— Они в разлуке не мыслят дня прожить, как в оперю «Евгений Онегин». Прошу вас, объясните вы Анатолию, он вас уважает, он говорил, что вы прекрасный работник и даже, кажется, депутат…

— Нет. Я не депутат.

— Это не имеет значения. Тогда, как лицо неофициальное, как друг вы должны внушить Анатолию, что его рассуждения старомодны и смешны. Он считает, что Лариса девушка с периферии, а он «столичная штучка» и от него в любой момент можно ждать сюрприза.

Уважаемая Нина Васильевна, — начал я, уже твёрдо решив, как говорится, выйти из игры, но Ларисина тётка не дала мне сказать ни слова. Она продолжала атаковать неизвестного мне Анатолия, который, надо полагать, приходился Ларисе отцом.

Жаль, Мишенька, что вы не знаете Андрея.

— Какого именно?

Я уже увяз в разговоре и потерял надежду выбраться.

— Ларискиного жениха. Отец — полковник инженерной службы, участник Великой Отечественной войны. Мать — педагог, преподаёт физику, а физика в наше время — сами понимаете! И отец и мат — достойные люди, Андрюша единственный сын. Лариса им очень нравится. Хорошо, Анатолий работает далеко от Москвы в Норильске. Вера — его жена там вместе с ним и они, видите ли, считают, что их ненаглядную доченьку в Москве обманут, девочка живёт а общежитии, а они далеко, не дотянешься. Повторяю — это просто смешно?

Нина Васильевна замолчала, а я почувствовал некоторое облегчение.

— Вообще говоря, — сказал я, — не имею привычки вмешиваться в чужую жизнь, Если вы ждёте от меня совета…

— Не жду я от вас совета! Я вас прошу об одном. Когда вы вернётесь к себе в Норильск, популярно объясните вашему другу Анатолию, что у нас сейчас но девятнадцатый век и пусть он и Вера не мешают счастью родной дочери.

— Погодите, Нина Васильевна, я, если я вас правильно понял, я должен передать Анатолию вашу точку зрения?

— Что значит — мою точку зрения? А у вас что, другая точка зрения? Я надеюсь, что вы со мной согласны, вы же депутат…

— Я не депутат.

— Всё равно. Если молодые люди любят друг друга, никто не должен мешать им быть вместе и строить здоровую семью…

— Это вы правы, — сказал я. — Но подскажите, как мне найти Анатолия и его жену Веру?

— Миша! Не надо острить. Вернётесь в свои Норильск и в первый же вечер проведёте с ними воспитательную работу. Одну минуту!.. Хлопнула дверь, это вернусь Лариса. Если она вам сейчас позвонит, ни слова о нашем разговоре. Пока!

Женщина положила трубку, я сделал то же самое и задержался у телефона, железно убеждённый, что Лариса непременно позвонит.

Минуты через три раздался телефонный звонок.

— Здравствуйте, Михаил Николаевич, — послышался в трубке высокий женский голос, — с вами говорит Лариса Невзорова.

«Ага, значит, Анатолий — Невзоров. Фамилию уже знаю. Полдела сделано».

— Здравствуйте, Лариса.

— Михаил Николаевич, хотя мы с вами и не знакомы, у меня к вам большая просьба. Передайте маме и папе, что мы с Андреем уже подали заявление во Дворец бракосочетаний. Пожалуйста, скажите им, что мы с Андреем, несмотря ни на что, очень их любим. И ещё скажите — мы уверены, что обязательно будем счастливы!

— Лично я в этом абсолютно уверен.

— Спасибо большое. А сейчас вам два слова хочет сказать Андрей.

— Давайте своего Андрея, — сказал я, чувствуя, что для будущих молодожёнов я не последний человек.

— Михаил Николаевич, — сказал Андрей, — пусть знают Анатолий Алексеевич и Вера Фёдоровна, что им никогда не придётся краснеть за своего зятя.

— Это точно?

— Даю слово!

Мы простились.

Я положил трубку и в очень хорошем настроении отправился на свидание с Москвой.

Вернулся я в гостиницу поздно, уже после того, как в моём присутствии отзвенели полночь Кремлёвские куранты.

Я никогда раньше не писал рассказов. Я постараюсь, чтобы первый мой рассказ напечатали, но лучше не в журнале, а в газете.

Мне хочется, чтобы Анатолий Алексеевич и Вера Фёдоровна Невзоровы непременно прочитали бы этот рассказ и успели бы вовремя прибыть в Москву на свадьбу Ларисы и Андрея.

Расскажу, как это было. Помню я асе до мельчайших деталей, и не потому, что у меня такая необыкновенная память, а потому что…

Мне пока не хочется ничего объяснять. Думаю, что вы всё поймёте сами.

Оглянитесь вокруг. Видите, уже пришла осень — дивное время года. Есть люди, для которых осень — это серое небо, ветер и льёт дождь, с утра до вечера дождь. Конечно, так бывает, и нередко, но я этого не вижу.

Помните у Пушкина: «Унылая пора! очей очарованье! Приятна мне твоя прощальная краса». Но слушайте, что поэт говорит дальше: «И с каждой осенью я расцветаю вновь». Вот и выходит: для одних осень — пора увяданья, для других — пора расцвета.

Начну с того, что в тот вечер мне очень везло. В парикмахерской, куда я забежал после работы, не было очереди. Когда я подстриженный вышел на улицу, то, во-первых, не состоялся обещанный с утра дождь и, во— вторых, я сразу увидел зелёный огонёк такси,

Я сел в машину и назвал адрес. Водитель виновато улыбнулся.

— Я вас, гражданин, повезу с одним только условием — если вы знаете, как туда ехать.

— Я всё знаю, — сказал я.

— Тогда полный вперёд! — скомандовал себе водитель. — Недавно на такси работаю и пока что слабо ориентируюсь. — Он снова улыбнулся. — Молодой ишшо.

Проехав по набережной, мы свернули на Комсомольский проспект, и тогда я увидел её.

Она была в светлом плаще, туго схваченном а талии. В одной руке — плетёная сумка, в другой — зонтик. Она стояла на остановке, ждала автобус.

То, что её зовут Мариной, я узнал позже.

— Ну-ка, причальте к тротуару, — сказал я водителю.

Мы остановились, и я высунулся в окно.

Кроме Марины автобуса дожидалась какая-то парочка. Им, как видно, было всё равно — придёт автобус или не придёт. Они были целиком и полностью поглощены собой. Рядом возвышался какой-то дяденька. Он тихонько напевал, дышал свежим воздухом и явно никуда не торопился.

А Марина всем своим видом выражала крайнее нетерпение.

Я не отрываясь смотрел на неё и всё-таки дождался— встретил её взгляд. Такой холодный, такой равнодушный взгляд, что дальше некуда. А вообще-то ей нужно было удивиться — чего это вдруг остановилась машина и что за молодой человек таращит на неё глаза. Но она не удивилась и не заинтересовалась. Она стояла и смотрела куда угодно, только не на меня.

Тогда я решил, что пора обратить на себя внимание.

— Сколько раз в газете писали, что на этой автобусной линии слишком большие интервалы, — сказал я.

Влюблённая парочка на моё выступление вообще не отреагировала, высокий дяденька лишь на секунду прервал пение, а Марина иронически усмехнулась. И правильно. В самом деле — сидит какой-то тип а машине и критикует отдельные недостатки.

— Вы, наверно, торопитесь, — сказал я. — Садитесь, пожалуйста, мы вас подвезём.

Она немножко подумала и взглянула на часы.

— Что ж, пожалуй, — сказала она скучным голосом, без всякого энтузиазма.

Некоторое время мы ехали молча. Я сидел рядом с водителем, а она сзади. Она понравилась мне сразу и продолжала нравиться, хотя по её независимому поведению было видно, что я интересую её как прошлогодний снег.

— Мы сделаем так. Сперва отвезём вас, а затем меня, — предложил я.

— Нет, нет, — возразила она и даже головы не повернула в мою сторону, — сначала доедете вы, а уж потом я.

— Но вы же торопитесь, — сказал я, чувствуя, что сейчас у нас завяжется разговор. — А мне спешить особенно некуда…

Она ничего не ответила. И тогда, чтобы пауза не затянулась, я сказал:

— Удивительный нынче сентябрь, правда?

— Да, — кивнула она. — Золотая осень.

Мы опять помолчали.

— Хорошо. Пойду вам навстречу, — сказал я.

— В каком смысле?

— Сначала доеду я, а потом вы.

— Этот вариант меня больше устроит, — сказала она.