Высоко над фантастической гладью светились два прожектора маяка, в быстром красно-белом кружении яркие тонкие бичи полосовали темную поверхность моря.

Горчев… Слезы застилали глаза и размывали контуры домов, пальм, эспланады – необходимо снизить скорость. Но в чем дело? Водительский инстинкт подсказывал Аннет о какой-то неполадке: отменные гидравлические тормоза, казалось, не справлялись с машиной. Ладно, главное – вперед! Необходимо прояснить ситуацию с отцом – этот оборванец-визитер даже показывал ей некое полное клеветнических намеков письмо.

Шестьдесят километров… Семьдесят… Стрелка спидометра колебалась… А ведь на таком шоссе даже новичок мог бы показать чуть не рекордный темп. Непонятно!

Скорость не шла за восемьдесят. И к тому же стрелки фиксировали необычный для такого отрезка пути расход бензина и масла.

Но сейчас не время размышлять о капризах «альфа-ромео». Впереди виднелся Тулон… Быстрее, иначе опоздает, она со всей силы нажимала на педаль и не могла выжать более восьмидесяти. Просто дурной сон – надо бежать, а ноги отказывают.

Любой паршивый «фиат» или «тополино» и то обогнал бы сей шедевр автомобильной индустрии.

Тулон! Бензоколонка. Аннет пыталась затормозить, во вопреки воле удивительных тормозов машина с пронзительным визгом протащилась еще метров двадцать, наподобие какой-нибудь заржавленной колымаги. Уму непостижимо! Оконный визитер открыл дверцу, сел рядом и прошептал: «Скорей! Второй поворот направо». Аннет снова нажала педаль, и машина двинулась.

– Далеко еще?

– Минуту. Там на площади еще раз направо. Кто-нибудь знает, что вы сюда поехали?

– Я обещала молчать; конечно, никто не знает. Чье письмо вы мне показывали?

– Потерпите и все узнаете. Тормозните перед красно-синим фонарем на углу.

Цитра и аккордеон, и женское пение – голос хриплый, пропитой. Машина остановилась перед заведением с вывеской «Техас».

– Зайдем со двора, – Портниф двинулся, Аннет последовала за ним.

Пересекли какой-то темный участок и обошли дом с другой стороны. Портниф открыл дверь, пропустил Аннет, но не вошел за ней, а, захлопнув дверь, остался во дворе. В небольшой комнате навстречу девушке поднялись двое: невысокий коренастый тип и широкоплечий высокий седой человек.

– Подойдите ближе, пожалуйста, – предложил широкоплечий. У него было интеллигентное лицо и высокий лоб, но от его спокойствия и решительности Аннет стало не по себе.

– Я пришла, потому что мне показали письмо. Это либо ошибка, либо намеренная клевета. Я не верю ни одному слову. Мой отец – честный человек.

– Если так, зачем вы вообще пришли, – язвительно поинтересовался коренастый: на сей раз его трущобную элегантность подчеркивал яркий галстук и перстень с фальшивым камнем.

– Я пришла, так как хочу снять даже тень подозрения с моего отца. С улицы донесся шум – кто-то старался завести мотор.

– Простите, я оставила там машину, – Аннет повернулась было к двери, но седой загородил дорогу: – Вы останетесь здесь!

Аннет не заметила, как его сообщник оказался у нее за спиной, и только почувствовала, что к лицу прижимают сильно пахнущий лекарством платок.

Попыталась крикнуть и потеряла сознание.

Она очнулась в полицейском участке. Был вечер. За столом сидел усатый унтер-офицер и пил чай. Аннет приподнялась, и он спросил:

– Теперь вам лучше?

– Да, спасибо, только голова болит. Могу я поговорить с Ниццей?

– Вы и так в Ницце, – удивился унтер-офицер. В голове Аннет звенели колокольчики – вероятно, следствие наркотика.

– Тогда я поеду домой, – вяло проговорила она. – Будьте добры, вызовите такси.

– В Ницце перекрыто движение, – возразил полицейский и, заметив недоумение Аннет, прибавил: – Ищут какой-то страшно важный Альфа-автомобиль по имени Ромео.

– Номер А 126–513 ДК… Эй! Что с вами, мадемуазель? Воды!

Аннет бессильно опустилась на скамью.

Приблизительно в одно время с Аннет Горчев ехал в Тулон. Загадочный автомобиль начал свою игру с невинными жертвами. Когда Горчев поместил Андре под рояль, он поспешил к своей стоящей перед виллой наемной машине, чтобы поспеть на пятичасовой в Марсель. Приказ есть приказ.

Особенно приказ об аресте.

Его машина была в несколько потрепанном виде. Особенно бросалось в глаза отсутствие дверцы: по выезде из Монако он лишился ее, протискиваясь в стаде волов возле бойни. Подножку сорвало трамваем на повороте – это он помнил, но где он ухитрился так помять капот, и куда к чертям девалась фара? Ну да ладно…

Прежде всего, необходим аперитив! Машина затормозила у бистро деликатно и осторожно и даже никуда не врезалась – отчасти потому, что Горчев несколько навострился в водительском мастерстве, а главное – у бистро не стояло других машин. Дело в том, что стоянка была запрещена для всех видов транспорта, кроме автобуса: глаза прямо-таки слепил интернациональный знак – красный кружок на белом фойе. Для Горчева подобные пустяки не существовали, он радовался удачному «приземлению», хотя и не у бистро, а рядом, у кинематографа. – Один абсент, братец директор, – Горчев бросил монету на стойку, глотнул и… поперхнулся: в дальнем углу бистро он увидел злоумышленника, который напал на генерала, и перевязанного, оклеенного пластырем Лингстрема. Оба джентльмена вели серьезную беседу. Горчев прижался к стене так, чтобы занавес скрыл его от Лингстрема; второго – Портнифа – он не опасался, тот его не видел в лицо.

– С девушкой обращайтесь деликатно, Портниф. Главное для нас – авто. Когда вы будете говорить с маэстро?

– Через полтора часа, когда приеду в Тулон. У нас назначена встреча в «Техасе».

– Итак, девушку не стоит пугать. Главное – похитить машину. Доставьте ее в Канны, я буду ждать на улице, ведущей к парку… Счет!

Вон что затеял господин Лингстрем! Два прыжка – и Горчев на улице. Ну и ну!

Какое скопление транспорта! Уличное движение пришлось перекрыть, поскольку автобусы могли проехать лишь по встречной полосе, чтобы обогнуть машину Горчева. Группа полицейских проникла в кинозал, надеясь отыскать владельца машины; пришлось даже прервать демонстрацию фильма. Пытались направить поток в боковую улицу, образовалась пробка. По меньшей мере сотня столпившихся машин отчаянно гудела. Из центра выехала оперативная группа для наведения порядка.

Горчев понятия не имел, что тут произошло, да это его и не интересовало. Он торопливо сел в машину. В момент его окружили десятка два полицейских:

– Ваш автомобиль?

– Дорожных знаков не видите!?

– Какого черта здесь торчите? Горчев включил мотор и дал газ.

– Желательно, чтобы одновременно говорили не более двух взводов полицейских. Ну, в чем дело?

– Вы припарковались не по правилам.

– Это сейчас-то? Видели бы вы меня утром у кондитерской!

– Перечеркнутое «Р» означает: Стоянка запрещена.

– Помилуйте, господа, водить машину я умею, но расшифровывать ваши ребусы мне не по зубам. Писали бы на таблицах по-человечески, что можно, а чего нельзя.

Полицейский объяснил, что дело обойдется в двести франков, если он не хочет вызова в автоинспекцию. Горчев не хотел, а посему расплатился. Объезд знака, удостоверяющего наличие кинематографа, заставил его опрокинуть стол продавца конфет – восемьдесят франков. Как говорится, покупка по случаю.

До гостиницы все шло благополучно, и торможение стоило всего семьдесят франков – цена сбитого трехколесного велосипеда. Автомобиль тотчас окружили опытные прохожие: Горчева приняли за героя звездного пробега Афины-Монте-Карло, который по горам и равнинам, в снег и распутицу, по шоссе и бездорожью преодолевал труднейший маршрут. По машине сразу видно. Герой, однако, поднялся в княжеские апартаменты и направился к стенному шкафу. Господин Ванек только что кончил бриться.

– Добрый день, – приветствовал он шефа. – Вас разыскивали два господина.

– Кто такие?

– Не знаю.

– Чего они хотели?