Кусла понял причину всего этого...

И решил не расстраиваться из-за его поведения.

— Теолог, Святой Ризло, однажды сказал, что грешники страдают не потому, что у них не осталось никакой человечности, а потому, что...

— ...что следы человечности в них всё ещё есть.

По блеску глаз Вэйлэнда казалось, что тот нашел самый интересный способ позабавиться с новой игрушкой.

Казалось, горькое выражение лица Куслы забавляло его.

Вэйлэнд, наверное, и Сестер спас только потому, что хотел увидеть, как они будут страдать, разрываясь между своей верой и похотью.

— Ты болван, сделанный из железа.

— Прочный, красивый, но плохо подходящий для сражений.

Вэйлэнд поднялся со стула и потянулся.

Это была не рабочая мастерская, где ученикам говорили оставаться и бдеть.

Вэйлэнд совсем не показывал признаков усталости и выглядел даже взволнованным.

— Нам надо добавить некоторые примеси, будем ли мы ковать из железа мечи, либо топоры. Итак, если в тебя добавить некоторые примеси, то кем ты станешь, Кусла?

— Если это случиться, то я позволю тебе испытать меня в отрезании чего-нибудь.

— Хо-хо, разве это не будет интересно~? – сказал Вэйлэнд и, взяв дубликат, пошел вниз.

Кусла, оставшись один, вздохнул и проследовал за ним.

Фенесис проснулась около полудня.

Её всё ещё слегка шатало, и говорила она с трудом, вероятно, из-за того, что случилось ранее.

На обед была зерновая каша и сыр, но она морщилась, когда ела.

Кусла не сильно о ней волновался и просто продолжал работать. Естественно, и над восстановлением содержимого металлургических исследований.

Они не скрывали свою работу от Фенесис, потому что она, как и остальные, не заметила, что они гнались за тем, что было скрыто в металлургических записях Томаса.

Если бы те, кто стоят за Фенесис, узнали, что информация, которая им нужна, содержится в металлургических записях Томаса, то они бы не выжидали, а уже что-то предприняли. Однако до того, как это произойдет, Кусла и Вэйлэнд надеялись украсть этот секрет, прежде чем другие поймут его важность.

Другими словами, люди, стоящие за Фенесис, не понимали, какую информацию скрывал Томас.

Они должны были понять металлургические записи Томаса, которые они оставили Посту, до того, как это сделают Фенесис и остальные.

Как только они всё запомнят, то смогут сжечь всё стоящее в пепел, не оставив никаких доказательств.

Не вставая на пути у Поста, они могли сохранить достижения Томаса и сделать большой шаг на пути к Магдале.

Но были некоторые опасения. После слов Фенесис, Кусла думал, что будет чувствовать себя виноватым в сокрытии правды, но в действительности это было не так. Он не чувствовал ничего, даже когда смотрел на Фенесис, которая сидела, положив руки на стол.

Это заставило его осознать и почувствовать противоречие в себе.

Так как он прошел весь путь до сюда, то он должен быть способен идти и дальше.

— Эм.

Пока он размышлял над этим, внезапно прозвучал голос Фенесис.

Он обернулся и увидел Фенесис, дергающую свою рясу с горьким выражением на лице.

— Прости...

Кусоа уставился на Фенесис, убрал материалы с весов и сказал:

— Я не думаю, что ты тогда напилась.

— !

Она вздохнула.

Кусла снова отвернулся, и в этот раз она выглядела так, словно была готова заплакать, а её лицо было полно боли.

— Ты слишком много взяла на себя во многих смыслах, верно? Для тебя это было тяжело, ведь это было впервые.

— ...

— Ну, вместо того, чтобы в следующий раз снова пить вино и блевать тут и там... Я посоветую тебе не пить и сменить свой нынешний стиль жизни.

Он поставил на чашу весов гирьку, а на другую положил тусклый золотой минерал.

— Но в этом мире так сложно начать всё сначала.

Кусла повернул голову в третий раз и обнаружил Фенесис с опущенной голову.

Это было действительно постыдно – то, что наблюдатель напилась перед теми, за кем она должна была присматривать, и даже нагло вывалила всё своё прошлое. Он не думал, что она тогда притворялась, но обдурили его или нет – совершенно не имело значения.

— Не беспокойся. Я ничего не скажу своему начальнику.

Услышав, как Кусла дразнит её, Фенесис цокнула языком, но осталась неподвижной.

Для обычного священника это, должно быть, была ужасная форма пытки. Она, наблюдающая за кем-то, чтобы определить, сделал ли этот человек нечто плохое или нет, закончила тем, что этот же человек закрывал глаза на её собственные ошибки. В этом смысле она всё ещё была обычной священнослужительнейцей.

Она вздрогнула, но с самого начала это была её вина..

— Ну, я не думаю, что всё действительно так плохо.

— ?..

Фенесис, которую уже почти полностью сокрушила ненависть к себе, уставилась на Куслу тусклыми глазами.

Кусла слабо кивнул и сказал:

— Я не ненавижу видеть то, как дева страдает. Моё мнение о тебе улучшилось.

— ...

Фенесис не знала, что сказать, или даже какое лицо сделать – в такой она была растерянности.

В конце концов она не смогла контролировать свои порывы, и её губы сложились в улыбку, когда она заговорила, не желая признавать поражение.

— Я-я говорила, что никогда снова тебе не поверю.

— Ну, в конце концов, я же лжец. Я только и знаю, что врать.

— Так как ты осознаешь всё это, почему ты всё время врешь?

— Это интересно.

— И что же?

— Я сказал, что я – лжец, но почему ты тогда поверила в мои слова, в которых сказал, что я – лжец?

Услышав слова Куслы, Фенесис была поражена.

— Чего?

Я – лжец, поэтому только и знаю, что врать. Но если эта фраза была логичной, то не значила ли она, что лжец Кусла сказал правду? А если эта фраза была ложью, то тогда Кусла не был бы лжецом.

Фенесис испустила неопределенный стон «Ахх... ум...» и склонила голову, со смешным, брезгливым лицом. Кусла усмехнулся, увидев это, и в тот же момент она поняла, что её снова обдурили. Покраснев, она встала со стула.

— Ч-что ты сделал со мной снова? Что здесь происходит?

— Превращение свинца в золото, и золота в свинец; превращение лжи в правду, и правды в ложь.

— Уу...

Фенесис снова застонала, а Кусла убрал кусочки пирита с чаши весов и сказал:

— Что такое?

— ..................... Ты о чём?

После длительной паузы Фенесис подняла глаза на Куслу, а тот спросил:

— Тебя всё ещё беспокоит твой провал?

— ...

Она застыла как вкопанная, выглядя, словно кошка, разбуженная щелчком по носу.

— Людей беспокоит обычно одно и то же. Над чем бы ты ни думала – всё это нормально.

Выражение лица Фенесис снова стало дерзким, но более того, она ненавидела то, что Кусла её отчитывает по такой причине.

— Но кстати говоря...

Когда Кусла сказал это, Фенесис почему-то дернулась, а он продолжил объяснять.

— Проблема, которая оставляет глубокое впечатление, еще и является таковой, потому что она болит так из-за того, что у тебя нет ни одного друга.

— ... Э?

— Когда ты устанешь от мира, полного молитв, ты можешь перейти на нашу сторону. У тебя же уже были некоторые приятные впечатления, верно?

Он улыбнулся Фенесис, хотя улыбка была откровенно натянутой.

Фенесис не знала, было ли это ложью или правдой.

Но это уже не имело смысла.

Немного поколебавшись, она, кажется, изумила саму себя, когда сказала:

— Даже несмотря на то, что я знаю, что это ложь... бесполезно относиться ко мне с такой добротой.

Кусла не хотел заявлять, что это была ложь.

В этом мире не было правды.

Но даже так, единственным утверждением, которое он оставил, была земля Магдалы.

Когда образцы руд меди и пирита лежат рядом друг с другом, то их почти невозможно различить.

Ещё сложнее отличить от них золото.

Но как только их обработают, то сразу же обнаружатся значительные различия.

Пирит обрабатывать намного сложнее, чем медь.