Погасли прожекторе, и Громов сбежал по трапу» Возвышаясь над толпой, он пробирался к Вале, с любопытством оглядываясь по сторонам,

— Серёжа, здравствуй!.. Здесь идёт киносъёмка, — пояснила Валя. — И я, можно сказать, тоже участвую…

— Да? — Громов был заметно удивлён. — Кого же ты играешь?

— Никого, Сама себя. И то не играю, а просто встречаю.

— А встречаешь кого?

«Э, Серёжа, ты уже кокетничаешь. Спрашиваешь — кого? Хочешь, чтоб я сказала — тебя, милый, А я не скажу. У меня тоже, между прочим, есть чувство юмора, и я быстренько придумаю, что бы тебе такое ответить!»

— Так кого же ты всё-таки встречаешь? — негромко повторил Громов, давая Вале понять, что он оценил её улыбку и скромное молчание в ответ на его вопрос.

— Я встречаю одного товарища, — серьёзно сказала Валя, она вспомнила слова Рудяну, — того, которого мне выберут…

Громов пожал плечами:

— Не понял.

Валя уже хотела всё ему объяснить, но к ней подошла девушка в больших круглых очках.

— Извините. Я переводчица режиссёра Рудяну. Он просит вас, — она кивнула Громову, — и вас.

— Хорошо. Сейчас, — сказала Валя. — Пойдём, Серёжа…

Рудяну сидел на складном стульчике и быстрыми глотками пил кофе из пластмассовой крышки термоса.

— Валентина… Николаевна, — сказал Рудяну, — спасибо. Ты хорошо сделала свой кусок — «Серёжа!». — Он поцеловал кончики двух пальцев, большого и указательного, выбросил руку вперёд и выставил вверх большой палец. Этим жестом он выражал высшее одобрение.

— Я увидела человека, обрадовалась и крикнула, — сказала Валя и посмотрела на Громова. Он-то уж, конечно, понимает, что она ничего не делала специально.

— Это было… — Рудяну повторил свои жест. — Второе спасибо за то, что ты сама сумела, — он одобрительно взглянул на Громова, — выбрать себе такого хорошего партнёра.

«Здесь вы правы. Это я действительно сделала сама», — хотела сказать Валя, но промолчала.

Рудяну допил кофе, встал, взял под руку Валю и Громова.

— Ты румын? — спросил он у Громова по-румынски.

— Нет. Я русский, — по-румынски ответил Громов. Он чувствовал себя неловко. Очень уж как-то неожиданно всё получилось.

— Русский?… Порядок! — сказал Рудяну и жестом отстранил переводчицу.

Они пошли по съёмочной площадке.

— Сейчас мы будем снимать укрупнение, вашу встречу. План немой, он пойдёт на музыке…

Громов остановился.

— Товарищ режиссёр, дело в том…

— Молчи, — перебил Рудяну. — Ты скажешь, что ты не артист и, как говорил комендант нашего общежития, — всё это дело тебе до лампочки. Серёжа! Не смеши меня. Ты не Ильф и Петров. Я ещё не встречал молодого человека, которому не хотелось бы сниматься в кино!..

— Давай снимемся, Серёжа, — сказала Валя. — Ничего страшного. Подумаешь…

— Пожалуйста, — согласился Громов. — Если нужно, я не возражаю.

— Спасибо! Я слышу речь не мальчика, но мужа, который преждевременно вернулся из командировки, звонит в дверь и говорит — откройте! — Рудяну улыбнулся. — Это не моя острота. Её автор Мишка Егоров с операторского факультета. Будете в Москве, передайте ему привет, он работает на «Мосфильме».

Они вернулись туда, где их ждала камера и по сторонам поблёскивали алюминиевые зеркала подсветки.

— Будем снимать, — сказал Рудяну.

Он показал Вале место, куда она должна стать. Тут же к ней подошёл помощник оператора и поднёс к самому её носу ленту рулетки, другой конец которой был прикреплён к камере. Второй помощник быстро отметил мелом место, где стояла Валя.

Внимание! — сказал Рудяну. — Серёжа, по моему знаку ты войдёшь а кадр, вот здесь. Представь себе, что вы очень любите друг друга. Вы давно не виделись, и теперь вы опять вместе. В ваших глазах радость и надежда на счастье. Вы поняли?

— Всё ясно, — ответил Громов.

Необычность обстановки сделала его серьёзным, а Вале хотелось рассмеяться, но что-то совершенно необъяснимое мешало ей. «Как же это будет? Сейчас на глазах у всех они обнимутся, но это всё не для себя, а для других»,

— У меня вопрос, — сказал Громов. — А что мы должны говорить?

— Что хотите. Кадр немой. Приготовились к съёмке. Внимание. Мотор!..

Валя стояла и ждала. К ней подошёл Громов.

— Серёжа! — Валя шагнула ему навстречу.

Он обнял её за плечи, привлёк к себе и поцеловал.

— У нас ничего не получится, — с виноватой улыбкой тихо сказал он Вале. — И вообще давай отсюда уйдём…

— Ни на кого не обращай внимания, — сказала Валя. Неизвестно почему она почувствовала себя уверенней. — Говори мне, что хочешь. Неважно что…

Громов посмотрел ей в глаза и заговорил. В сторона никто не слышал его слов…

— Стоп! Стоп! — сказал Рудяну. — Не годится. В конце совсем пропало чувство.

«Нет! Не пропало Это вам кажется. Вы ничего не понимаете», — хотела сказать Валя.

А Рудяну уже обернулся к оператору:

— Ещё дубль.

И всё повторилось сначала,

— Стоп! — По лицу режиссёра было видно, что на сей раз он доволен. — По-моему, ничего. У вас у самих какое ощущение?

— Приятное ощущение, — несколько смущённо ответил Громов.

Кругом засмеялись.

Валя оглянулась по сторонам. Происходившее в эти короткие минуты напоминало весёлую озорную игру. Вдруг она увидела Туманова. Штурман и группа моряков с большим интересом наблюдали за съёмкой.

— Смотри, Серёжа, — смеясь сказала Валя, — смотри, сколько у нас свидетелей.

Громов обернулся и крикнул Туманову и ребятам:

— Киноискусство!

Туманов сложил ладони рупором:

— Кино-до-ку-мент.

Рудяну бросил взгляд на солнце, потом на часы.

— Снимем третий дубль.

— Правильно, сказал Громов.

— И всё будет хорошо, — сказала Валя, вкладывая в эту фразу смысл, больше, чем всем другим, понятный ей и Громову.

— Тишина! — крикнул Рудяну. — Серёжа, внимание!.. Валентина, перестань смеяться. Мотор!..

Вы Риту Колокольцеву не знаете? Нет? А Ермаков Антон тоже вам неизвестен? Жаль, И она, и он, я считаю, заслуживают внимания,

Рита Колокольцева работает на электроламповом заводе. Уж на что там у них девчонки красивые, но она безусловно в первой десятке.

Теперь возьмём Антоне Ермакова. Про него одно можно сказать — отчаянный парень. И с фантазией.

Работает монтёром по линии наружного освещения. Особенно у него горячие дни бывают перед праздниками, когда готовится иллюминация. Тут он гоняет взад-вперёд на спецмашине, у которой, знаете, такая вроде бы труба подымается и на конце у ней платформа. И вот как получилось дело.

Представляете? Весенний день, распускаются почки. Едет по улице спецмашина.

Антон стоит на своей платформе и как полководец озирает окрестности. Смотрит туда, смотрит сюда — и что же он видит…

Идёт компания заводских девчат — все без пальто, все чего-то говорят, друг дружку перебивают, и так они хохочут, что у него тем наверху в ушах позванивает.

А сейчас я приведу сравнение. Знаете, специалисты говорят, что, когда чайка летит над морем, она оттуда с высоты рыбу видит. Летит чайка, летит и пикирует — раз! И всё. Рыбка, рыбка, где твоя улыбка?…

Но это сравнение, конечно, не подходит. Почему? Потому что от зоркого взгляда Антона Рита не погибла. Наоборот. Погиб он сам. Другой парень — боле выдержанный — сошёл бы со своей верхотуры, представился бы девушкам вообще и Рите Колокольцевой в частности, и было бы всё как у людей,

Но не такой он человек. Чего-то он скомандовал своему дружку шофёру, тот прибавил газу. За углом машина остановилась. Антон приобрёл у бабули из частного сектора пяток букетиков, влез на платформу она на ходу высоту набрала, и когда девчата поравнялись с машиной, Антон крикнул:

— А ну-ка, девушки, а ну, красавицы, пускай поёт о вас страна…

И прямо им под ноги, как, знаете, в Древнем Риме, кинул цветы.

Девчата все, конечно, ахнули. Рита после сказала, что это был такой с его стороны красивый поступок, что его невозможно забыть.