— Мисс Мак-Кейб, вы верите в то, что Адрия действительно толкнула кресло на колесах, в котором сидела ее мать?
Джулиан оцепенел, а Шен подняла голову и посмотрела на меня с укором, который показался тем более тяжким, что был завуалирован мягкостью ее манер.
— У меня нет в этом никаких сомнений. Хотя все это совершенно вас не касается.
— А что же будет с тем молодым человеком, которого держат в тюрьме и собираются судить? Вы готовы пожертвовать им, чтобы уберечь Адрию от лишних переживаний?
— Разумеется! — воскликнула Шен. — Я не намереваюсь рассказывать всем и каждому, что уверена в виновности Адрии. Неужели вы думаете, что я хочу ее погубить? Я хочу ее успокоить, помочь ей.
Безразличие Шен к судьбе Стюарта сделало меня безрассудной.
— Вы считаете, что ее успокаивает вера в то, что мать возвращается под видом кота, чтобы мучить и терзать свою дочь?
Шен смотрела на меня глазами невинного младенца.
— Но, мисс Ирл… что, если это правда?
Джулиан стал кричать на нее, но тут же замолчал. Мне самой захотелось на нее закричать.
Джулиан в отчаянии всплеснул руками.
— Нет смысла обсуждать эти вопросы, Линда. Нас интересует Адрия и ее самобичевание. Которое ты, Шен, всячески поощряешь. Этого ты не можешь отрицать.
— Ничего я не поощряю! — Теперь Шен пришла в ярость, и от ее мягких манер мало что осталось. — Она подбежала ко мне на лестнице в тот день и сказала, что ее мама закричала, потому, что она сделала ей больно. Как я могу этому не верить?
— А я хочу верить в то, — сказал Джулиан более спокойным тоном, — что Стюарт Перриш вошел в ту комнату и толкнул кресло Марго. Хочу верить, что в тюрьме сидит преступник.
Я едва сумела удержаться от того, чтобы выразить свой протест.
— Я знаю, во что ты хочешь верить, — заявила Шен. — И думаю, что ты занимаешь правильную позицию. Хотя иногда спрашиваю себя: а что думает о тебе Стюарт? Все же ты считаешься его другом. Ты привел его в этот дом. Ты помог ему усовершенствоваться до такой степени, что он вот-вот должен был стать чемпионом! И из-за диких обвинений Эмори ты его бросаешь и даже отказываешься навестить. Он слишком горд, чтобы просить тебя о помощи. Он не сделал ни одной попытки обратиться к тебе, но мне интересно, что он о тебе думает.
Я была благодарна Шен за это неожиданное заступничество. Я могла бы сказать им обоим, что думает Стюарт. Могла бы сказать, что он все еще надеется на помощь Джулиана. Но я не должна была этого говорить. Мой инстинкт меня не обманул: Джулиан не придет на помощь моему брату.
Я отвела взгляд от стиснутых на коленях рук и подняла голову; Джулиан пристально смотрел на меня.
— Мы расстроили мисс Ирл, Шен. Извините, Линда. Но может быть, и хорошо, что вы увидели, насколько обострились наши семейные проблемы. Может быть, вы простите нас за то, что мы вели себя подобным образом; мы все очень переживаем, когда дело касается Адрии.
Мне стоило больших усилий овладеть своим голосом.
— Чтобы принести вам какую-то пользу, я должна знать больше, чем знаю сейчас. Из-за чего Адрия поссорилась с Марго в тот день?
Теперь Джулиан проявил признаки раздражения.
— Какое это имеет значение? Давайте не будем ворошить старое. Они часто ссорились. Единственное, что мы должны помнить, — то, что Адрия обожала свою мать, какие бы стычки между ними ни случались.
Шен смотрела на меня, не обращая внимания на брата.
— Я всегда хотела узнать ответ на этот вопрос… но Адрия никогда не хотела об этом говорить, если она вообще помнит причину ссоры. В чем я сомневаюсь.
Снова наступило молчание. Для меня стала проясняться позиция Джулиана и те чувства, которые заставляли вести себя так, а не иначе. Он пытался убедить себя, что Адрия не толкала кресло, что это сделал Стюарт. Как отец он предпринять все возможное, чтобы спасти своего ребенка. И все же когда он смотрел на нее, то видел в ней человека, убившего Марго, которую он до сих пор любил. Он не мог поверить в виновность Стюарта, хотя и стремился к этому, и в глубине души чувствовал, что виноват перед моим братом. Это вселяло в меня некоторую надежду. Я ненавидела мою собственную роль — роль интриганки, которая вес рассчитывает заранее и цепляется за каждый шанс. Но у меня не было выбора.
Наша дискуссия подошла к концу, потому что дверь отворилась и в библиотеку вошла Адрия. На ней было платье того же водянисто-зеленого цвета, что и шифоновая накидка Шен. Она обвела нас внимательным взглядом, и мне стало ясно, что девочка прекрасно осознавала, какие страсти обуревают окружающих ее взрослых.
— У вас не дошло дело до драки? — спросила она сладким голосом. — Папа, ты вне себя. А Шен сейчас заплачет. — Она смерила меня оценивающим взглядом. — А мисс Ирл выглядит так, словно сейчас вспыхнет, как фейерверк.
— А ты, — холодно отчитала я ее, — просто маленькая девочка, недостаточно взрослая, чтобы уважать чувства других людей.
Шен тихо вздохнула, Джулиан ничего не сказал, но я знала, что он будет наблюдать за каждым моим шагом, решая, смогу ли я оказать благотворное воздействие на Адрию. К моему удивлению, девочка подошла ко мне и встала рядом с моим стулом.
— Я ведь вам не нравлюсь, не так ли? — спросила она, глядя на меня как на занятное исключение из правила.
— Не всегда, — призналась я, смягчая свой ответ улыбкой. — Но иногда нравишься — и даже очень.
Она одарила меня улыбкой победительницы и триумфально посмотрела на отца, словно выиграла у него пари.
— Папа, я пригласила мисс Ирл покататься с нами на лыжах после обеда. Я правильно поступила, не так ли?
— Конечно, — сухо ответил он. — Если мисс Ирл пожелает. — По его лицу трудно было понять, хочет он этого или нет.
— Я не очень хорошая лыжница, — предупредила я его. — И даже не посредственная. Вы оба со мной замучаетесь. Но я пойду с вами, если Адрия этого желает. Вы можете пойти по собственному маршруту и подобрать меня на обратном пути.
Адрия посмотрела на меня несколько покровительственно.
— Не беспокойтесь, мы поможем нам научиться кататься лучше. Вы почувствуете, как это приятно. И скажи мне, папа, могу ли я называть ее Линдой? Она ведь наш друг, не правда ли?
Шен в знак неудовольствия издала какой-то звук, протестуя против подобной фамильярности, но Джулиан улыбнулся с довольно трогательным чувством облегчения.
— Кончено, Адрия. Линда — твой друг. И я не думаю, что мы должны строить из себя чопорных викторианцев.
Во всяком случае, до некоторой степени мы расслабились и прекратили обсуждение опасных тем. Если Шен и не была довольна новым поворотом событий, то она уже достаточно оправилась, чтобы вести себя любезно со мной; к тому времени, когда пришла пора идти в столовую на ленч, атмосфера в доме переменилась к лучшему. Я была этому рада, потому что устала от нервного напряжения, да и Джулиана, несомненно, истомили внутренние муки.
Эта комната показалась мне самой приятной из всех, расположенных на первом этаже: светлые яблочно-зеленые обои, изящная мебель, выполненная в стиле лучших работ Дункана Файра, на каминной доске из розового мрамора — набор фарфоровых фигурок, изготовленных в Челси. В камине пылал огонь, давая дополнительное освещение и делая комнату более оживленной. Джулиан сел во главе длинного стола, я заняла место справа от него, Шен — на дальнем от брата конце стола. Адрия расположилась напротив меня и прилагала все усилия, чтобы мне понравиться. Я с недоверием восприняла ее новую манеру поведения, но у меня болела за нее душа. Бравада Адрии выдавала ее с головой. Она представлялась мне беспомощной малышкой, затерявшейся между безумной любовью Шен и мучительно двойственным отношением к ней отца. Возможно, моя прямота окажется для нее полезной. Я не должна капитулировать опускаться до потакания всем ее прихотям, чего не смогли избежать Джулиан и Шен. Кто-то должен ей напомнить, что она живет в реальном мире. Я подумала о Стюарте, о его непоколебимой в Джулиана, заставлявшей его поначалу рассматривать свое заключение как нечто скорее забавное, чем действительно опасное. Эта вера и лишила его воли к борьбе. Здесь я замечала некоторое, хотя и смутное, сходство между Адрией и Стюартом, однако была не в таком состоянии духа, чтобы суметь додумать эту мысль до конца. Я ощущала, как во мне растет стремление вызволить подлинную Адрию из-под искусственных наслоений фальшивой бравады и затаенного страха. У меня было такое чувство, что она по натуре нежный, умный и необычайно привлекательный ребенок, который не мог развиваться естественно в силу зловещего стечения обстоятельств.