Встреча на улице Мицкевича — ничего не значащий эпизод в многотрудной деятельности Войнаровского и Баранова «во славу украинской нации», — встреча эта для действительно случайного наблюдателя ее — Галана — оказалась чреватой весьма важными для всех трех ее участников последствиями: у Галана родился замысел комедии «99 %», известной и под другим названием — «Лодка качается».

Событие это вызвало впоследствии немало шума, доставило множество неприятных хлопот господам из полиции, как «гром среди ясного неба», как «удар, от которого не скоро опомнятся отцы города».

Поднимался занавес, и зрители лицезрели весьма респектабельного адвоката Помикевича, диктовавшего письмо своей секретарше. Письмо было не без выспренности, но, очевидно, благородные гражданские чувства, бушевавшие в душе адвоката, требовали и такого стиля, и столь помпезной велеречивости: «…Словом ч-ч-ести заверяю вас… что лишь благо моих клиентов и украинской нации руководило мною во всей моей…» Тирада Помикевича прерывается приходом одной из таких клиенток — матери коммуниста. Выясняется, что адвокат обманывает и обирает ее. Он еще ни разу не посетил прокурора по делу просительницы.

Собственно, зритель знал, на что он идет и что ему покажут. Редакция «Викон», напечатавшая комедию, предпослала публикации не столько аннотацию, сколько микропамфлет: пьеса «показывает подлинное лицо наших носителей национальных идеалов и „освободителей“ нации на всех участках национальной жизни и их подвиги во всех национальных учреждениях с целью присвоить имущество этих учреждений в пользу своего кармана».

«Слово ч-ч-ести» респектабельного адвоката было лишь прелюдией событий весьма занимательных и многозначительных. Жена адвоката, Милена, развратничает с его помощником — доктором Дзуньо. «Возмущенный» Помикевич, сам ухаживающий за своей секретаршей Лесей, хочет выгнать Дзуньо из своей конторы. Но предприимчивый доктор не только не пожелал оставить свое место, но и потребовал увеличения заработка, шантажируя своего шефа документами о его прошлой преступной деятельности. Припертый к стене, адвокат начинает говорить о «национальной солидарности», о «патриотизме».

Своеобразная сценическая форма комедии, развивающаяся как сюжет бестселлера из жизни уголовников, начинает вдруг вызывать у зрителей совсем не комедийные эмоции. «Смотрите, — подтекст комедии как яростный крик, — вот они, наши носители идеалов вильной Украины! Вот их душа, их идеи, их принципиальность, цена их „гражданственности“! Полюбуйтесь на политическое ничтожество этих людишек! На их мораль!»

На почве этой морали стал возможен союз между Помикевичем и Дзуньо. Они составляют заговор против депутата Польского сейма «святого отца» Румеги — заговор, достойный «лучших» традиций гангстеризма: «друзья» хотят силой заставить Румегу отречься от депутатского мандата в пользу Помикевича и уговорить его «удочерить» Лесю. Может быть, «устраивая судьбу» Леси, они думают о каких-то «гуманных» мотивах? Ничего подобного. Отец Румега, в образе которого Галан дал обобщенный тип представителя верхушки униатского духовенства, не имеет детей. «Устраивая» Лесю, Дзуньо рассчитывает впоследствии жениться на ней и прибрать к своим рукам хозяйство «святого отца», который, призывая паству «отречься от земных благ», сам владел домом, лесом и сорока гектарами полей.

Уже на премьере спектакля стало очевидно, что быть грандиозному скандалу.

Зрители узнали в персонажах комедии «отцов» Львова: в ревностном униате Румеге — приближенного митрополита А. Шептицкого — Т. Войнаровского, в «античном герое», адвокате А. Помикевиче — главу УН ДО Д. Левицкого, в развратной Милене — жену редактора националистической газеты «Свобода» В. Баранова. Какова конечная расстановка противоборствующих сил в пьесе? Румега остается в сейме, а Помикевич — в своей конторе. Подлость. Более ловкий мошенник посрамил менее изворотливых. Пострадала одна Леся. Ее выгнали за «разврат». Нужно же было найти виновного, чтобы вновь установить «национальную солидарность» в грязном обществе стяжателей.

Главные участники «титанической битвы» вновь крепят «узы дружбы»: «Пусть мне будет, — восклицает один из них, — позволено в эту минуту поднять тост во славу родной интеллигенции, этих вернейших и лучших сынов народа, которые… с патриотизмом античных героев и самопожертвованием мучеников святой католической церкви отдают жизнь свою Украине, а если потребуется, то пойдут за нее на смерть и муки».

Пойдут за что? Во имя каких святых идеалов? Кто они, эти «мученики католической церкви»? Зрители знали цену таким словам и такому «самопожертвованию». Говоря словами тудоровского героя — священника Сойки, «мученики» и «античные герои» думали лишь об одном: «Пусть благословенны будут универсальные задачи церкви перед лицом революции, пусть цветут и завершаются самые лучшие замыслы Рима против коммуны… Но если хотя бы один из них может разорвать сердечную привязанность его, Сойки, с родными поместьями, если хоть один клинышек сойковской земли должен пропасть… о, тогда он начхать хотел на все универсальные задачи и замыслы». Интересы «неньки Украины» имели для них значение не большее, чем прошлогодний снег…

Комедию «99 %» ставил львовский «Рабочий театр». Коллектив заранее знал, какой резонанс будет иметь спектакль. К тому же, и без того чреватая самыми скверными последствиями для коллектива театра, эта работа усложнилась. Под конец ее во Львове начались массовые аресты коммунистов и их высылка в луцкую тюрьму. Накануне премьеры были арестованы режиссер пьесы и один из ведущих актеров. «Я. Галан думал, что актерский коллектив, среди которого еще были кандидаты в Луцк, не захочет в такое время заниматься его пьесой. Но рабочие-актеры… продолжали свою работу…» — рассказывал подпольщик М. Вовк.

«Рабочий театр» решил постановкой комедии ответить на эти репрессии. В сложившихся условиях премьера стала актом громадного революционно мобилизующего значения.

Заменив арестованных товарищей, актеры перераспределили роли и сумели осуществить премьеру с опозданием всего лишь на один день.

«Около 600 рабочих, присутствовавших на спектакле, — вспоминает М. Вовк, — своими криками и бурными аплодисментами выразили свою благодарность автору пьесы за то, что он высмеял ненавистных рабочим националистов. В зале был проведен сбор денег для МОПРа».

Викновцы праздновали победу. Нелегкую. Еще неизвестно, что сулящую им в будущем — аресты не прекращались, — но победу явную, очевидную, блистательную.

А угроза тюрьмы? Что же — им было не привыкать к этому. Они вечно жили в ожидании ареста. Тогда и прозвучали известные слова Галана в одной из его статей: «Я и в дальнейшем, как и теперь, буду выполнять свой классовый долг и беспощадно бороться с явным и тайным фашизмом…»

Порой случайно перекрещиваются судьбы незнакомых людей. Но не могут не встретиться единомышленники по вере и борьбе. Не протянуть друг другу руки на дружбу и боевое товарищество. Так случилось и с горновцами.

— Нам придется скоро открывать отдел международных связей, — в шутку заметил в конце 1931 года на редколлегии Тудор, показывая на толстую пачку писем, прибывших из великого множества городов и стран.

Пролетарская печать всех континентов перепечатывала произведения викновцев, посылала им приветы братской солидарности: киевская «Литературная газета», московские журналы, «Западная Украина» и «Вечерняя рабочая газета» из Харькова, журнал «РЛФ» из Софии, «Месячник литерацки» из Варшавы, «Украинские висти» из Парижа, «Творба» из Праги, «Нью-Масс» и «Украински щоденни висти» из Нью-Йорка, «Работница» из Канады, «Пролетар» из Буэнос-Айреса, коммунистические издания из Германии.

Викновцы были счастливы этой поддержкой друзей. Эти друзья отлично понимали, в каких условиях работают горновцы. Юлиус Фучик в «Творбе» назвал создание «Горно» «значительным событием последних лет в Восточной Галиции», а издававшаяся в Париже украинская рабочая газета прямо писала о гражданском мужестве горновцев: «Западная Украина — теперь тюрьма. Но нашлась группа людей, чтобы раскрыть окна в эту тюрьму». «Браво, „Викна“!» — донеслось со страниц «Рабочего ежемесячника», органа английской компартии.