— Его дала тебе Марго?

Он кивнул, пытаясь сохранить легкомысленный вид.

— Джулиан подарил его Марго. Но он напоминал ей о тех днях, когда она могла ходить на лыжах, и ей захотелось от него избавиться. На оборотной стороне была выгравирована надпись с именами Джулиана и Марго. Она попросила меня отнести медальон к ювелиру и выгравировать на оборотной стороне алмаз, чтобы имен нельзя было прочесть. Когда я выполнил ее просьбу, она подарила медальон мне. Она почему-то очень старалась тогда сделать мне что-нибудь приятное.

Я припомнила слова Шен о том, что Марго заигрывала со Стюартом.

— И тогда ты подарил его мне? — с горечью спросила я.

— Я надевал его пару раз на удачу, когда участвовал в соревнованиях. Но он пробуждал во мне неприятные воспоминания. Я подумал, что тебе он пойдет и что ты никогда не узнаешь его историю. Сама по себе это чудесная вещица.

Не стоило на него обижаться. Не сомневаюсь, что он искренне надеялся доставить мне удовольствие, но не мог себе позволить покупан, такие дорогие подарки. И я так никогда бы и не узнала, что когда-то медальон принадлежа Марго. Его логика была проста.

— Линда, — взмолился он, — не смотри меня так. Ты знаешь, что я делал бы тебе чудесные подарки, если бы мог. И я еще подарю тебе кое-что получше, — добавил он, — если когда-нибудь выберусь отсюда.

Пришло время расставаться.

Стюарт сказал мне напоследок:

— Обрати особое внимание на Эмори. Он ключевая фигура во всем этом деле. Выведай, что у него на уме.

Трудно было получить более невыполнимое задание, но я пообещала постараться.

Снова оказавшись за рулем, я сняла медальон и опустила его в сумочку. Я знала, что больше никогда не буду его носить. Мне было очень грустно. Моя печаль не имела отношения к реальным опасностям, подстерегавшим меня на каждом шагу. Я грустила оттого, что жена Джулиана подарила этот знак любви другому человеку, который, в свою очередь, передал его мне.

Я вспомнила в то время, когда Стюарту было семь лет и он принес мне черепаху, которую ему дал другой мальчик. Он принес ее, потому что любил меня и хотел поделиться самым ценным, что у него было. Случай с медальоном показание теперь жестом маленького и горячо любимого мальчика. Сидя за рулем, я окончательно простила его. Но я не простила Марго Мак-Кейб. Моя грусть отчасти была вызвана сочувствием Джулиану.

После обеда Адрия помогала мне устраиваться в моей комнате в Грейстоунзе. Спальня была маленькой, но уютной и светлой и располагалась в дальнем от комнаты Джулиана конце дома.

Между моей комнатой и спальней Шен находилось пустое помещение, ближе к лестнице помещалась ванная. Из одного окна видна была покатая крыша кухни, из другого открывался вид на мертвые деревья, стоящие над рекой. Комната напоминала деревенскую и была обставлена мебелью из клена. Но комната в Сторожке нравилась мне больше, хотя это был всего лишь номер в гостинице. Возможно, дома имеют ауры, как и люди; аура Грейстоунза мне не нравилась.

Хорошо еще, что Адрия оправилась от шока вызванного падением Шен. Она встретила меня как гостеприимная хозяйка, настояла на том, чтобы ей разрешили самой провести меня в комнату, помогла распаковать вещи. Я была рада этой перемене в ее настроении, она меня приободрила. Возможно, мне все же удастся принести ей пользу.

Шен тоже оправилась, и, хотя она не приветствовала меня в Грейстоунзе, ее можно было видеть проплывающей взад-вперед мимо моей комнаты и словно бы невзначай заглядывающей в открытую дверь.

Адрия засыпала меня вопросами.

— Почему ты будешь жить в доме, а не в Сторожке, Линда? Никто из горничных не жил раньше в Грейстоунзе.

Я заранее обдумала, как отвечать на подобные вопросы, и не нашла ничего лучшего, чем объяснение, предложенное Джулианом: Я буду жить в Грейстоунзе в качестве ее репетитора. Теперь я воспользовалась этим объяснением и спросила Адрию о ее школьных учебниках. Она легко восприняла меня в роли педагога и побежала за книжками.

Мы некоторое время просматривали учебники, и она без возражений согласилась уделять два-три часа в лень занятиям. Я спросила у Адрии, есть ли у нее друзья ее возраста.

— Здесь у меня нет друзей, — ответила она. — Я не хочу видеться со своими одноклассниками. Я сказала папе, что больше не пойду в школу.

— Но почему? Неужели у тебя не было близких друзей? Тех. кого бы ты хотела пригласить сюда, чтобы поиграть?

Она покачала головой.

— Теперь уже никого не осталось. У меня нет ни одного друга. Кроме тебя. Ведь ты мой друг?

— Надеюсь, что так. Но у тебя должны быть друзья твоего возраста. Мы что-нибудь придумаем. Не организовать ли нам вечеринку в следующий уик-энд? Ты можешь позвать на нее кого захочешь.

Моя идея не нашла у нее отклика.

— Нет… нет. Не хочу видеть никого из них! Все они… ужасные!

— Что же в них такого ужасного?

Она подбежала к окну с видом на мертвые деревья и ничего не ответила.

— Каждый человек нуждается в друзьях, — мягко настаивала я.

— Только не я. Они… они хотят говорить о Марго. Они… задают мне вопросы.

Я попыталась ее урезонить:

— Может быть, сейчас все уже улеглось. Им быстро надоедает задавать вопросы.

— Они шепчутся за моей спиной. И я чувствую, как они на меня смотрят.

Она была слишком маленькой, чтобы подвергаться подобным испытаниям. Возможно, до поры до времени ей действительно лучше воздержаться от общения со сверстниками.

Она снова подошла ко мне и стала пристально всматриваться в мое лицо. Я спросила у нее, в чем дело.

— Линда, твои глаза такие темные. Не то что у нас. Я имею в виду Джулиана и меня. Наверное, человек с такими глазами видит все совершенно иначе.

Я с облегчением рассмеялась.

— Думаю, что это не так. Хотя и не знаю, как видят мир голубые глаза.

Она снова повернулась к окну и заговорила совсем о другом.

— Жалко, что я не видела эти деревья в тот момент, когда они горели. Наверное, это было очень волнующее зрелище, правда, Линда? Ведь они загорелись ночью. Мой дедушка считал, что их подожгли нарочно. Возможно, кто-то пытался поджечь дом, но огонь охватил только деревья. Мой папа был маленьким мальчиком, когда это произошло; он говорит, что языки пламени были такими высокими, что заслоняли гору.

— В огне нет ничего приятного, Адрия. Я… я однажды оказалась в доме, охваченном огнем.

Ее глаза округлились.

— Расскажи мне об этом.

— Хорошо, только в другой раз.

Она снова перевела взгляд на деревья

— Мой папа говорил, что пламя завывает, как ветер во время вьюги. Тебе не кажется, приближается снежная буря, Линда?

— Я не слышала прогноз погоды, — ответила я, — но, похоже, ты права. Ветер все время усиливается.

Адрия подняла голову, и в ее глазах заиграли озорные огоньки.

— Шен ненавидит снежные бури, а я их люблю. Она ненавидит ветер, а мне нравится слушать, как он гудит, завиваясь вокруг башни. Когда во время вьюги стоишь на башне, кажется, что находишься в самом центре снежной бури. Ты знаешь, что говорила про меня моя мама?

Я покачала головой.

— Она говорила, что я дитя бури. Я родилась во время ужасной снежной бури. Моему папе с большим трудом удалось довезти маму до больницы. Поэтому Марго считала естественным, что вовремя вьюги я испытываю чувства, похожие на восторг. Иногда во время снежной бури мне кажется, что я должна выйти из дома, чтобы стать частью снежной круговерти. Но папа говорит, что это опасно.

— Я думаю, что он прав, — согласилась я. — Но не выйти ли нам из дома сейчас, пока буря еще не разыгралась?

Адрия пришла в восхищение от этой идеи.

— Ты правда этого хочешь? Конечно, мы не будем отходить далеко от дома. .

— Одевайся, — предложила я ей, заражаясь от Адрии авантюрным духом. — Только сначала пойдем и расскажем о наших планах твоему отцу и Шен, чтобы они знали, где мы.

— Только не Шен. Пожалуйста! Она ужасно боится снежной бури. Она спускает шторы на окнах и прячется в постели. Конечно, сейчас до бури еще далеко, но она все равно не разрешит. Давай скажем только папе. Ты сможешь его убедить.