Поэтому в отличие от ремесленников те, кто просто искал «методы» вместо создания конкретных вещей, довольно сильно ценились, но над ними не было никакого управления, организации или стандартов, управляющих ими.

Более того, когда узнавали нечто новое или чуждое, то почти всегда примешивались вопросы религии.

Даже леди, следящую за модой, будут допрашивать как еретичку, если она отклонится от надлежащей правилами прически. В результате люди, соответственно, стали бояться отклонений от того, что считается приемлемым.

Церковь не относилась милостиво к еретикам, поэтому все хотели вызывать как можно меньше подозрений у соседей.

Ремесленники, как и прочие сословия, ясно понимали, что лучше не привлекать нежелательного внимания.

Те же, кто был у власти и хотел обойти королей и знать соседних стран, должны были находить деньги, чтобы взрастить нужных людей и защитить их своей властью. Это была обычная практика в мире, особенно среди исследователей металлов, от которых правители желали достижения невозможных результатов. Со временем алхимики приобрели сомнительную славу, но из-за ожиданий алхимических чудес от множества людей они продолжали свою деятельность.

Так что эта вооруженная троица вытащила Куслу не из-за сострадания.

Они вытащили его как члена рыцарского Ордена Клаудиса — большой организации с почти безграничной властью вмешиваться в дела по найму алхимиков, большей, чем у кого-либо другого.

— Я полагаю, что ты не против послушать меня, пока будешь есть?

Ему подали маринованную свинину, хлеб, запеченный с сыром и теплую медовуху. Кусла, евший в тюрьме лишь лук и черный хлеб, радостно набросился на еду. Медовуха согрела его желудок, и он наконец-то почувствовал, как тот снова принимает свою форму.

— Я никогда не думал, что это займет две недели... но формально мы получили юрисдикцию над тобой.

— Ха, так я всё ещё важен?

Кусла взял булочку в свою ладонь и срезал внешний хрустящий слой. Он достал маленький флакончик из кармана и посыпал его содержимым мякоть хлеба.

— Эй, это же...

— Это просто соль. Соль.

Старый рыцарь слегка побледнел от шока.

— Так ты что, шутил?..

— Нет, мышьяк вот тут.

Кусла демонстративно вынул другой флакончик из кармана штанов, и глаза старого рыцаря широко распахнулись.

— Я могу дать его тебе, если хочешь.

— Это, наверное, тоже соль...

— Для нас обоих будет лучше, если ты в это веришь.

Кусла вернул флакончик в карман, и старый рыцарь, изображая равнодушие, откинулся на спинку стула. Затем он потер свои глаза, посмотрел на Куслу и откинулся назад чуть дальше.

— Почему ты строишь из себя негодяя? У тебя есть здравый смысл и способность принимать решения — довольно редкие черты, отличающие тебя от остальных. Не смейся. Я действительно так думаю. К тому же ты добродетелен и имеешь много других черт, которых нет у остальных. Так почему? Почему ты украл кости святого из оссуария Церкви для своей алхимии? Ты сошел с ума? Ты захотел умереть?

— Не было другого способа исследовать их.

— Ты лжешь! Я читал доклады о твоих экспериментах. Ты один из всех людей решился на подобные суеверные методы!

Рот Куслы был набит хлебом, а наклонился он так, что почти касался подбородком стола. Он поднял взгляд, провоцируя рыцаря Ордена.

Их молчание растворилось в темноте ночи. Рыцарь продолжил, на этот раз осторожно подбирая слова:

— Хорошо, что ты не успел разжечь огонь. Если бы скелет загорелся, то ты бы сам превратился в пепел. Тогда...

Он говорил почти летаргическим голосом.

— Зачем?.. Почему ты тратишь такой талант?

— Почему?

Рот Куслы снова был набит хлебом, и он склонил голову в ответе.

Он пожал плечами, глотая хлеб, словно птица, и запивая всё медовухой.

— На самом деле я и сам не понимаю себя, но возможно, ты сможешь понять, если вскроешь череп какого-нибудь очень умелого алхимика.

— ... Хм.

Старый рыцарь вздохнул от слов Куслы, все еще занятого хлебом.

— Это из-за того, что произошло с Фриче?

Молчание. Бесконечное молчание.

— Как и ожидалось... но Фриче была...

— Я знаю. Она была шпионом фракции Папы и хотела украсть мои металлургические технологии, ведь так?

— Да. Есть железные доказательства. Множество доказательств.

— Тогда не лучше бы было её убить, пока я наслаждался выпивкой? Рассечь её стройную шею, которая каждый раз так трепетала, когда она смеялась, раздробить эти тонкие и очень выступающие ребра, вырезать её здоровую печень, которая будет так красиво пульсировать даже от самого нежнейшего прикосновения, аккуратно перерыть ей кишечник в поисках чего-либо; я могу сделать что угодно, чтобы достать то, что хочу, даже если это спрятано в желудке... Я не вру.

Кусла глотнул тепловатой медовухи.

Он пил её так же, как и тогда.

Ирония была просто убийственной.

Кусла с отвращением взглянул на рыцаря.

— Потому что я хотел попробовать использовать кости святого для плавки железа, уже очень давно.

Преданные Церкви уже упали бы в обморок от страха, но старый рыцарь остался равнодушен.

— То, что произошло с Фриче... Я не могу ничего сделать, но мне действительно жаль. Но ведь это ты слил информацию о том, что собираешься сделать... потому что ты любил её, я полагаю?

В конце концов, работа этого старого рыцаря заключалась в проверке новичков.

К этому моменту Кусла почти почувствовал, что ему не стоит пытаться отвечать.

— Если бы планы не были бы разглашены, то вас точно убили бы вместе.

Кусла беспечно вздохнул.

— Ты хочешь перестать быть алхимиком?

Это был словно вопрос от отца.

Алхимики сталкиваются с бесконечным презрением за уход с правильного пути, их ненавидят как еретиков, и даже если они находят защиту у власть имущих, то их будут ценить только за их таланты и жизни. Иногда они встречают людей, с которыми у них устанавливаются хорошие отношения, но слишком часто такие люди оказываются шпионами.

Хочу ли я бросить эту жизнь, полную несчастий?

— Я могу рекомендовать тебя. Не так-то просто оборвать все связи с Орденом Клаудиса... Но я могу найти тебе приличную работу. Хорошо, что наша организация настолько велика.

Кусла посмотрел на бородатого мужчину перед собой — в его зеленых глазах светилось сострадание. Какой хороший человек, подумал он. Повезло, что человек, родившийся в семье знати, прожил свою жизнь гордо и дожил до его лет.

В его словах, скорее всего, не было лжи: особенно потому, что они оба знали друг друга уже очень долгое время.

Кусла облокотился о стол, чтобы поддерживать голову, а его движения стали слишком размашистыми, как у тех, кто, перебрав, пытается справиться с опьянением.

Даже в таком плохом состоянии Кусла никогда не позволял себе колебаться. Он сражался с тяжестью своих век, чтобы поддерживать внимательный взгляд, отвечая на предложение рыцаря.

— Я продолжу заниматься этим. У меня нет другого выбора.

Несмотря на то, что он постоянно попадал в такие ситуации.

Старый рыцарь отвернулся от Куслы и тяжело вздохнул — якобы из-за жалости к такому несчастному человеку.

— Не важно, через какие события ты пройдешь — твоя любознательность никогда не исчерпается. Это — словно вы, люди, подцепили болезнь. И всё из-за чрезвычайно глупой причины.

— Ты имеешь в виду Магдалу?

Старый рыцарь сухо откашлялся, и он, вероятно, не хотел высказывать свои мысли непосредственно по этому поводу.

Алхимики жили глубоко под сукном мирового общественного порядка. Они не были частью какой-либо формальной системы, и их личности никогда не были известны. К ним часто относились с неодобрением и презрением. Однако были и положительные стороны от занятия алхимией: многие алхимики также были талантливыми ремесленниками, но была очень хорошая причина, по которой они жили презрительной жизнью алхимика.

Для любого наблюдателя это была очень глупая цель, ведь их мечта была, наверное, единственным способом полностью насытить их любопытство.