- Двадцать первого. Я его давно спрашивал, нет ли чего подходящего. А то мы с женой жили у её стариков, а там тёща - стерва натуральная, терпеть никаких сил нет. А двадцать первого Лёва позвонил и сказал, что есть хата. Мы на следующий же день и переехали.

- Так, - сказал Симон, соображая. Он посмотрел на неудачливого зятя. – Как Лёвина фамилия ты говоришь?

- Райзман. А что?

- Ничего, - он помолчал и сказал ещё раз, немного глуше, - ничего. Всё в полном абажуре… Ладно, будь здоров. Живите счастливо. Привет тёще.

Похлопав парня по плечу, Симон приоткрыл дверь, и вышел на лестничную площадку. Парень облегчённо посмотрел ему вслед и побыстрее закрылся, щёлкая замками.

Симон не стал выходить на улицу, а, спустившись этажом ниже, остановился в пролёте между двумя площадками. Он достал из кармана сигареты и закурил. Его взгляд остановился на перилах лестницы, покрашенных тёмно-красной половой краской. Краска вытерлась во многих местах, открывая слой цвета детской неожиданности, которым перила были выкрашены ранее. Захватанные множеством грязных рук они теперь напоминали по цвету дерьмо со сгустками крови.

Погружённый в свои мысли, Симон курил и неторопливо раскладывал в голове всё по местам. Мысли бегали серой стайкой, подобно крысам, а он ловил их за хвостики и ложил на специально отведённые им полочки, куда они намертво приклеивались.

Последний раз Инга была у него восемнадцатого. А через три дня молодому главе семейства, находящемуся в подчинении у стервы тёщи, позвонили и предложили свободную квартиру.

Это - первое. Второе то, что имя Лёвы Райзмана было Симону известно. Как и всем пацанам его группы. Как и многим другим заинтересованным лицам. Симон знал, что Лёва держит девочек в центре. Кроме него, в городе было ещё трое крупных сутенёров и с десяток мелких. Но, как утверждали знающие люди, Лёва был номером первым. Симон, несмотря на положение новичка в бригаде, уже принимал участие в групповухе с Лёвиными девочками, которая происходила на хате у Коляна. Девчонок тогда привёз Мурава. Взял он их, по его словам, на точке у гостиницы «Театральная».

Какая связь между Ингой и Лёвой, Симон не знал. Хотя, вывод напрашивался сам собой. И, очередная пойманная крыса уже готовилась занять своё место на полочке. Но, Симон решил, что не стоит спешить, и задёрнул полочку шторками. Ему стало хреново, он затянулся и выбросил бычок в замызганный мусоропровод.

Спустившись вниз, Симон вышел в вечереющий город. Весеннее тепло боролось с уходящей зимней прохладой, и он застегнул куртку на все пуговицы.

Гостиница «Театральная» находилась в двух троллейбусных остановках отсюда.

37.

Лёва Райзман заехал к Костику Симакову, который находился в сложных отношениях со своей тёщей, через полтора часа после того, как оттуда ушёл Симон.

То, что сообщил ему Костик, было для Лёвы как удар пыльным мешком из-за угла. Нельзя сказать, что появление, невесть откуда взявшегося, брата Инги испугало его. Во-первых, Лёва мог задействовать такие силы, которые стёрли бы этого брата в костную муку. А во-вторых, он к смерти Инги не имел никакого отношения. Вина за случившееся целиком и полностью лежала на людях Матвея, а он, лично он, Лев Райзман, был здесь совершенно ни при чём.

Так что, Лёва не испугался, нет. Но, обеспокоился, да. И, первым делом, уехав от Костика, позвонил Бите. В конце концов, это их проблема, и они должны зачищать концы.

Биту тоже не очень обрадовало известие о том, что у Инги Подольской объявился брат, который в данный момент разыскивает Лёву. Он выругал себя за то, что поддался успокоенности и не перепроверил лично первоначальные сведения об Инге.

- Ты же сам говорил, что у неё никого нет, - раздражённо сказал он Лёве. Не для того, чтобы перевести стрелки, а просто, чтобы спустить пар.

- Я не говорил такого, - возразил аккуратный Райзман. – Я говорил только, что она аляховская. И родителей нет. А про брата я, как-то, не подумал.

- Не думать – это вредная привычка, - сказал Бита, всё ещё злясь, главным образом на себя. – Ладно, не беспокойся. Завтра я его найду и всё улажу. Тебе на сегодня подогнать кого-нибудь на всякий случай?

- Обойдусь, - отказался Лёва. – Может, он сегодня ещё и не появится.

- Ну, смотри, как знаешь. Сегодня перебудь, а завтра можешь уже не брать в голову.

- Хорошо.

В вопросах типа «брать» или «не брать в голову» Лёва обходился и без чужих советов. Поэтому, он заехал к себе и захватил там маленькую изящную «Беретту-87» на восемь зарядов. Просто так, на всякий случай. Чёрт их знает, этих детдомовских. Мало ли какие тараканы у них в голове.

Приехав в «Снежок» и распределив девочек согласно полученным заказам, он велел одному из своих ребят, короткостриженному Вовику, неотлучно быть сегодня при нём, Лёве, поскольку не исключены осложнения. Вовчик, доставлявший девочек по вызову и получавший за каждую ходку чаевые от клиентов, не прыгал от радости, а сокрушённо вздыхая, следовал повсюду за Лёвой, подсчитывая, на сколько он влетел за сегодняшний вечер.

А вечер уже был в самом разгаре.

38.

- Это даже не глупость, - сказал Женя, - это полное сумасшествие.

Он сидел на тахте и держал в руке бокал с вермутом. Горький запах трав щекотал ноздри и сжимал горло. Сидел он, конечно, у Зои, потому что в его квартире тахты не было.

- Скажи лучше, что ты ссышь, - ответила Зоя.

- Грубо, - ответил Женя. – Но, по сути верно. Ссу. Как и любой нормальный человек в этой ситуации. Каждый, у кого есть голова на плечах, не станет даже думать о подобном.

- Во-первых, любой нормальный человек не позволит вытирать о себя ноги, - сказала Зоя. – Так не может продолжаться вечно. Ты посмотри, что Матвей делает с нами, с тобой и со мной.

- Ну, я, положим, сам виноват, это раз. И ничего такого со мной он не делает. Это два.

- Ещё сделает, - пообещала Зоя. – Ты думаешь, тебя зачем в группу взяли? Ты что, спец какой-нибудь непревзойдённый? Или на бойца потянешь? Ты посмотри на себя. Посмотри и подумай, зачем ты им такой нужен. Они же тебя отымеют и выставят где-нибудь, чтобы своих людей не палить. Когда почувствуешь на голове рога и поймёшь, что стал козлом отпущения, будет поздно.

Нельзя сказать, чтобы подобные мысли не приходили в голову Жени. Но, одно дело беседовать самому с собой, находя, кажущиеся правдоподобными, объяснения и убеждая себя, что всё в порядке. И другое дело, когда тебе это говорят в лоб, открытым текстом. Тогда смысл сказанного звучит совершенно по-другому. Со-овершенно.

- Они же не могут просто так списать долг. Для них - это просто несолидно. А взять с меня уже совершенно нечего. Вот они и дали работу, чтобы сохранить лицо, - вяло сказал Женя, делая вид, что рассматривает содержимое бокала на просвет.

- Ты за их лицо не беспокойся, - парировала Зоя. Она забралась на тахту с ногами и, взяв «ДэУшку», уменьшила громкость телевизора.

- Матвей своё лицо сохранит в любом случае. Особенно хорошо у него получается проделывать это за счёт других.

- Вот-вот, - подхватил Женя. – А то, что ты предлагаешь - это всё равно, что привселюдно плюнуть в него. Да Матвей с ног собьётся, а выкопает хоть из-под земли тех, кто сыграет с ним такую шутку.

Зоя почувствовала, что разговор поворачивает в невыгодную ей сторону.

- А то, что привселюдно плюют в лицо нам - это, значит, в порядке вещей? Ему можно?

Женя поставил бокал на журнальный столик, повернулся к Зое и обнял её за плечи.

- Давай просто уедем отсюда, - сказал он, наклонив голову и заглядывая в её глаза. – Оставим это всё и уедем вместе куда-нибудь.

- И будем жить долго и счастливо. И нарожаем кучу детей. И будем любить друг друга. И умрём в один день, - сказала Зоя, не глядя на Женю.

Тот, почувствовав лёд в её голосе, слегка отстранился.