Портной почтительно поправил ее:

— Никак нет-с, не морщит. Это они ручку так держат. Опустите ручку, товарищ Устинов.

Уходя, Аграфена Марковна сказала:

— Огрехов как будто не видать. Приходи завтра в гости, мастер, к вечеру. Чаем с медом угощу.

Портной шаркнул ногой и отвесил кузнечихе церемонный поклон.

— Мерси-с, приду-с. Супругу почтение.

Захлопнув за клиентами дверь, он вздохнул с облегчением:

— Ну, слава тетереву, обошлось!..

Дверь Марии Густавовне открывает Юрка, сын ее ученика, ответственного работника и слушателя факультета особого назначения Василия Игнатьевича, — существо стремительное, озорное и вихрастое

Через минуту Мария Густавовна слышит его звонкий нахальный голос:

— Папа, папа, вставай учиться, к тебе твоя старушенция пришла!

Краснея, Мария Густавовна поправляет перед зеркалом растрепавшиеся седые волосы и входит в столовую с непроницаемо-любезным выражением на лице.

За обеденным столом, уставленным грязной посудой и остатками утренней еды, сидит толстая бледная женщина в нарядном, но грязном халатике. Лицо у женщины сердитое, надутое. Кажется, будто она еще не проснулась и вот присела к столу на пять минут досмотреть какой-то малоприятный сон.

Это жена Василия Игнатьевича — Наталия Львовна. Она небрежно кивает Марии Густавовне.

— Садитесь, гражданка. Василий Игнатьевич одевается, вам придется обождать.

Учительница смотрит на часы: нет, она пришла вовремя. Вздохнув, Мария Густавовна садится, положив себе на колени свой видавший виды портфельчик.

Некоторое время женщины молчат. Потом Наталия Львовна лениво спрашивает:

— Вы что — только математику преподаете?

— Да, только математику.

— Вы на мою гимназическую математичку похожи. Мы ее, извините, «Уксусом» звали. Я по математике хорошо шла, на четверку.

Мария Густавовна улыбается вежливо, но криво.

— А сейчас я все забыла, — хвастается хозяйка дома. — На днях села Юрочке помогать, так, верите ли, три часа дробь на дробь делила. Так и не разделила Разозлилась, устала, Юрку отругала и спать легла

С трудом преодолевая странное отвращение, которое внушает ей Наталия Львовна, Мария Густавовна сочувственно кивает головой, а сама тоскливо думает-«Скорей бы уже одевался Василий Игнатьевич, что он там тянет, будто на бал собирается».

Наконец она с облегчением слышит молодцеватый баритон своего ученика:

— Здравия желаю, Мария Густавовна. Заходите!..

В непроветренной комнате Василия Игнатьевича пахнет спальней, табаком, одеколоном, и от этой сложной смеси запахов у Марии Густавовны сразу же начинает ломить левый висок. Василий Игнатьевич свеж, чисто побрит и настроен весело. А главное, ему безумно не хочется заниматься: тягучая, как рахат-лукум, лень владеет всем его существом.

Не теряя времени, Мария Густавовна вынимает из портфеля блокнот, карандаши и учебники и сразу же приступает к уроку.

— В прошлый раз я вам, Василий Игнатьевич, дала общее понятие о самом предмете «тригонометрия». Сегодня я хочу вам объяснить, что такое тригонометрические функции. Смотрите сюда, на этот чертежик… Запомните: синус равен отношению перпендикуляра, опущенного из конца дуги…

— Одну минутку, Мария Густавовна, — перебивает ее Василий Игнатьевич, — я давно уже хотел вам сказать про эти ваши синусы-финусы. У меня возникла такая идейка, рационализаторское, что ли, предложение. Дарю ее вам, пользуйтесь. Можете от своего имени внести в Академию наук или куда нужно. Нельзя ли для удобства, так сказать, потребителя перевести все эти тангенсы-котангенсы на русский язык? Ведь мы боремся против употребления иностранных слов, где это не нужно. Так? Почему же я этот самый синус-финус должен называть синусом, а не как-нибудь попроще?!

Василий Игнатьевич говорит на эту тему долго, красноречиво, страстно упиваясь звуками собственного голоса, а когда Мария Густавовна открывает рот, чтобы перебить его, яростно трясет головой и делает страшные глаза. Когда он наконец умолкает, Мария Густавовна, морщась от боли в виске, говорит:

— Мне кажется, что это к уроку не относится, Василий Игнатьевич. Итак, смотрите сюда. Синус равен отношению перпендикуляра, опущенного из конца дуги…

Но тут в комнату врывается Юра. В руке у него тетрадка, нос, уши, щеки и даже брови измазаны в чернилах.

— Опять задача не выходит, папа, — сообщает он, трагически поднимая свои фиолетовые брови. — Вот эта Как колхозник продавал на рынке лук.

— На ловца и зверь бежит, — приятно улыбается Василий Игнатьевич — Мария Густавовна, прошу вас, помогите моему орлу. Покажи тете задачку, Юра.

Мария Густавовна хочет сказать, что в ее обязанности не входит решать задачки на четыре действия арифметики для детей слушателей факультета особого назначения, но почему-то она этого не говорит, а покорно берет задачник.

— Вот эта, — тычет пальцем в задачник Юра. — Ух и трудная! Вам, пожалуй, ее и не решить. Мама вон не смогла. Вот эта. Колхозник привез на рынок десять кило луку…

Наконец задача с луком оказывается решенной. Ублаготворенный и несколько удивленный Юра уходит.

— Итак, — бодрясь, начинает Мария Густавовна. — Смотрите сюда, Василий Игнатьевич. — Синус, следовательно, равен отношению перпендикуляра IK, опушенного из конца дуги…

— Сложная наука — тригонометрия, — с уважением говорит Василий Игнатьевич, смотря на чертежик. — Геометрия тоже трудная, а тригонометрия в три раза труднее. Потому она, должно быть, и «три».

— Не будем отвлекаться, Василий Игнатьевич. Ведь я не могу из-за вас опаздывать на другой урок… Синус, следовательно, равен отношению…

— Ас кем вы, кроме меня, занимаетесь?

— С Бурошкиным… Равен отношению перпендикуляра…

— С каким Бурошкиным? С Михаилом Антоновичем? Из Главмяса?

— Да… Отношению перпендикуляра, опущенного…

— Вы ему кланяйтесь, Бурошкину-то. Мы с ним в двадцать восьмом году в Казани вместе работали. Он тогда коммунхозом управлял. Хороший парень, Мишка Бурошкин. Обязательно ему позвоню, скажу: «А ну, сукин сын, говори, что такое синус-финус, куда он опущен?»

Увлекшись, Василий Игнатьевич долго рассказывает преподавательнице увлекательные подробности казанского периода жизни Мишки Бурошкина и вдруг, взглянув на часы, притворно ужасается:

— Боже мой, мне же в наркомат пора! Давайте уж сегодня кончим, Мария Густавовна. Теперь, значит, я вас буду ждать пятнадцатого. Могу вас подвезти до Мишки Бурошкина, если хотите.

— Спасибо. Не нужно.

Мария Густавовна обиженно застегивает свой портфельчик, сухо прощается и уходит. Спускаясь по лестнице, она горько думает, что вела себя на уроке жалко, недостойно, что давно уже нужно осадить Василия Игнатьевича и рассказать о нем руководителям факультета, но тут же ловит себя на том, что уже не первый раз спускалась по этой лестнице с такими же точно мыслями. На улицу она выходит окончательно подавленная Трамвай долго не приходит, и Мария Густавовна жалеет, что не поехала на автомобиле.

А Василий Игнатьевич, бодрый, свежий и довольный, катит в это время в наркомат и думает о разной чепухе. Но вдруг ему приходит в голову, что в конце концов его спросят про учебные дела, да еще, чего доброго, устроят ему экзамен по тригонометрии. Хорош он будет тогда со своим синусом-финусом, опущенным неизвестно куда!

От этой мысли Василию Игнатьевичу становится не по себе. Но он прогоняет ее и снова отдается привычному, ленивому наслаждению от ощущения быстрой езды.

За три дня до отъезда из зимнего дома отдыха «Сосновый бор» члену союза шоферов Жоре Куликову очень понравилась только что прибывшая Зина Сидорова, счетовод-машинистка фабричной многотиражки из небольшого периферийного городка.

Они сидели рядом на вечере самодеятельности отдыхающих. Зина была чудо как хороша в голубой лыжной кофте. Косясь на маленькое Зинино ухо, член союза шоферов испытывал такое ощущение, будто он мчится куда-то на новеньком линкольне со скоростью не меньше чем 120 километров в час.