Синдзё остановился.

— Да. Тот, в ком заинтересован Саяма-кун — это не я. Это моя сестра…к сожалению.

Он непроизвольно добавил «к сожалению».

Ах, — вздохнул Синдзё в своем сердце.

Ему наверняка не следовало этого говорить. Ради Саямы, и ради самого себя.

Чтобы избежать вопросов от Саямы, он опустил голову.

Но тем, кто отреагировал, оказался Харакава. Уставившись на Саяму, он кивнул и ткнул его в плечо.

— …

Парень, похоже, делал ему за что-то выговор, и после этого безмолвно отъехал на своем мотоцикле.

Рев мотора медленно, но уверенно отдалялся. Тем временем, Синдзё вонзил зубы в абрикосовую конфету, чтобы потянуть время. К сладости добавилось немного кислинки, но столь незначительно, что он с трудом и заметил.

— Синдзё-кун.

Голос, которого он опасался, прибыл.

Раздумье, что именно тот скажет, вызвало определенную эмоцию.

…Я напуган.

Будет ли Саяма искать какое-то завершение всему этому?

— Тебе всё еще нездоровится?

У Синдзё ушло два вздоха на то, чтобы понять неожиданный вопрос, и затем он над ним задумался.

Ответ всплыл в его сердце, и он проговорил, потупившись в землю.

— Я не знаю…

— Не знаешь?

— Я не знаю, что мне делать. Я напуган, и я продолжаю думать лишь о себе.

Объятья Саямы прошлой ночью вызвали у него такое облегчение, но теперь, ему казалось, что он должен этого избегать.

…Какое у меня сейчас выражение лица?

— Это странный вопрос, но… Саяма-кун, тебя интересуют мальчики?

— Нет, не интересуют. Я нормальный в этом смысле.

— Ясно.

Синдзё выдал слабый кивок, и Саяма наклонил голову.

Во взгляде Саямы стояло беспокойство, потому Синдзё заговорил раньше, чем он что-нибудь скажет.

— Т-тогда… Какие у тебя чувства к Синдзё Садаме?

Чтобы ответить на этот испытательный вопрос, у Саямы ушло мгновение. Он оставался невозмутимым как всегда.

— Она для меня важна.

— Да, — сказал Синдзё, — Я полагаю, она должна быть.

Он кивнул, и его взгляд помутнел.

— Садаме — девушка, а ты парень. Тебя не взволновало то, что люди этим утром нас увидели, потому что ты выберешь Садаме. Ты… ты не можешь выбрать меня, да?

— Синдзё-кун.

Саяма попытался сказать «Что?», но его остановили иные слова.

— Прости, я не хочу этого слышать.

Саяма потянулся рукой, но Синдзё увернулся от неё секундой позже.

Он развернулся к Саяме спиной и опустил голову. Помутнение с его взгляда скатилось на землю.

Сецу глянул вперед, где дорога вела прочь от школы. Повеяло неожиданной прохладой.

— Прости. Мне нужно отойти немного успокоиться.

Синдзё помчался вперед, прочь от школы. Он со всей силы убегал от слов Саямы как можно дальше.

— Синдзё-кун!

Синдзё не оборачивался на голос. Он услышал преследующие его шаги, но тропу пересекла группа учеников младшей школы на посещении, перегородив Саяме путь.

Синдзё вздохнул, выпрямился и миновал школьные ворота.

…Я только что сделал то, чего не следовало.

Саяму окружали ученики младшей школы, наседающие от ворот.

Он увидел, как Синдзё завернул за отдаленный угол и исчез.

— Синдзё-кун!.. Да что с этой толпой детей?!

— С таким количеством, так тяжело их вести.

Саяма повернулся в сторону и обнаружил Ооки, почёсывающую затылок посреди моря детей.

— Так значит, за них в ответе наш медлительный учитель. Вы, похоже, не в состоянии пошевелиться, так когда же Вы успели появиться рядом?

— Меня просто затянуло потоком.

— Рад видеть, что Вы нисколько не меняетесь. А теперь, что это за дети?

— На пути сюда директор детского дома попросил меня повести детей на фестиваль, так как я все равно опоздала. Я довольно популярна, видишь ли.

— То есть, даже детские дома знают, что мой классный руководитель всегда опаздывает.

— Если возможно, мне бы хотелось услышать, что ты имеешь против моей популярности.

Саяма её проигнорировал.

Он огляделся и обнаружил, что толпа высотою по пояс пристально смотрит на него.

— Как бы там ни было, Ооки-сенсей. Почему Вы пытаетесь этими детьми перегородить мне дорогу?

— Когда я пришла, то увидела, что ты и Синдзё-кун играете в догонялки, так что решила, пускай детки присоеди… ай-ай-ай!

— Как вообще мозгам в Вашем черепе пришла такая идиотская мысль?

Едва Саяма оставил Ооки красное пятно, вокруг них начали копошиться ученики младшей школы.

— Не обижай ее!!

— Не дайте себя обмануть! Она нехороший человек!

Его убедительный возглас заставил детей застопориться. Они все разом на него уставились.

— Н-нехороший человек?

— Н-нет! Саяма-кун, почему ты называешь своего учителя нехорошим человеком?

— О? Положите руку на сердце, и хорошенько подумайте. Вы хоть раз в жизни совершали что-нибудь плохое?

Ооки поднесла руки к груди и задумалась.

— Ммм… — Она наклонила голову на несколько секунд, и в итоге без малейших колебаний улыбнулась. — Нет, ни разу.

— Согласно кодексу законов Саямы, ложь карается смертью. Вы уверены, что не хотите передумать?

Саяма зыркнул на нее полуприкрытыми глазами, но сзади неожиданно отозвался кто-то другой:

— Почему это вы все с самого утра так оживлены? Вы преграждаете путь.

Он развернулся и обнаружил Брюнхильд, стоящую за детьми.

Позади неё на тротуаре стоял прилавок клуба изобразительного искусства.

Он имел форму Венеры Милосской, по размерам более десяти метров в высоту. Статую сделали с увеличенной грудью, и ей в живот встроили прилавок с жареной курицей. Выше из носа валил зеленый дым.

Брюнхильд улыбнулась группе детей.

— Добро пожаловать.

Черный кот на её плече мяукнул, и дети расступились.

Когда группа детей ушла с дороги, подобно убывающей волне, Саяма вышел вперед.

— Мои благодарности.

— Нет нужды. Если они будут толпиться здесь, это повлияет на продажи. Что гораздо важнее, ты готовишься к Пути Левиафана со 2-м Гиром?

— Тебе рассказали Казами или остальные?

— Нет. …Изумо сегодня отсутствует, не так ли? Ты не слышал почему?

— Не слышал. Казами лишь сказала, что он упал вчера с крыши.

— Это звучит, как одна из её отговорок. …Из того, что я слышала, прошлой ночью на крыше они занимались какой-то тренировкой. Она сказала, что они поняли, в чем трюк, или вроде того, но из-за ушиба Изумо должен выспаться.

Саяма горько улыбнулся. Эта тренировка, скорее всего, проводилась с целью найти контрмеру для Искусства Ходьбы 2-го Гира.

Но на то, что они ему ничего не сообщили, ему нечего было сказать.

— У них, вероятно, появилась иная странная идея.

— Что ты будешь делать? Отправишься в UCAT, где находится сестра твоего сбежавшего друга?

— Да, таков мой план. У меня еще есть другое дело в Окутаме. Я как раз собирался попросить главу общежития мне позвонить, если Сецу-кун вернется, и затем поговорить с Садаме-кун в UCAT.

— Поговорить о чем?

— О том, почему я, должно быть, выглядел таким подавленным.

— Э?

Вопросительный голос и выражение лица Брюнхильд вызвало у Саямы горькую улыбку.

— Мне есть что сказать, но, судя по всему, Синдзё… Сецу-кун не хочет слушать.

— Бывают подобные времена.

— Но я не могу этого стерпеть. И… сомневаюсь, что он действительно этого хочет.

Саяма произнёс свои истинные чувства девушке, с которой он когда-то сражался.

— Кто еще станет слушать то, что мне есть сказать?

— Не скромничай. Кое-кто из 1-го Гира, слушающий тебя, стоит прямо здесь.

— Не пойми меня неправильно. Я заставил тебя и твой Гир слушать меня силой. Но с Синдзё-кун… обоими Синдзё-кунами, я хочу, чтобы они слушали меня по собственной воле.