Брэсфорд встал, нахмурив свои темные брови:

— Добро пожаловать, Уильям. Я думал, что ты поселился в Вестминстере. Что привело тебя так далеко на север?

— Приказ короля. — Мужчина, которого звали Уильям, вытащил бумагу из мешка, который висел на поясе, и передал ее Брэсфорду.

Изабель узнала в новоприбывшем Уильяма Мак-Коннелла, человека, которого она видела при дворе. Пока она вспоминала его имя, изучала его черты и манеру держать себя, у нее возникло дурное предчувствие. Он был похож на Рэнда габаритами и чертами лица, хотя волосы Мак-Коннелла были цвета барсучьего волоса, а не черные, линия носа была не такой четкой, глаза карими, а не серыми. В памяти всплыли распространяемые шепотом сплетни более чем годичной давности — это был единственный оставшийся в живых единокровный брат Брэсфорда, младший из троих. Тот, кто когда-то думал наследовать замок Брэсфорд, пока его не конфисковали после казни их отца.

— Что это? — спросил Брэсфорд, принимая свиток пергамента, развернув его так, что стала видна большая печать короля, вдавленная в воск, красный как кровь.

— Неприятное дело, по правде говоря. — Мак-Коннелл направил взгляд куда-то выше высокого стола, на семейные стяги, которые там висели.

— И какое же?

Его единокровный брат со скрежетом прочистил горло, голосом, который достиг самых удаленных углов комнаты, провозгласил:

— Рэндалл из Брэсфордов, вы обвиняетесь в убийстве ребенка, рожденного два месяца назад мадемуазель Жюльет д’Амбуаз. По приказу Его Королевского Величества, короля Генриха VII, в течение часа вы должны выехать в Лондон в компании вашей невесты, леди Изабель из Грейдонов. Там вы предстанете перед Королевским судом по обвинению, выдвинутому против вас.

Убийство. Гнусное убийство ребенка. Изабель сидела неподвижно, отказываясь верить, и едва могла принять последствия обвинения, тем не менее три вещи были ей смутно очевидны.

Не будет ночи, проведенной в постели хозяина Брэсфорда, если она должна была сразу же поехать вместе с ним в Лондон.

Свадьбы может и не быть, если его признают виновным в убийстве.

Проклятие Трех Граций Грейдонов не подвело.

Ярость пробежала по венам Рэнда, как кислота. Она прояснила его мыслительные процессы до такой остроты и чувствительности, что он смог приказывать паковать припасы для своих воинов и гостей, руководить продолжающимися хозяйственными делами в доме и приближающимся сбором урожая, в то время как мысленно ругал своего короля, который был также его другом. Или который когда-то был его другом, в дни их изгнания.

О чем, святые небеса, думал Генрих, обвиняя его невиновного в убийстве? Новорожденный младенец мадемуазель Жюльет д’Амбуаз, малютка с пухлыми губками, как у Жюльет, и бледно-голубыми глазами Генриха была румяна и здорова, когда Рэнд последний раз видел ее. Он стоял на страже на стене цитадели, когда маленькая Маделин, как назвала ее Жюльет, покидала Брэсфорд со своей матерью. Чтобы сопроводить свою любовницу к месту спокойного уединения, Генрих сам послал вооруженный отряд, под защитой которого младенцу не будет причинен вред.

Генрих был скрытным человеком. Кто мог винить его за это? Когда ему было всего лишь четыре года, его отняли у матери и отдали под опеку сторонника графа Йоркского. Воспитываться не в своей семье было обычным делом для наследников знатного дома, так как считалось, что это учит независимости и позволяет изучить военное искусство без послабляющего фаворитизма, но это был дом врага. Генрих избежал этого заключения, когда его немощный кузен Генрих VI на недолгое время вернул себе трон, который занимал Эдуард IV, представитель династии Йорков, но был вынужден спасать свою жизнь, когда стареющий король был убит. Со своим дядей Джаспером Тюдо-

ром он еле успел достичь побережья и отплыть во Францию, опередив воинов Эдуарда, которые, безусловно, его бы не пощадили.

Сбившись с курса, Генрих и Джаспер пристали в Бретани, где их судьба висела на волоске, пока герцог Бретани решал, что принесет больше политической выгоды — принять их как своих гостей или передать их врагам. За последующие четырнадцать лет эта игра «в кошки-мышки», в которой до своей смерти участвовал французский король Людовик XI, была доиграна. Генрих говорил, что большую часть жизни он находился или в преследовании, или в плену. Что было удивительного в том, что он вырос таким же неискренним, как и те, кто окружал его?

Понимание этого не могло убедить Рэнда игнорировать неоправданное вмешательство в его женитьбу и его жизнь. Он проклинал его, выбор времени и предполагаемую угрозу. Он подозревал, что Генрих передумал отдавать ему леди Изабель. Всегда существовала вероятность того, что король нашел для нее более достойного мужа, того, кто принесет больше пользы короне.

Это было мерзко. Более того, Рэнду совсем не хотелось быть повешенным, что могло освободить даму. Он собирался защитить себя от удобных случайностей, которые также могли убрать его: он настоял на том, чтобы его собственные воины присоединились к людям короля и Грейдона в поездке в Лондон.

Сейчас он седлал своего серого боевого коня по кличке Тень в задумчивом молчании. Прикрытый с одного бока своим оруженосцем Дэвидом, светловолосым и голубоглазым молодым храбрецом и с другого — своими суетящимися солдатами, он наблюдал за тем, как леди Изабель появилась из башни и вышла во двор. Капюшон накидки был наброшен, наполовину скрывая ее лицо, она выглядела бледной, но решительной в неровном свете сумерек. Рэнд увидел, что она в перчатках, но кожа на поврежденном пальце левой руки разрезана.

Его шина все еще была на месте. Он почувствовал странное удовлетворение, видя ее.

Она не хотела выходить замуж, ее принудили самым грубым образом согласиться на брак, она была вынуждена ехать верхом на север в Брэсфорд на свадьбу. Он должен был знать. Она была дочерью графа, в конце концов. Зачем ей выходить замуж за незаконнорожденного рыцаря? Это унижение для ее высокого происхождения и ущемление прав, данных знати Великой хартией вольностей. Ей было позволено отказаться, она могла это сделать, если бы не угрозы сводного брата.

«Никто» — так она назвала его.

Она верно заметила, но Рэнд кипел от злости, вспоминая, как она произнесла это чистым, звонким голосом. Сейчас он был влиятельной личностью, заработал землю и почести своим собственным тяжелым трудом. Но он не остановится на достигнутом. И когда он получит больше, он положит это к ее ногам и потребует, чтобы она извинилась, признала его достоинство и покорилась.

Ах нет.

Ему повезет, если он выпутается из этого дела живым. Что бы он ни собирался добиваться от этой леди, это должно произойти вскоре. Иначе он может совсем ничего не получить от нее.

Лошадь ударила копытом по камню, когда Уильям Мак-Кон-нелл, его единокровный брат, надевал на нее поводья рядом с ним.

— Достойная невеста, — протянул он, проследив за горячим взглядом Рэнда. — И ты почти заполучил ее.

— Ты мог бы позволить отправиться утром, чтобы я смог получше узнать ее.

— Библейским образом, следовательно, полностью? Сочувствую, но у меня есть приказ.

— И ты исполнишь его с удовольствием.

Они оба знали, что Уильям желал Изабель для себя. Он вздыхал по ней, проклиная немилость Генриха. Будь король к нему благосклонен, Мак-Коннелл мог бы заполучить ее руку и состояние. Также они хорошо понимали горечь, которую он испытывал из-за того, что его родовое имение отошло Рэнду. Превратности судьбы лишили собственности законного сына и наградили незаконного. И только невероятное стечение обстоятельств могло изменить положение вещей на обратное.

— На моем месте ты бы отказался от такого удовольствия? — спросил Уильям, его слова были пронизаны иронией.

— Возможно, нет, — сказал Рэнд, — но это не делает тебе чести. Более того, я тебя предупреждаю. Тебе лучше быть осторожным, если ты думаешь извлечь выгоду из этого дела. Во-первых, Генрих, скорее всего, придержит Брэсфорд и его ренту для себя, чем вернет их тебе. Во-вторых, я отвечу перед королем, что случилось с мадемуазель д’Амбуаз, но не собираюсь быть повешенным. Когда это закончится, я узнаю, кто распространил отвратительную клевету об убийстве ребенка и призову подлеца к ответу.