Домой Ястреб, сопровождаемый Чейни, возвращался той же дорогой. Небо покрывала гряда тяжелых облаков, казалось, город окутан саваном мрака. Здания зияли темными и пустыми глазницами окон, выпотрошенные коробки, немые свидетели былых времен, обращенные в руины.

Нигде не теплилось ни единого огонька. А ведь когда-то весь город сиял огнями, каждое его окно было ярким и гостеприимным. Так говорил Ягуар; он видел Сан-Франциско перед самым его концом. Сова читала Призракам истории, в которых дети гуляли по улицам, освещенным огнями фонарей. Она читала им о луне, серебряным шаром сиявшей на небосклоне, и о звездах, блистающих тысячами мельчайших искорок на черном бархате ночи.

Никто из них этого не видел, но все верили. Ястреб же верил, что когда-нибудь красота мира вернется.

Ястреб шел мимо груд отбросов, обломков бетона и стали, брошенных машин, дверных проемов, настолько темных и опасных, что от них следовало держаться как можно дальше. Город представлял собой одну большую мышеловку, его челюсти поджидали любое неосторожное существо. Место обитания хищников и их добычи, чьи тени сейчас двигались вокруг него во мраке, некоторые в узких переулках, некоторые внутри домов. Они всегда были здесь, осколки ушедшего мира, несущего на себе отпечатки безумия и разрушения. Ястреб чувствовал определенную симпатию к этим тварям, рыскающим в ночи, иногда — охотникам, иногда — добыче. Они не желали иной жизни, как и он. Они тоже были жертвами безрассудного поведения человечества и ужасного приговора, вынесенного ему.

Ястреб думал о Тессе. Он пытался придумать, что еще он может сделать, чтобы убедить любимую уйти к нему. Но ее привязанность к родителям была столь сильна, что парню ничего не приходило в голову. Он обижался на Тессу, но в то же время и понимал ее. Ястреб подумал, что ее чувства к родителям так же сильны, как и его любовь к ней. Но долго так продолжаться не могло. Рано или поздно произойдет что-нибудь, что заставит их принять решение, так подсказывала ему интуиция. Он очень боялся, что, когда это произойдет, Тесса будет все равно стоять на своем.

Завтра ночью он снова будет говорить с ней о будущем. Будет говорить каждую ночь, пока Тесса не передумает.

Когда Ястреб добрался до входа в подземелье, он помедлил и осторожно оглянулся вокруг, чтобы удостовериться, что за ним никто не следит. Убедившись в этом, он вошел в здание, через которое вела дорога вниз к их дому. Ястреб шел быстро, он внезапно почувствовал, что устал и хочет спать. Тяжелая дверь была перекрыта решеткой и заперта, он постучал условным стуком, чтобы предупредить Сову о своем возвращении.

Но дверь открыла не Сова, а Свеча. Она отступила внутрь, пропуская его, но не ушла, а продолжала стоять рядом, в ночной рубашке, с взъерошенными рыжими волосами, маленькая и очень одинокая. Ястреб дождался, пока Чейни свернется в привычный клубок, уткнувшись носом в пушистый бок, и задремлет, потом закрыл и запер дверь. После этого он взглянул на Свечу. Первое, что он увидел — огромные, широко распахнутые глаза.

Ястреб присел перед ней на корточки.

— Что — то случилось?

— Сон, — прошептала Свеча. — Сова ушла спать, а я осталась, чтобы дождаться тебя. И увидела сон. Это было нечто большое и ужасное.

— Что же это было, Свеча? — спросил Ястреб. Он положил руки на ее худенькие плечи и почувствовал, что она вся трясется. Ястреб притянул девочку к себе и обнял. — Расскажи мне.

Ястреб больше не видел ее лицо, поскольку Свеча тесно прижалась к нему, но чувствовал, как голова девочки дрожит у него на плече.

— Я точно не знаю. Но оно придет сюда, и если найдет нас, то причинит боль. — Ее дыхание пресеклось, она судорожно всхлипнула. — Оно убьет нас.

«Видение», — промелькнуло в голове у Ястреба. Видения Свечи всегда сбываются. Он положил ладонь на ее шелковистые волосы, погладил худенькую спину. Девочка все еще дрожала.

— Нам надо уходить прямо сейчас, — зашептала Свеча. — Прямо сейчас.

— Ш-ш-ш-ш, — Ястреб пытался ее успокоить, прижимая к себе, чтобы унять дрожь. — Тихо, тихо, малышка. Сегодня уже ничего больше не случится.

Прямо сейчас. Она сказала — прямо сейчас. Ястреб сразу подумал о Тессе.

Логан Том не ожидал, что сумеет быстро разыскать лагерь рабов, и даже не был уверен, что тот существует на самом деле. Однако он натолкнулся на него почти сразу. Дневной свет умирал, и тьма уже покрывала окрестности, когда он выехал из Айовы на запад, соображая, куда же, собственно, ему двигаться. Дороги он не знал, а далее сверять движение с картами тоже не имело особого смысла. И вот тогда Логан увидел на горизонте зарево костров, подобное второму солнцу. Темно-красный на фоне бледных сумерек угасающего дня, огонь немедленно привлек внимание Логана, обозначив своим присутствием недвусмысленную угрозу. Он видел такое зарево раньше — в иные времена, в других лагерях, — быстро понял, что это значит, и прибавил скорость.

К тому времени, когда он съехал с хайвэя на грунтовую дорогу, ведущую в нужном направлении, уже совсем стемнело. Логан выключил огни «Лайтинга» и максимально снизил обороты мощного двигателя, чтобы уменьшить шум. По мере приближения ему становились видны очертания смотровых башен и ограждений, а также бараков для рабов. Зарево складывалось из света, исходящего от солнечных генераторов, и пламени, поднимающегося из огненных ям. Последнее придавало пейзажу вид адский и сюрреалистический, как будто подручные дьявола истыкали окрестности огненными вилами.

Лагерь был огромным, простирающимся на две мили в ширину и по крайней мере на столько же в глубину. Логан подумал, что когда-то здесь был скотный двор, теперь приспособленный выродками и их наставниками для других целей. Пахло коровами, сеном и навозом — хотя он понимал, что первое впечатление может быть обманчивым и источником запаха является что-то совсем другое.

Все еще находясь на приличном расстоянии от смотровых башен и огней, он выключил двигатель и тут же услышал тихий плач узников. Логан замер в машине, одновременно стыдясь и испытывая бессильную ярость от этих звуков, неспособный заставить себе не слышать эти звуки. Он различал множество теней, двигающихся туда и обратно за забором в смутном зареве огней, вялую, шаркающую массу. Люди, превращенные в рабов, ставшие живыми мертвецами. Их заставляли работать, выродки и их хозяева-демоны проводили над ними эксперименты. Такая судьба была уготована тем, кого не убили непосредственно во время нападения, — кара, назначенная людям за их глупость и бездействие в те времена, когда распад цивилизации только начинался. И это было ужаснее, чем можно вообразить.

Но Логану не надо было ничего воображать. Он видел это так часто, что картина была выжжена в его памяти. Она преследовала его во сне и наяву, не давая жить.

В первый раз после встречи с бандитами Логан задумался: а что он собирается делать? Он приехал, чтобы найти этот лагерь, так же как в течение многих лет он разыскивал подобные лагеря. Странствующий рыцарь, борющийся со злом. Логан поступал так, не размышляя, — ведь это было его предназначение, все, что он мог предпринять в сложившей обстановке. Он нападал на лагеря и освобождал порабощенных людей. Он прерывал процессы скрещивания и размножения и разрушал бараки. Та малость, которую он мог сделать, чтобы как-то бороться с ужасным злом.

Но цель его прибытия в этот конкретный лагерь была неясна ему самому. Сейчас перед ним поставили другую задачу, значительно более важную. Логан должен найти странствующего морфа и идентифицировать его, затем стать его защитником и, возглавив небольшую группу людей, привести их на место, где человечество должно возродиться в преддверии надвигающегося катаклизма, — иначе будет окончательно завершено то, что начали демоны. Ничто не должно мешать выполнению этой задачи; Два Медведя ясно сказал, что воскрешение человечества будет зависеть от того, сумеет ли Логан достигнуть цели. Такая ответственность не позволяла никаких отклонений от курса или потворства личным желаниям. Логан не мог позволить себе рисковать, напав на лагерь, — по сути это будет и то, и другое. Как это не ужасно, он должен проехать мимо и продолжить поиск морфа.