– Да. Корабельный врач может это подтвердить.

– Продолжайте.

– Как вдруг произошло несчастье. Мы услышали крик и успели еще увидеть тонущего Рольфа, нашего радиста, вокруг которого вода буквально кишела крокодилами.

– Где вы находились, когда это произошло?

– Перед своей каютой.

– Видел ли кто-нибудь вас непосредственно перед гибелью Рольфа?

– Нет… Только когда из воды раздался крик Рольфа, я бросился к тому месту на палубе, откуда он упал, и там встретился со штурманом Мате, первым помощником и двумя матросами.

– Продолжайте.

– Ночью сирокко задул еще сильней. Испарения береговых джунглей окутали корабль, свет прожекторов едва пробивался сквозь туман. У меня голова раскалывалась от боли. Лежа у себя в каюте, я выпил коньяку, но у него был какой-то неприятный вкус и мне только стало еще хуже…

– Много вы выпили?

– Я не был пьян.

Легкий шум в зале. Защитник капитана раздраженно хлопнул рукой по своим заметкам. Обвиняемый сам уничтожает возможность найти смягчающие обстоятельства.

– Я не был пьян, – твердо повторил Ламетр. – Я устал и словно был одурманен, но я ясно все помню.

– Продолжайте свои показания.

– В полночь ко мне постучал первый помощник. Он доложил о том, что все в порядке, а потом…

– Повторите этот разговор, если помните, слово в слово, – сказал председатель.

– Пожалуйста. Хиггинс отрапортовал: «Господин капитан! Докладываю, что обход судна закончил в ноль часов двадцать минут. Все в порядке…» – «Хорошо, Хиггинс… С которого часа вы на вахте?» – «С двенадцати часов, господин капитан.» – «Идите отдохнуть.» – «Дежурство вместо Рольфа на радиостанции господин капитан возьмет на себя?» – «Естественно.» Я встал, но у меня немного кружилась голова. «Разрешите, я помогу вам», – сказал Хиггинс. Палуба была затянута удушливым, густым туманом. Дождей не было уже много дней, и все же отовсюду капала вода. Я шел, спотыкаясь… Ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки… Без Хиггинса, вероятно, я не добрался бы до радиорубки. Помощник открыл дверь, и я вошел.

«Спокойной ночи, Хиггинс.» – «Спокойной ночи, господин капитан… Может быть, принести вам хинина?» – «Спасибо…» Оставшись один, я задремал. Не знаю, который был час, когда я проснулся. Страшно болела голова. Из приемника, непрерывно настроенного на связь с экспедицией, доносились слова: «Негрие… Негрие… Негрие…» Это были наши позывные. «Негрие слушает…» – ответил я. «Говорит капитан Мандер… Экспедиция уже в фонги. Высланная вперед разведывательная группа нашла рудник… Все в порядке… Пусть ваше судно возвращается в Оран. Присутствие канонерки вызывает беспокойство у туземцев. Ясно?» – «Понял вас… Завтра снимемся с якоря… С вами говорит командир корабля, капитан Ламетр.» – «Почему не радист?» – «Он умер.» Мандер продиктовал мне короткий список вещей, которые необходимо было им оставить.

– Вот этот? – спросил судья. Ламетр взглянул на бумажку.

– Да, это мой почерк.

– Продолжайте.

– Больше мне нечего сказать. На следующий день я приказал сняться с якоря, провел корабль по реке к морю и дальше на базу.

– У вас есть вопросы, господин прокурор?

– Вы знали капитана Мандера? – спросил прокурор.

– Он не был с нами на борту «Генерала дю Негрие». Вместе с лордом Пивброком он ожидал экспедицию в Фонги.

– Знали вы его или нет? Короткая пауза.

– Да… знал.

– Почему вы назвали его подлецом, узнав, что он не дал показаний в вашу пользу?

– Отказываюсь отвечать на этот вопрос.

– У вас есть основания быть уверенным, что с вами говорил именно Мандер?

– Да, но говорить о них я не буду.

– Узнали бы вы голос капитана Мандера, услышав его теперь?

– Не знаю.

– Короче говоря, вы узнали его не по голосу, а потому, что он сказал что-то, о чем знали только он и вы?

– Да. Но показаний об этом я давать не буду!

– Можете сесть. – Обвиняемый сел на свое место. – Для дачи свидетельских показаний вызывается капитан Мандер.

В зал вошел «капитан». Любопытная личность. Немного полноват и почти непрерывно моргает глазами.

– Капитан Мандер?

– Так точно… полагаю, что так.

– Вы были ранены в голову?

– Так точно.

– Вы помните обстоятельства, при которых это произошло?

– Нет, не помню…

– Но вам известно, что вы – капитан Мандер?

– Полностью даже в этом не уверен… Понимаете… – он прикоснулся рукой к голове.

– Вы знаете обвиняемого? Он посмотрел на Ламетра.

– Не помню.

– Вы ничего не помните?… Он потер лоб…

– Вижу только какую-то прогалину… Кто-то берет меня за плечо, держит за руку… угрожает… Но и это смутно…

Ламетр удивленно приподнимается с места.

– Обвиняемый, сядьте!

Шум в зале. Все чувствуют, что сейчас последует что-то необычайно важное.

– Напрягите память… С кем вы были на этой прогалине? Вы представляете себе его лицо?

– Совсем туманно.

– Передайте свое субъективное впечатление.

– Вы хотите… чтобы я… суб… Как вы сказали?

– Попробуйте передать свое субъективное впечатление. Свидетель сглатывает слюну.

– Прошу прощения… я был ранен в голову…

С места неожиданно поднимается прокурор, последние две минуты негромко разговаривавший с кем-то.

– Мне только что сообщили, что сегодня ночью произошло совершенно неожиданное событие. Полиция, основываясь на полученной информации, арестовала человека, которого я прошу вызвать для допроса. Это Федор Квастич, бывший судовой врач. Несколько лет назад решением суда по одному из уголовных дел ему пожизненно запрещено заниматься врачебной практикой.

– Не возражаю, – говорит председатель. – Капитана Мандера прошу занять свое место.

Входит доктор Квастич. Высокий седой мужчина с заспанными глазами, личность, хорошо известная «дну» Орана. Рядом с ним полицейский.

– Ваше имя?

– Федор Квастич.

– Год и место рождения?

– 1886 – ой, Рига.

Установив эти данные, председатель обращается к полицейскому:

– Почему вы задержали этого человека, инспектор?

– Перед рассветом кто-то позвонил по телефону в центральное управление и сообщил, что настоящим виновником в деле Ламетра является хорошо известный полиции Федор Квастич. Говоривший не назвал себя, а упомянул лишь, что хочет отомстить обманувшему его когда-то Квастичу.

Мы, как правило, не оставляем без внимания подобные сообщения, потому что не раз уже такое сведение счетов отдавало в руки полиции людей, совершивших не раскрытые ею преступления. Квастич играет на пианино в разных кабаках, а в наших картотеках числится как закоренелый контрабандист и торговец наркотиками. Мы немедленно доставили его в управление. Тем временем удалось установить, что в то время, как в Сенегале было совершено это преступление, русского в Оране не было.

– Где вы находились в те дни, когда было совершено преступление?

– В Гамбии…

– Откуда вы знаете, когда оно было совершено? – резко перебивает его председатель. – Эта деталь не сообщалась журналистам и не упоминалась ни в каких отчетах.

– Я… – запинаясь, отвечает свидетель, – я слыхал…

– От кого?

– Я… уже… не помню…

– Говорите правду! Ведь уже завтра нам сообщат из Гамбии, были ли вы там в действительности.

– Был… только проездом.

– Откуда и куда? Молчание.

– Вы знакомы со страной фонги?

– Ну… я бывал там… Знаком.

В это время «капитан» медленно поднялся со свидетельской скамьи и, растерянно наморщив лоб, уставился на отвечавшего.

Увидев его, Квастич испуганно отступил на шаг назад.

– Вы знаете капитана? – быстро задал вопрос председатель, заметивший смущение свидетеля.

Газеты писали об этом так:

«…Квастич в ужасе отшатнулся, а капитан Мандер с выражением удивления на лице подходил все ближе к нему… В зале наступила мертвая тишина, нервы у всех были напряжены, лишь обвиняемый, Ламетр, вел себя несколько загадочно. Он то и дело привставал, словно желая что-то сказать, хватался за голову и нервно поглядывал по сторонам. Каждый чувствовал, что наступает решающий момент всего дела…»