– Кто же ты такой? – спросил господин Коста бесчувственного своего пассажира, с сомнением глядя на грязную ткань, скрывающую незнакомца. – Откуда мне на голову сел?

Бродяга ответом не удостоил, даже не застонал как в первый раз.

– Ну и демоны тебя лизали, – бросил в сердцах мастер и отвернулся. Сольфо в вожжах, чтобы идти по дороге, не нуждалась, Панари вновь погрузился в мысли.

Артефакт с руки случайного попутчика он снимать не стал. Кто его знает, что там и как устроено. Сломается еще, а то и похуже чего случится. Нет уж, пусть этот доходяга сначала очнется. Вот тогда и снимет, и расскажет, и объяснит. А почему расскажет? И тем более снимет?

Господин Коста задумался. В общем-то и на самом деле – а с чего бы это незнакомый человек будет делиться с ним – с мастером – дорогой вещью? За подвоз? Ну, так и на глазок видно, что механизм у него хотя и непонятный, но явственно дорогой. Панари не удивился бы, если за его цену ему пришлось бы возить бродягу по всей ойкумене кругов полсотни. Еще и кормить. О, кормить! Кошеля у него не видно было, значит, без денег рухнул. И вполне возможно – голодный. А если и сытый, то пока до ближайшего села доедем, уж точно проголодается.

Так, с едой понятно. Плюс подвоз. Ну и ночевать желательно под крышей, а за место в гостинице заплатить может только он – Панари. Так что должок у бродяги набирается, это приятно. Тем более что не сам артефакт нужен был мастеру, а объяснения. Отнять и так бы мог, но не был механик уверен, что сможет разобраться в сути такого сложного устройства. Ой, не уверен.

Поэтому и оставалось что скучать и смотреть на елки, пока рыжая лошадка переставляла свои ноги, таща за собой тяжелую телегу.

Компанию витаньери господин Коста увидел издалека. Обернулся посмотреть своего подопечного и углядел шагах в пятистах группу всадников. Места тут были спокойные, лихих людей не встречали на памяти нынешнего поколения ни разу, но всякое случается. Поэтому под скамейкой козел у него был припрятан пятизарядный стреломет собственной конструкции. Группа вооруженных людей на пустынной дороге нервировала, поэтому оружие Панари достал исключительно в целях лекарственных: для их – нервов – успокоения. И чтобы совсем привести себя совсем в здоровое состояние, взвел пружины. Подумал и чуть сдвинул раму одного из плугов, чтобы ряд уже тупых ножей оказался поверх рогожки, придавив собой незнакомца. Тот пошевелился и даже откинул ткань, глядя на мастера ошалелыми глазами. Но вдруг увидел всадников позади, еще вдалеке, но нагоняющих. Взгляд бродяги стал совсем уж диким, но он, ни слова не говоря, нырнул обратно и закрылся с головой.

«Эк тебя пробрало-то», – задумался Панари. На самом деле – странное поведение, но у каждого могут быть свои тайны. А где тайны, там и опасность, это всем известно. Не зря блаженный Кассиди говорил: «Убойтесь непонятного, а коли не убоялись, то по сусалам!»

Поэтому когда витаньери догнали телегу, они увидели сидящего на козлах дородного бородача, держащего на коленях ощетинившийся пятью жалами самострел. Два всадника проехали чуть вперед, двое обошли по бокам, еще пятеро остались позади. Главный – франтоватый пуаньи с совсем уж щегольской бородкой – пристроился прямо рядом с мастером.

Господин Коста наигранно лениво обернулся по сторонам. Обложили, конечно, качественно, ничего не скажешь. Чувствовалась выучка и слаженность.

– Хорошая игрушка, уважаемый, – франт показал рукой в перчатке тонкой кожи, крашенной в бордовый цвет, на самострел.

– Хорошая, – согласился Панари. – Сам ведь делал.

Вообще такое оружие заранее заводило потенциальный конфликт в тупик. Понятно, что мастера окружали сразу десять бойцов, каждый из которых стоил нескольких таких как он. И вооружены они хорошими мечами: узкие клинки недурственной работы, как можно было определить на вид только по рукоятям и хорошим ножнам. У двоих виднелись луки, но не настороженные. А вот господину Коста руку холодило железо готового к выстрелу стреломета. Пять раз готового. То есть, конечно, столько ему не дадут, но две стрелки он выпустить вполне может успеть. Обычные люди такой размен посчитали бы очевидно невыгодным, но витаньери, правда, люди не вполне обычные.

Пуаньи поцокал языком, выражая восхищение работой.

– Уважаемый – мастер Механики?

– Истинный пуйо, – подтвердил Панари.

– Какой роскошный случай, не находите? На пустой дороге я встречаю человека, который почти равен мне. Не грязный масари, не мещанин из захудалого городишки, а настоящий пуйо.

Мастер Коста неопределенно хмыкнул, как бы соглашаясь с собеседником, но вроде бы и оставаясь вне его размышлений.

– Кстати, знаете, уважаемый, я ведь считаю, что пуйо зачастую равны пуаньи. Вы же, чтобы получить свой титул, вынуждены по семь лет, а то и поболее, проводить в своих универсериях. Но потом выходите оттуда людьми, познавшими многие истины. Мы же, благородные, титул имеем по рождению. Равно ли образование крови? Я вот полагаю, что ведь можно и так сказать. А Вы как считаете, уважаемый?

Разговаривать с этим щеголем в окружении его свиты из вооруженных головорезов, Панари совсем не хотелось, но проявлять невежливость в такой ситуации было бы глупо.

– Может, Вы и правы, благородный пуаньи. Но у нас в универсерии среди студиоузов было много благородных. Разве они стали выше Вас? Не думаю. Потом Ваши дети будут пуаньи с первого крика, а мои будут только детьми пуйо, пока не получат свой титул сами.

– А ведь правы Вы, уважаемый пуйо! – рассмеялся пуаньи. – Вот что значит – образование! Слышите, вы? – обратился он к наемникам. – Умного человека и послушать приятно. Вот ты, Сахой, стал бы студиоузом в молодости, если бы такая возможность была?

Поджарый, похожий на узловатую ветку витаньери пожал плечами.

– Я в молодости воевал сначала за вастера Клименьи против вастера Приона. А потом за вастера Приона против вастера Клименьи. Святой Вито направлял меня, негоже сомневаться в пути, который предрек нам Отец.

– В тебе умер проповедник, Сахой, – хмыкнул пуаньи.

– Он обеспечил его достаточной компанией во время штурма Веймского монастыря, – хмыкнул один из наемников, на что Сахой лишь скривил губы в подобие улыбки.

– Видите, с кем приходится иметь дело? Черствые души, чуждые высокого. О чем с ними говорить, уважаемый пуйо!

Мастер Коста опять пожал плечами, стараясь, однако, сделать это с должным почтением. Говорливый пуаньи его раздражал, и сейчас Панари мечтал только о том, чтобы этот благородный философ отправился куда подальше вместе со своими головорезами.

Какое-то время все молчали, и лишь копыта одиннадцати лошадей выбивали глухую дробь из глинистого полотна дороги.

Пуаньи о чем-то размышлял, задумчиво глядя на мастера, но Панари был готов поставить телегу со всем хламом в ней (но без бродяги!) – этот человек старательно играет в эдакого скучающего мудреца. Зачем? Да просто так, потешить себя мыслью о том, что он и есть скучающий мудрец, встретивший какого-то механика. Да, можно проявить некоторую толику благородства, изобразив, что считаешь его чуть ли не равным себе, но на самом деле пуйо для него – пыль и вода. Таких типусов Панари Коста хорошенько прознал еще в универсерии.

– О, простите меня, мастер, я же не представился! Как невежливо с моей стороны. Грастери Ройсали, рад Вам как себе. И вот что...

Пуаньи сделал паузу, повертев в воздухе кистью левой руки, словно подбирая слова. Панари же стало совсем грустно. Грастери – титул серьезный. «Граса», что значит «второй» на старом туаро. Выше только короли и наследные – иных и не бывает – лоастери. «Лоа», соответственно, переводим как «первый».

Так вот, вообще-то нормальному грастери положено вести исключительно праздный или хотя бы роскошный образ жизни. И если человек, чье сердце качает в жилы вторую по степени благородности кровь, выезжает куда-то по своим или государственным надобностям, то его должна сопровождать соответствующая титулу свита. Но никак не банда витаньери, один из которых участвовал в штурме Веймского монастыря. Дело было шумное.