Снова раздался мелодичный перезвон сигнала, и лицо капитана исчезло. «Стелла» продолжала вздрагивать и раскачиваться из стороны в сторону.

Я решил прогуляться и вышел из каюты. Члены экипажа «Стеллы» натягивали в коридорах и вдоль проходов в кафе и салонах специальные тросы, пропуская их сквозь отверстия в переборках, чтобы пассажирам было легче устоять на ногах во время качки. Матросы работали сноровисто и уверенно, выбирая паузы между толчками. Никто из них, по-видимому, не испытывал никакого беспокойства. Пассажиры, уцепившись за уже натянутые тросы, передвигались далеко не так ловко и с видимой опаской. Можно было подумать, они ходят не по широкой, пусть и слегка раскачивающейся палубе, а по краю утеса. Двигаясь мимо одного из ресторанов, я обратил внимание, что посетители за столиками пьют и едят из чашек и тарелок с широкими, массивными донышками. Значит, подумал я, на «Стелле» имеются не только канаты, но и запас специальной посуды; следовательно, капитан не лгал, когда говорил, что во время перехода возможна болтанка. Слово «шторм» я не хотел произносить даже про себя. Просто неоднородный участок Вселенной, как и сказал капитан Признер. Несомненно, они встречаются в Пространстве достаточно часто.

По пути к лифтам я наткнулся на пожилую женщину, которая тяжело повисла на натянутом вдоль коридора тросе. Казалось, ей не хватает воздуха, и она остановилась, чтобы отдышаться. На меня она смотрела со смущением и каким-то непонятным беспокойством. Я хотел было пройти мимо, чтобы не смущать ее еще больше, но колени женщины внезапно подогнулись, и она тяжело осела на палубу. Бросившись к ней, я подхватил ее под руку и помог подняться.

— Благодарю вас, молодой человек, — проговорила она, отдуваясь. — Не знаю, право, что со мной такое…

— Если хотите, я могу проводить вас до вашей каюты, — предложил я.

Я ожидал благодарной улыбки, но вместо этого женщина подозрительно сощурилась и пристально посмотрела на меня.

— Зачем вы хотите пойти со мной в каюту? — резко спросила она.

— Мне кажется, вам следует прилечь, — вежливо ответил я.

— Нет! — отрезала она, и я почувствовал, как напряглось ее тело.

— Но, мне кажется, вы не очень хорошо себя чувствуете, и…

— Я сказала — нет! — Ее голос сорвался на истерический визг. — На помощь! Стюард! Стюард! Кто-нибудь, помогите!..

Я поспешно выпустил ее руку, но пожилая пассажирка продолжала кричать во все горло, и я почувствовал, как охватившая ее паника передается и мне. На мгновение мне даже захотелось зажать старухе рот, чтобы заставить ее замолчать. Наверное, я в конце концов так бы и поступил, если бы из-за угла не появился стюард.

— Что случилось, мэм? — спросил он.

— Вот этот пытался меня ограбить! — выкрикнула женщина, тыча пальцем в мою сторону.

— Он что-нибудь взял у вас, мадам?

— Нет, пока нет. Но он собирался!..

Стюард повернулся ко мне.

— Вы арестованы, сэр! — отчеканил он. — Оставайтесь на месте, пока я не вернусь.

— Что-о?! — У меня вытянулось лицо.

— Пожалуйста, — шепнул стюард. — Спасибо, что помогли задержать этого воришку, мадам, — добавил он, обращаясь к пассажирке. — Идемте со мной, я провожу вас.

Они ушли. Минуты через две стюард вернулся.

— Спасибо, сэр, что подыграли мне, — сказал он. — Иногда, чтобы успокоить пассажира, приходится хитрить.

— И часто такое случается? — спросил я.

— О, да, достаточно часто, особенно если начинает болтать, как сейчас. Да, кстати, сэр, у меня для вас послание. — И он протянул мне серый цилиндр хронопочты.

Прислонившись плечом к переборке, я вскрыл футляр. Свернутое в трубочку письмо было написано на фирменном бланке с логотипом «Стеллы». Строчки прыгали, словно писавший очень спешил.

Я попыталась заняться с СП оральным сексом на капитанском мостике. Мы попали в шторм, и я хотела ему отдаться, но он остановил меня, потому что считал — это будет неправильно, так как…

Я перечел записку раз шесть.

— Это… серьезно? — спросил я наконец. Стюард пожал плечами.

— Думаю, да. А в чем дело?

— Странная какая-то записка.

— Хронопочта поступила обычным порядком. Это все, что я могу вам сказать.

— Вы, случайно, не знаете, когда могло быть отправлено это письмо?

— Скорее всего, его отправят завтра, сэр. Вот здесь, на футляре, завтрашнее число и регистрационный номер. Судя по нему, письмо отправили с капитанского мостика.

Прежде чем я успел сообразить, какой еще вопрос задать, «Стеллу» тряхнуло особенно сильно. Крепко вцепившись в трос, я ожидал повторения толчка, но корабль выровнялся, хотя и продолжал ощутимо дрожать.

Раздался приглушенный сигнал зуммера. Стюард снял с пояса служебный коммуникатор и прочел появившееся на экране сообщение.

— С вашего позволения, сэр, — обратился он ко мне. — Меня вызывают другие пассажиры, так что если я вам больше не нужен…

— Нет, можете идти, только… — Мне в голову пришла еще одна мысль. — Не могли бы вы сказать мне, где сейчас находится Одри Пеннебакер?

— Разумеется, сэр. — Стюард покрутил колесико коммуникатора. — Ага, вот она… Мисс Пеннебакер находится на палубе G в зале «Тропикана». Если хотите, я могу связать вас с ней через старшего стюарда.

— Нет, спасибо, лучше я сам туда схожу.

Я сел в лифт, спустился на палубу G, отыскал зал «Тропикана» и вошел, не постучав. Одри сидела за столом вместе с отцом и несколькими функционерами церкви Возрождения.

— СП! — удивленно воскликнула Одри, увидев меня.

— Могу я с тобой поговорить?

— Вообще-то, мы кое-что обсуждали… — ответила она, бросив быстрый взгляд на отца.

— Побеседуй с молодым человеком, Одри. — Преподобный Пеннебакер милостиво кивнул. — Похоже, твой друг чем-то серьезно обеспокоен.

— Я сейчас вернусь, папа… — пообещала Одри. Встав из-за стола, она взяла меня за руку и вышла в коридор.

— Ну, СП, что случилось?

— Взгляни-ка на это… — Я протянул ей странную записку. Одри прочла ее и покраснела.

— Ну-ка, объясни, что все это значит?! — воскликнула она, гневно сдвинув брови.

— Это твой почерк?

— Я бы никогда не написала ничего подобного, — процедила Одри. — И никогда бы ничего подобного не сделала!

— Послушай, Одри, стюард сказал, что это письмо отправлено с капитанского мостика и датировано завтрашним числом. Значит, это не ошибка и не шутка. А раз так…

Глаза Одри опасно сверкнули.

— Ага, я поняла! Ты прочел ту гадкую книжку, да?

— То, что я прочел, не имеет никакого отношения к этой записке. Но она меня не слушала.

— Я так и знала! — Она топнула ногой. — Ты побывал в этой мерзкой книжонке и теперь способен думать только об одном — о всякой грязи. Ладно, можешь наслаждаться своими извращенными фантазиями, только держись от меня подальше, понял? Я не желаю с тобой больше разговаривать.

Дверь в зал отворилась, и в коридор вышел преподобный Пеннебакер.

— Что стряслось, дети? Из-за чего такой шум?

Одри бросила на меня уничтожающий взгляд и, прежде чем я успел ей помешать, протянула злополучную записку отцу.

— Только взгляни на это, папа! — воскликнула она. — СП утверждает, что получил это по хронопочте. Он говорит: это написала я!..

Преподобный внимательно прочел записку, потирая шею ладонью. Я невольно напрягся, боясь, что отец Одри набросится на меня, но он посмотрел на дочь и сказал:

— Но ведь это твой почерк, дорогая.

— Папа!..

— Конечно, ты никогда бы так не поступила, я знаю, но… В своих проповедях я не раз отмечал: хронопочта вряд ли является частью Божественного Плана, и все же она остается реальностью, с которой нельзя не считаться.

— Что-о?! — воскликнула Одри. — Ты только посмотри на эти зачеркнутые слова! СП обвиняет меня в… в чем-то совершенно ужасном!

— СП не писал этой записки, Одри. — Преподобный Пеннебакер посмотрел на меня и печально покачал головой. — Мне всегда казалось, что видение будущего — особенно фрагментарное, вырванное из контекста грядущих обстоятельств — способно только повредить людям. Знать свою судьбу для человека, как минимум, неестественно. Подобное знание меняет, уродует человеческую личность. Ведь часто бывает так, что, стараясь избежать предсказанных неприятностей, человек начинает совершать противоестественные поступки, которые в конце концов и приводят к тому, что прогноз сбывается. Древние греки знали это очень хорошо и недолюбливали своих оракулов. Во всяком случае, обращались они к ним лишь в крайних случаях, и ни к чему хорошему это, как правило, не приводило.