Теперь идём дальше. На другой день так получилось, что спецмашина опять оказалась на этой же трассе. На сей раз Антон положил букетик в конверт, постоял и дождался. И так ему повезло, как бывает раз в жизни, Рита шла с работы одна. Совершенно одна. Может, это было случайно, а возможно, Антон произвёл на неё такое сильное впечатление, что она решила дать ему это понять с глазу на глаз. Так или иначе Антон протянул ей конверт и тут же уехал на своей машине будущего.

Рита распечатала конверт, вынула букетик и записку: «Дарю вам эти весенние цветы в знак уважения и симпатии. Очень прошу, приснитесь мне, если вам не трудно. С приветом Антон Ермаков».

Рита засмеялась и сказала сама себе:

— Ладно. Будет время, возможно, приснюсь.

А теперь я вам скажу, что было дальше.

Как Антону удалось узнать, что его симпатию зовут Ритой, и что фамилия Риты Колокольцева, и что живёт она на Верхней Масловке, дом такой-то, квартира такая— то, этаж третий, — всё это его личное дело.

Сперва он послал Рите по домашнему адресу здоровущую охапку цветов, а потом отколол такой номер, что Ритин отец чуть заикой не остался.

Вечером, по пути в гараж, спецмашина приехала на Верхнюю Масловку, встала у Ритиного дома, и платформа с Антоном поднялась до третьего этажа. Ритин отец в это время смотрел по телевизору какой-то детектив, Рита сидела, ужинала и тоже поглядывала на экран, и вдруг совсем рядом раздался голос, как с того света:

— Когда же вы мне приснитесь?…

Рита не поняла и у отца спрашивает:

— Это кто сказал — разведчик или хозяин бара?

Отец отвечает:

— Я и сам что-то не понял…

И в эту самую минуту опять раздаётся тот же голос:

— Добрый вечер! Здравствуйте!

Отец Ритин от испуга за сердце схватился, а Рита глянула в окно и видит: прямо перед ней стоит Антон.

Стоит на уровне третьего этажа. Она даже глаза закрыла, а он говорит:

— Для начала я решил сам вам присниться. Привет!

И уехал. Можно сказать, уплыл над Верхней Масловкой.

Не буду вам рассказывать, как они потом встретились, как вскорости поняли, что в разлуке жить не смогут. Подружки уже поздравили Риту — они же видели и поняли, что за парень Антон Ермаков и на что он способен во имя любви,

И вот представьте, на днях идёт Рита с подружками после смены, и все они видят — на крыше десятиэтажного дома устанавливают громадные буквы: ДА ЗДРАВСТВУЕТ 1 МАЯ! И там возле этих букв монтёры колдуют,

И вдруг все слышат:

— Здравствуй, Рита! Привет, девушки!

Это Антон с крыши кричит.

Рита головой качает — ведь это надо же!

А Антон ещё громче, на всю улицу:

— Рита! Ты меня любишь?

Она молчит, а подружки ей говорят:

— Лучше ты ответь, а то он не успокоится.

— Люблю! — крикнула Рита. — А ты меня любишь?

— Минуточку, — крикнул Антон. — Жди ответа!

Рита и девчата смотрели наверх, где среди усаженных лампочками букв стоял Антон. Что-то он там сделал, и в строке ДА ЗДРАВСТВУЕТ ярко вспыхнули две первые буквы — ДА. А ещё через секунду засветился большой восклицательный знак.

ДА! — горело над крышей.

Рита, смеясь, помахала Антону рукой.

Антон помахал ей в ответ, и тут слово ДА погасло и вспыхнуло, погасло и вспыхнуло — ДА! ДА! ДА!..

Утром Полина разбирала почту. Вот уж неувлекательное занятие. Все письма на одно лицо, все напечатаны на машинке, все официальные, деловые — «в ответ на», «в связи с тем». Совсем не было личных писем, а если порой и попадались конверты с пометкой «лично», то за этим «лично» угадывалось замаскированное желание ускорить решение какого-нибудь вопроса.

Полина взяла очередной конверт. Оказалось, он едва заклеен и внутри виднеется что-то яркое. Она прочитала адрес, название треста и подчёркнутое двумя линиями — Татьяне Сумароковой.

Интересно. Письмо, по всей видимости, личное. Никогда раньше Таня не получала писем на работу. Была бы она глазным инженером, занимала бы другую ответственную должность, а Сумарокова простой экономист, тихая и довольно-таки малозаметная девушка. В конверте скорей всего поздравление с праздником или ещё что-нибудь в этом роде.

Личные письма вскрывать, конечно, не положено, но, во-первых, можно считать, что конверт не заклеен, а во-вторых, а во-вторых…

Полина открыла конверт, вытряхнула из него глянцевую открытку и улыбнулась, как улыбаются при встрече с низким и симпатичным человеком.

С открытки на неё смотрел внимательным и чуть укоризненным взглядом популярный артист Иннокентий Смоктуновский.

Но самое интересное состояло в том, что на обратной стороне открытки был его автограф. «Ни музыка, ни литература, ни какое бы то ни было искусство в настоящем смысле этого слова не существуют для простой забавы. Они отвечают гораздо более глубоким потребностям человеческого общества, нежели обыкновенной жажде развлечений и лёгких удовольствий». Мне кажется, что вы любите и понимаете искусство, и, надеюсь, вы согласитесь с этими словами Чайковского. Сердечно приветствую вас. И. С.».

Весьма удивлённая и даже немножко растерянная Полина положила фотокарточку в конверт с намерением сразу же заклеить его, но не сделала этого и, помедлив, сунула конверт в сумочку.

Самое удобное место для бесед на отвлечённые темы — буфет. Пока его не заполнили сотрудники, можно успеть перекинуться парой слов с буфетчицей Клавой. Эта розовощёкая толстуха с круглой башней из волос знает, что к чему. Она не признаёт зыбких оценок и полутонов, если белое, так уж белое, а чёрное — чёрное. Как-то инженер Малышев сказал ей: «Клавочка, на вашем месте я бы махнул рукой на буфет и оформился бы в Нью-Йорк в Организацию Объединённых Наций. Там большая нехватка людей с твёрдыми позициями». — «Это точно, — сказала Клава, — но мне и дома неплохо».

Полину задержал управляющий, и она пришла в буфет, когда там уже было не протолкнуться.

Вообще-то говоря, она могла прийти в буфет в любое время, Клава всегда пойдёт навстречу, накормит, но Полина любила духовное общение. Разные люди, всевозможные новости, рассказы о встречах и разлуках. Она четыре года замужем, у неё какой-никакой, а всё же жизненный опыт. Одну, у которой семейные неприятности, иной раз можно утешить, другой преподать мудрый совет.

Полина взяла котлеты с гречневой кашей, стакан кофе и почти сразу нашла место.

Компания за столиком подобралась хорошая — Люба Зверева и Тамара Криш из производственного отдела и Софья Семёновна из библиотеки.

Полина поискала глазами Сумарокову.

— Ты кого потеряла? — спросила Тамара.

— Что-то я Таню Сумарокову не вижу…

— Её нет в Москве, она на завод уехала.

— Надолго?

— Дня на три, а зачем она тебе?

— Ни за чем. Так просто спросила, — сказала Полина и кивком указала в сторону. — Как Маша на Волынцева смотрит. Спорим, что он ей сделает предложение.

— А что? Интересный дядька, — сказала Люба. — Он, говорят, в спортлото четыре цифры угадал и получил энную сумму.

— А если б угадал пять, сразу бы женился, — добавила Софья Семёновна.

Полина ела и улыбалась. Хотелось, чтобы соседи по столику увидели на её лице «улыбку Сфинкса». Она нашла это выражение у Мопассана, оно ей понравилось: улыбка Сфинкса — лёгкая загадочная улыбка.

А если разобраться, ничего нет загадочного, а есть небольшой секрет: знаменитый киноартист, который играл Гамлета и от которого, кого ни спроси в тресте, все в восторге, прислал автограф одной сотруднице, а какой именно сотруднице, знает только она — Полина.

Взять да всё рассказать?… Нет. Тогда придётся признаться, что она прочитала чужое письмо, а это, по правде говоря, не так-то уж красиво.

— Больно у тебя вид загадочный, — сказала Тамара.

— Я такое знаю, что вы представить себе не можете, — раздельно сказала Полина и с удовлетворением отметила, что даже флегматичная Софья Семёновна перестала вертеть ложечкой в стакане и подняла глаза.