— Выходит, в первую очередь мне нужно думать о том, какой смысл во всех этих переговорах.

Казами глянула на небо.

Над головой медленно перемещался силуэт, напоминающий чёрную птицу.

Это самолет, вылетевший из Авиабазы Ёкота и направляющийся в соседний город.

Саяма вдруг понял, что все уставились на самолет.

В конце концов, кто-то вздохнул.

Это был Изумо. Он заговорил раздраженным тоном:

— Нам реально нужно это расследовать, так? Нам нужно разузнать, желает ли 2-й Гир договориться, и почему 2-й Гир сдался Лоу-Гиру в прошлом.

— Все верно, Каку. Не узнай мы, что произошло с ними в прошлом, то не сможем даже начать переговоры. …Ладно, сегодня днем мы отправляемся в UCAT. А ты как, Саяма?

Ооки приподняла голову.

— Саяма-кун не сможет. Он сегодня дежурный, потому должен остаться на последний урок.

— Какой у тебя последний урок, Саяма?

— Английский у Ооки-сенсей. …И я в ответе за растолкование ее слов, и за то, чтобы урок прошел гладко.

— А, понимаю. Так это ее урок.

— Да. Саяма-кун всегда мне помогает, и остальные студенты тоже такие любезные.

— Я полагаю, под любезными Вы подразумеваете покорные.

— В-вовсе нет. Они все отвечают в унисон и приносят мне чай, даже если их не просишь.

— Это и значит быть покорным!!

Крик Казами отозвался эхом вдалеке.

Частично из-за того, что обеденный перерыв прошел, школы сами собой стали оживленнее.

С обширным пространством и множеством школьных строений, Академия Такаакита не была исключением.

В Классе 2-D в общеобразовательном корпусе 2-го года учился Саяма. В этом классе пришло время последнего занятия.

Однако Ооки-сенсей еще не закончила урок.

— Простите, ребята. Мои уроки всегда такие длинные.

Все тут же закивали, и Саяма заговорил из центра заднего ряда:

— Не волнуйтесь. Мы все привыкли к этому еще с прошлого года.

— Правда? Какие молодцы. Но, но… самое удивительное как этот класс взял 1-е место на академическом экзамене в Апреле. Я так хорошо преподаю?

— Конечно. Ваши уроки замечательно приучают учеников к самостоятельности.

— Серьёзно?

— Когда учитель просыпает, забывает свой журнал, выходит с поезда не на той станции, и не может прочесть, что сама напишет доске, ученикам ничего не остается, кроме как учить всё самим. …Отличная работа.

— …Это комплимент?

— Ха-ха-ха. Раз Вы это так восприняли, то, должно быть, очень счастливый человек. Мои поздравления Вашему счастливому жизненному пути.

— Йей! Это был комплимент, если упустить детали!

На улыбку Ооки все ученики ответили угрожающим взглядом.

Когда она повернулась спиной, чтобы раздать распечатки другому ряду, Саяма кивнул в ее сторону.

И этот человек занимается спасением мира, — подумал он, наблюдая за Ооки.

Остальные ничего не знали об этом пугающем факте.

У тех, кто работал ради спасения мира, не было чувства превосходства.

Никто не знал, чем они занимаются.

Точно так же никто не знал ничего о Концептуальной Войне, которая шла во время Второй Мировой.

Саяма неожиданно припомнил, что Ооки сказала сегодня чуть раньше.

…Почему нам нужно проводить Путь Левиафана со 2-м Гиром?

Что об этом думают люди из 2-го Гира? Они испытывают то же самое?

Когда Изумо ушел во время обеда, он сказал Саяме посетить отдел разработок UCAT, если он хочет узнать о концептах 2-го Гира и об истинных обстоятельствах, окружающих его людей.

Когда он заикнется о Пути Левиафана, они станут союзниками или врагами?

— Хм.

Саяма сложил руки на груди.

Ему и вправду следует отправиться в UCAT после уроков.

Ему по-прежнему нужно завершить запланированные на эту неделю тренировки, он хотел встретиться с людьми из 2-го Гира, ему нужно поговорить с Изумо и Казами о том, что они выяснят, отправившись перед ним, и…

…Возможно, если пойду, я увижу Синдзё Садаме.

С этой мыслью, он окончательно определился.

Парень направится в UCAT.

И ему нужно сообщить кое-кому о своем решении.

Справа от него сидел Синдзё Сецу с длинными черными волосами завязанными за спиной.

Синдзё выглядел так, словно прислонился к парте, записывая что-то на листах бумаги, но…

…Он спит.

Саяма потянулся к Синдзё, чтобы постучать его по плечу и разбудить.

Но едва он это сделал, Синдзё нахмурился и произнес сквозь сон:

— А… Н-нет, Саяма-кун…

Саяма инстинктивно вытащил свой портативный цифровой диктофон.

Скорее, — подумал он. — Смогу ли я вовремя склеить это вместе? Надеюсь, я не затру прошлую запись.

Как только Синдзё поставил ногти на стол, Саяма торопливо нажал на кнопку записи и поднес диктофон поближе.

— Подожди… Разве тебе не нужно разогреть его сильнее? — Синдзё скорчился. — Я-я не смогу совладать с чем-то настолько большим!

— Хм. С чем это ты не можешь совладать?

— Я…

— Я?

— Якинику!

Как только Синдзё выдал этот крик, он поднялся с такой силой, что его стул отскочил назад, а парта — вперед.

Его тканевый пенал упал на землю и со стола разлетелось несколько листков бумаги.

На Синдзё нацелились молчаливые взгляды.

После небольшой паузы Саяма произнес:

— Что за волнующее зрелище только что тебе снилось?

— Э? Ой… ну… Ты настаивал на последовательности мясо-мясо-овощи-мясо-овощи, но я говорил, что овощи-овощи-мясо-мясо-овощи будет лучше. Тогда ты попытался засунуть недоваренные овощи в…Стой, сон?

Синдзё оглянулся по сторонам, и увидел, как на него уставился весь класс.

— Ой, — сказал он.

Похоже, до него дошло, поэтому Саяма кивнул.

— Я рад, что ты сумел проснуться самостоятельно.

— Я ни за что не поверю твоим словам, когда в руках у тебя цифровой диктофон! Что ты записал?

— Всего лишь мимолетные комментарии о якинику с твоей головы. Ха-ха-ха. Но можешь не волноваться. Я найду им хорошее применение.

— Н-нет. У меня насчет этого очень, очень плохое предчувствие, потому лучше отдай его мне.

— Эй, вы двое. Я тут пытаюсь вести урок, — окликнула Ооки.

Синдзё смутился, но затем удивленно наклонил голову, глянув на часы.

— Эм? А разве урок уже не закончился?

— Ай! Мне вряд ли стоит такое говорить, но это было критическое попадание!!! — затем Ооки кивнула с улыбкой и указала на Синдзё, — Так или иначе, тебе не нужно просыпать.

Все в классе разом кивнули и произнесли:

— И вы это говорите после того, как опаздываете на каждый урок?!

Дневное солнце освещало наклонный лес.

Он находился в горах, что простирались от железнодорожной станции Окутамы.

Посреди горной чащи изгибалась дорога, берущая начало от шоссе Оуме.

Она придерживалась естественных линий гор и рек.

Однако в какой-то момент изгибалась в углообразную форму.

Дорога поворачивала в сторону, огибая одинокую гору. Ту гору покрывал подлесок, но на ней не росло ни одного дерева.

Это все, что осталось после крупномасштабного оползня.

С севера на юг на сто метров вширь и на двести вдоль тянулась груда грязи.

За ней лежала небольшая гора высотою около ста метров, где сбоку раскинулся открытый земляной пласт.

На вершине того наслоения стоял человек.

Молодой мужчина по имени Касима.

Он носил свою привычную рабочую одежду, лабораторный халат и очки.

За следующей горой, покрытой лесом, проглядывалось несколько белых строений.

— В светлый день, вроде этого, спокойно можно разглядеть ИАИ.

…Он отлично просматривается отсюда.

И точно так же перед мужчиной открылось небо.

Касима сел на траву и глянул вверх в это голубое небо.