— Меньшего я и не ожидал, — сказал Мак-Коннелл, пожав плечами в доспехах.

— Пока мы поняли друг друга.,

Мак-Коннелл взмахнул кулаком и ударил себя в грудь и отошел. Рэнд наблюдал за ним долгие мгновения, затем повернулся, чтобы посмотреть, как его невеста садится на коня у подставки для посадки на лошадь. Он мог бы помочь ей, но не доверял себе. Дотрагиваться до нее и сдерживать себя было выше его сил.

Кто-то позаботился о том, чтобы он не смог осуществить свои желания. Он отвернулся, рот сложился в жесткую линию, когда он задумался о том, кто это мог быть. Да и почему.

Они неслись верхом в ночь, цокая по темным тропинкам, задыхаясь от пыли, и только временами выглядывающая луна указывала им дорогу. Они мчались через деревни и отдаленные фермы. Лаяли собаки, и широко распахивались ставни, домовладельцы выглядывали наружу, но заметив королевское знамя в голове кавалькады, внезапно теряли интерес и захлопывали ставни.

Наступил рассвет, а они все еще неслись во весь опор. Рэнд оглянулся назад, чтобы отыскать леди Изабель, около которой ее служанка тряслась на муле. Его невеста ехала с застывшим выражением лица, и накидка развевалась по бокам коня, но посадка в дамском седле была не такой прямой, как когда они выезжали. Посмотрев вперед, Рэнд пришпорил коня, чтобы присоединиться к капитану своей охраны. Он тихо высказал предложение.

В следующем городе, где они остановились, чтобы сменить лошадей, был доставлен узкий паланкин, подвешенный между мулами. Рэнд сначала думал, что его дама откажется от того, чтобы ее несли, вместо того, чтобы ехать верхом, отвергнет роскошь его набитых перьями подушек, также его пеньковые занавески, которые защищали от ярких солнечных лучей. Однако благоразумие восторжествовало над гордостью, и она исчезла внутри.

Путешествие с паланкином замедлило их продвижение, но было все же лучше, чем вынужденная остановка, если бы дама слегла от изнеможения. В конце концов, она только что совершила утомительную поездку только для того, чтобы развернуться и повторить тот же маршрут.

Было время после полудня, когда Рэнд отстал, чтобы поравняться с паланкином. Игнорируя сложности этикета, спросил по-простецки:

— Леди Изабель, хотите марципан?

Она была либо голодна, либо ей было скучно, и она хотела отвлечься, поскольку отдернула боковые занавески тотчас же. Опершись на локоть, она спросила:

— У вас есть?

Она выглядела почти сибариткой среди подушек паланкина: шнуровка ее корсажа была распущена, и ее волосы выбились из-под вуали. Внезапное стеснение в паху было такое сильное, что Рэнд не сразу смог опомниться и наклониться, чтобы передать небольшой мешочек, заполненный этими сладостями, которые он достал из своей седельной сумки. Наблюдая с грустной улыбкой, как она немедля развязала его и взяла одну штуку, покрашенную в розовый и зеленый, он не сразу смог заговорить:

— Вам удобно здесь?

— Чрезвычайно. Если идея с паланкином принадлежала вам, я благодарю вас за нее.

— Забота о вашем комфорте не доставляет никаких хлопот. В конце концов, это внезапное изменение планов — моя вина.

Она проглотила один марципан, избегая его взгляда, опустила глаза в мешок, чтобы взять еще один.

— Кажется, это любопытное дело. Вы обвиняетесь в ужасном преступлении, но вам разрешено ехать верхом так свободно, как вы пожелаете. Я думала увидеть вас в цепях.

— Так бы и было, если бы я не дал клятву не пытаться сбежать, а подчиниться воле короля. Уильям любезно принял ее.

— Как удобно.

— Вы не спрашиваете, виновен ли я.

— Вы бы мне сказали, если бы были? Если вы только собираетесь оспорить свою виновность, тогда какой смысл?

Было сложно опровергнуть ее логику, хотя было бы приятно, если бы это ее как-то заботило. Видимо, ожидать этого было слишком. Он обнаружил, что если не смотреть прямо на нее какое-то время, то можно уделить внимание тому, что она говорит, а не тому, как она действует на него.

— Что, если я не виновен? — спросил он через мгновение.

— Тогда это прояснится, и все будет как раньше, да?

Все его надежды и планы на будущее зависели от этого.

— Как скажете.

При этих словах она посмотрела вверх, как будто что-то в его голосе привлекло ее внимание.

— Вы сомневаетесь в правосудии короля?

Мотивы короля — вот в чем сомневался Рэнд, хотя было безрассудно говорить ей об этом. Это мнение могло стать оружием в ее руках, и он не имел ни малейшего представления, как она будет его использовать.

— Все будет по воле Божьей.

— Или по воле короля, — ответила она с сарказмом, — что, как предполагается, одно и то же, поскольку он обладает божественным правом. Что бы я хотела знать, так это почему мне не сказали об этом обвинении, даже не намекнули, что вы замешаны в таком преступлении.

Его улыбка была мрачной.

— На это легко дать ответ. Нет никакого преступления.

— Тогда все это ошибка.

Он наклонил голову, подумав о нежном и беспомощном младенце, которому он помог появиться на свет.

— Я молюсь о том, чтобы так и оказалось.

— Кто мог обвинить вас? У вас есть идеи?

— Ни единой.

— Но был ребенок?

Рэнд не ответил. Он поклялся молчать. Он не нарушал клятвы.

— Вскоре после того, как Генрих прибыл из Босворта в прошлом году, — заметила леди, не отрывая взгляда от его лица, — ходили слухи о француженке, которая высадилась с ним в Уэльсе и путешествовала в его обозе с багажом. Она никогда не появлялась при дворе официально, возможно, из-за его скорого обручения с Елизаветой Йоркской. Генрих не хотел, чтобы что-то помешало ему жениться на дочери Эдуарда IV, так как это обещало прибавить законности его притязаниям на трон… — Она нетерпеливо нахмурилась. — Не смотрите так встревоженно, никто не может нас услышать!

— Не ваша прелестная шейка может пострадать, если Генрих будет недоволен, — сказал он с сухим упреком, — хотя может быть и она, если вы продолжите в этом ключе. То есть если вам как знатной женщине не предложат благородную казнь.

Она проигнорировала последнюю остроту.

— А как еще можно говорить? Я только говорю правду.

— Правда — это то, что провозгласит король.

— Так цинично. Я не знала, что вы были при дворе достаточно долго, чтобы так говорить.

Он посмотрел вперед, где первые наездники их длинной кавалькады приближались к небольшому ручью, чтобы перейти его вброд. На лугу пел жаворонок, и теплый ветер обдувал пшеницу, которая ждала жатвы, так что она качалась, как золотое море. До них доносились запахи созревающего зерна вместе с пылью от их переезда и едва уловимым ароматом спеющих ягод с живой изгороди вдалеке.

— Я служил двору Генриха задолго до того, как он достиг берегов Англии в прошлом году, — сказал он наконец. — Этого было достаточно.

— Тогда дело в том, что вы покинули короля по своей собственной воле. Возможно, поэтому он приказал привезти вас обратно. Те, кто носит корону, зачастую относятся подозрительно к людям, которые удалились от их августейшей особы.

— Одинаково опасно и приближаться слишком близко, и оставаться в стороне. Что же делать мирному человеку?

Она смотрела на него долгое мгновение, прежде чем сказать:

— Вас действительно не заботит жизнь при дворе.

— Я предпочитаю Брэсфорд, где мои труды имеют ощутимое значение, где есть время понаблюдать за рассветом, за дождем, склонами гор и толстыми овцами в полях.

— Фермер все-таки, — пробормотала она еле слышно. Через мгновение она нахмурилась. — Брэсфорд достаточно изолирован, чтобы стать прекрасным убежищем. Король не захочет, чтобы его жена узнала, что у него была любовница, которую он прятал в каком-то укромном месте. У него будет ребенок, вы же знаете. У королевы, я имею в виду.

— Я слышал об этом.

— Она скоро должна родить, через пару месяцев — спешное дело, так как свадьба была только в январе. Говорят, король сильно нервничает, потому что Елизавета никогда не отличалась крепким здоровьем. Он постарается, чтобы она не узнала, что его любовница тоже ждала ребенка. Конечно, если именно эта француженка была вашей гостьей, когда произошло убийство ребенка.