   Родион выслушал, и пожал плечами, глядя на меня.

   Я крепко задумался. Голова заболела. Мысли, упругими червями,прорывались словно сквозь землю. Бесчисленные множества Объектов, сами собой,отметались вон, хотя я даже и не успевал их осмысливать.

   - Быть может, выйдешь на улицу?

   Негнущимися ногами, идти тяжело, но я смог. Странным образом, вголове что-то прояснилось. Точнее не так. Мне удалось ухватить ускользающуюмысль за хвост. И когда, я радостный, зашел внутрь, то был огорошен фразой:

   - Ты чего так долго?! Я уже думал за тобой идти!

   - Долго? Я пять минут там был.

   Родион покачал головой, и резюмировал:

   - Сорок.

   - Неважно. - я махнул рукой, на лице сама собой расцвела улыбка -Значит, отключаем тут свет, затем, отключаем фары в машине, и сидим там.

   - Зачем?

   - Потому что так надо! Давай-давай!

   - Погоди. Зачем? Ты мне объяснить можешь?

   На лице все еще сохранились остатки улыбки. Я могу толькодогадываться, каким перекошенным было мое лицо, когда я отвечал:

   - Ну, обычное же дело! Логика. Ведь, не днем же, когда работают,древесина внезапно портится? Только ночью, когда никого нет. Ну, вот, мыпосидим, подождем, может, что и получится.

   Взгляд Родиона, был полон праведного скептицизма. Таким взглядом,упитанный телом и твердый в убеждениях физик-атеист, советской закалки, смотритна подошедшего к нему, с вопросом: "А вы хотите поговорить о Боге?"парнишку.

   - А ничего, что дверь незаперта, и сигнализация отключена?