— Да... В самом деле, ничего больше нет... — пробормотал он и повалился на кушетку, даже не взглянув на молодую жену.

— Оставь его, пусть спит, жалкий трус, — с презрением сказала Смарагда. Потом, откинув свои длинные распустившиеся косы, она протянула мне руку и прибавила: — До свидания, Нехо. Я так разбита усталостью и волнениями, что сейчас же лягу в постель. Поклонись от меня твоей матери и сестре. Скажи им, что, как только восстановится порядок, я надеюсь видеть их у себя на пире более спокойном, чем вчерашний.

Дома я нашел всех сияющими от радости. Люди спешили привести в порядок комнаты и приготовить поесть проголодавшимся господам и слугам. Изнуренный усталостью, я наскоро подкрепился пищею и лег спать. Когда я проснулся, было уже далеко за полдень. Мое тело было словно обожжено крапивой. Не обратив на это внимания, я встал, оделся и сошел в залу, где не было еще никого, кроме отца, который прохаживался взад и вперед, с озабоченным видом почесывая то голову, то спину.

— Что с тобой, батюшка? — спросил я в недоумении.

— То, что у меня все тело как в огне... А ты ничего не чувствуешь?

— Несносный зуд по всему телу.

— Я так и думал: все жалуются на то же самое. Ну, осмотри же себя хорошенько, и узнаешь причину этого состояния.

Встревоженный, я последовал совету отца и убедился, что тело мое и одежда кишели вшами. С отвращением я сел на стул. Для нас, египтян, привыкших к самой щепетильной чистоте, эта новая язва была едва ли не омерзительнее двух первых.

— Я еду во дворец. Если и там появились эти гнусные насекомые, то государь опять созвал мудрецов, — сказал я и, не простясь с отцом, выбежал из дому.

Я зашел в зал, окинул взглядом всех присутствующих и, несмотря на свою злость и досаду, едва мог удержаться от смеха. Грязные паразиты кишели на каждом царедворце, от старых сановников до молодых офицеров и дам.

В эту минуту орлиный взор Мернефты различил меня в толпе.

— Подойди, Нехо, — сказал он, делая мне знак рукою. — Вчера, мой храбрый воин, ты выручил нас из беды. Не знаешь ли ты также средства против нового зла? — И он указал пальцем на насекомых, которые спокойно прогуливались по его пурпурному одеянию. — Это не так опасно, как крысы и жабы, но не менее отвратительно.

Я сознался, что не знаю, но внимание государя отвлекли мудрецы.

Ученые мужи отвечали, что, не зная способа производить паразитов, они не могут их и уничтожить.

Мы пробовали окуривать одежды, натирать тело мазями, по несколько раз в день принимать ванны, читать заклинания и приносить жертвы богам, — ничто не могло избавить нашу кожу от паразитов.

Прошло несколько дней. Женщины сходили с ума от бешенства, а гнев Мернефты не знал границ. Мезу по-прежнему не видно, не слышно.

Наконец царь приказал привести для допроса какого-нибудь еврея. Не прошло часу, как перед фараоном стоял бледный и дрожащий еврейский старик.

— Слушай, нечистая тварь, — грозно сказал Мернефта, — если ты дорожишь головой, то должен объяснить мне, какими средствами вы предохраняете себя от вшей.

Еврей стал клясться, что ничего не знает, но когда царь приказал позвать палача, который явился с топором в руке, то старикашка упал государю в ноги и признался, что Мезу под страхом смерти запретил открывать тайну.

— Если так, — сказал Мернефта, — то ты рискуешь жизнью и в том, и в другом случае. Поэтому выбирай, что тебе больше нравится: подвергнуться гневу Мезу, а от него я обещаю защитить тебя, или сейчас положить голову под топор палача.

Несчастный старик ломал руки, в отчаянии катался по земле, но вид острого как бритва топора, с которым палач стоял наготове, ожидая знака фараона, сломил его упорство.

Дрожащим голосом он пробормотал, что нужно протереть все тело оливковым маслом, намазать им все пороги, наличники у дверей, перила лестниц, а потом принять ванну из воды, вскипяченной со свежими лавровыми листьями, и хорошенько окурить дом листьями масличного дерева, после чего все паразиты исчезнут.

Довольный, Мернефта велел отвести еврея в одну из дворцовых комнат и стеречь его до восстановления полного спокойствия. Затем он ушел во внутренние покои принять ванну, разрешив всем, кого не задерживали необходимые обязанности службы, разойтись по домам.

Я вернулся домой, и, как только сообщил нашим рецепт от паразитов, лихорадочная деятельность овладела всеми. Из погребов доставали огромные сосуды с оливковым маслом, и я сам наблюдал, как рабы обмазывали им пороги, постели и т.п.

Уставший, я пошел к отцу, но застал его уже в ванне, с лицом, выражавшим блаженство.

— Благодарение богам! — воскликнул он. — Я уже почти потерял надежду когда-нибудь испытать отрадное чувство чистоты и спокойствия... Война с паразитами была еще хуже, чем с крысами и лягушками.

— Отец, ты сам, как лягушка, сидишь в зеленой воде, — заметил я, смеясь.

— Ступай же и ты поскорее изобразить из себя лягушку, — весело отвечал он, — а потом ложись в постель. Ты изнемогаешь от усталости, бедный мальчик, и тебе надо хорошенько отдохнуть.

Я приказал немедленно сжечь одежду, которую носил эти дни, потом с наслаждением вымылся в спасительной ванне и лег спать.

Воспоминание страшных передряг последнего времени преследовало меня и во сне. Мне пригрезилось, что Мезу наслал на нас всех нильских крокодилов. Они вторгались в дома и дворцы, а мне пришлось защищать Мернефту от нападения страшного крокодила. В единоборстве с чудовищем я воткнул ему в пасть свой кинжал и испустил такой громкий клик победы, что проснулся.

Дневной свет озарял мой тихий уголок. Я встал, оделся и сошел в столовую, где собралась вся семья. Ильзирис, веселая и свежая как роза, бросилась мне на шею, мы со смехом поздравили друг друга с благополучным очищением. Мать, толковавшая с Хамом о приготовлениях к свадьбе, попросила нас не упоминать больше об этом тошнотворном эпизоде нашей жизни, и мы должны были переменить тему разговора. Ильзирис обратилась к своему жениху, а я подсел к отцу, который отдавал приказания главному управляющему наградить всех слуг и рабов за их преданность и мужество.

Неописуемая радость охватила весь город. Знакомые рассказывали друг другу страшные или забавные эпизоды, в которых кто-то был героем либо свидетелем, подсчитывали понесенные убытки и насмехались над Мезу.

Но я не разделял общей веселости: дурное предчувствие томило меня, и казалось, что с минуты на минуту должно разразиться какое-нибудь новое бедствие. Однако все было благополучно. Евреи прятались, и никто из них не смел показаться среди веселой и нарядной толпы, наполнявшей улицы.

Наступил день приемов, когда к царю допускался каждый, кто хотел подать ему жалобу или прошение.

Придя в залу, я узнал от одного из товарищей, что в это утро еврей, открывший средство против паразитов, был найден задушенным в отведенной ему комнате, хотя его стерегли самым бдительным образом, и в комнату эту не было другого входа, кроме двери, охраняемой стражниками. Мы долго толковали об этом непостижимом событии, и после множества предположений отправились занять свой пост в приемной зале, которая вскоре стала наполняться публикой. Я спокойно смотрел, как толпа собиралась у входной двери, против трона. Вдруг в зале появились Мезу и Аарон и с невозмутимым видом стали в первом ряду просителей. Когда фараон вошел в залу, он тотчас заметил еврейского пророка, и краска гнева вспыхнула на его выразительном лице. Остановившись на ступени трона, Мернефта грозным взглядом окинул Мезу и его спутника, которые одни во всем собрании не отдали царю земного поклона.

— Видно, — произнес фараон дрожащим от гнева голосом, — что ты действительно посланник нечистой силы и что твой бог — сам Тифон. Ты имеешь дерзость являться ко мне на глаза после того, как трижды возмутил спокойствие моего народа своим проклятым чародейством! И как ты смеешь, гнусный колдун, не преклонять колен пред твоим государем.

Мезу выступил вперед и, подняв на Мернефту свой глубокий взор, спокойно отвечал: