— Не будь такой циничной. Это прекрасная история о любви, — возразила я.

— Господи, да это же мультяшка!

Понять не могу, чем может не нравиться “Красавица и чудовище”! Но Барбаре я лишь сказала, что никому не возбраняется иметь своё мнение. Про себя же я порицала соседку за бесчувственность, заодно припомнив ей и креветки в чесночном соусе.

Глава 17

В воскресенье за ленчем я встретилась с Эллен — в ресторане на полпути между её домом и моим.

На мой взгляд, племянница выглядела потрясающе в новых коричневых брюках, белой водолазке и твидовом пиджаке от Харриса. Она как никогда походила на Одри Хепбёрн — я имею в виду, тот же стиль, — и настроение у неё тоже было хорошее.

После овощного салата Эллен заказала блинчики с яблоками, я же выбрала яйца по-бенедиктински: во-первых, я их люблю, а во-вторых, в пику благоразумной Барбаре.

По молчаливому согласию обсуждение моих дел мы оставили на десерт. Я расписала в красках “Красавицу и чудовище”, Эллен поведала о работе, выказав немного больше, чем обычно, оптимизма по поводу своего профессионального роста в универмаге «Мейси», а затем поделилась последними известиями о родителях. Я с некоторой опаской ожидала вопроса об Уилле Фитцджеральде, но его имя так и не всплыло. И отлично: меньше всего мне хотелось, чтобы Эллен хоть на миг вспомнила об этой грубой скотине.

И лишь за кофе Эллен завела речь о расследовании:

— Как идут дела?

— Никак, — мрачно ответила я. — Ясности не больше, чем в тот день, когда мы с Питером заключили соглашение.

— У тебя всё получится! — не раздумывая заявила племянница. — Со временем.

— Надеюсь, ты права. — Будь у меня столько же уверенности в себе, частного детектива счастливее не сыскать бы во всём Нью-Йорке!

— Конечно, права, вот увидишь. Хотя я не в восторге от того, что ты взялась за это дело, — напомнила она. Я постаралась осадить её грозным взглядом. — Да, не в восторге, — пробормотала Эллен и тут же осведомилась не без трепета: — Но у тебя есть подозреваемые?

— Чего-чего, а подозреваемых хватает. — Я в подробностях выложила всё: о вражде Эрика Фостера с сестрой, затем о ссоре Ларри Шилдса с Мередит. — До сих пор не выяснила, из-за чего они поругались. А ещё есть Люсиль Коллинз. Она должна была играть в новой пьесе, но завидную главную роль у неё отобрали в пользу Мередит, ей же досталась роль второго плана. Мало-того, до появления Мередит у Коллинз был роман с режиссёром.

— Значит, ты думаешь, что убийца охотился, именно за Мередит?

— Не обязательно. По крайней мере один человек, из известных мне был очень обижен на Мэри Энн — некий Роджер Хайер, её бывший жених. Она порвала с ним незадолго до знакомства с Питером.

— Когда это случилось?

— Разрыв? В августе. Но её новая помолвка могла окончательно разъярить Хайера.

— Он знал о помолвке?

— Говорит, что не знал.

— Похоже, ты ему не веришь.

Я пожала плечами:

— В данный момент я никому не верю.

— Ты всех опросила?

— Всех. И пока никаких серьёзных зацепок не нашла. Но исключить причастность этих людей к покушению тоже не могу. У Эрика и Люсиль Коллинз нет алиби на время преступления. Роджер Хайер утверждает, что провёл тот вечер в баре в Нью-Джерси, — на днях я это проверю. А Ларри Шилдс говорит, что ужинал с матерью.

— А что говорит его мать?

— Я не потрудилась узнать. А что бы сказала твоя мать в подобных обстоятельствах?

Эллен хихикнула (никто не умеет так хихикать, как Эллен!):

— Все матери одинаковы. — И продолжила: — Но Эрик Фостер… как-то не верится.

Неужто ты думаешь, что брат ждал столько, лет, чтобы убить Мередит? И зачем ему убивать Мэри Энн?

— Точно такие же вопросы он задавал и мне. Ответ: не знаю. Но есть ещё один аспект в этом деле, который не стоит упускать из виду.

— Понимаю.

— Что ты понимаешь? — Я была уверена, что она намекает на нечто совсем иное.

— То, как их обеих… э-э… куда их обеих… ранили? — выдавила наконец Эллен. Столь чувствительных созданий, как моя племянница, свет не видывал!

— Я о другом. Хотя ранения мне больше всего не дают покоя. Ну зачем кому-то понадобилось так уродовать жертвы? Ведь сначала пули попали в тело, а уж потом подонок, стоя над ними, выстрелил в лицо.

Эллен содрогнулась.

— Похоже, убийца их сильно ненавидел, — тихо заметила она.

— Обеих сразу?

Она задумалась, но ненадолго:

— Возможно, он ненавидел одну сестру столь неистово, что ему было невмоготу видеть похожее лицо.

— Возможно, — согласилась я без особой охоты: уж чересчур надуманно. Хотя, если мы имеем дело с преступлением по страсти, догадка Эллен могла бы пригодиться. — Я в таком ключе не размышляла, — призналась я.

Племянница просияла.

— Либо, — с жаром продолжила она, — у преступника было два разных мотива: один для убийства Мередит, другой для Мэри Энн. А никому даже в голову не приходит, что есть второй мотив! — И из уважения к моим чувствам торопливо добавила: — Пока.

Эта теория меня не прельстила, но Эллен я разочаровывать не стала, лишь неопределённо хмыкнула.

— Ой, — вдруг вспомнила племянница, — я тебя перебила. Ты начала говорить насчёт иного аспекта расследования, а я увела разговор в сторону.

— Разве? — Несколько секунд я тупо пялилась на Эллен, но потом припомнила: — Деньги.

— Деньги? — эхом отозвалась племянница.

— Судя по тому, как жили близнецы, нищими они не были. Родители погибли в автомобильной катастрофе и, очевидно, оставили им немалое наследство. Одна квартира обошлась сёстрам в полтора миллиона.

Эллен издала звук, который я расценила как жалкую попытку присвистнуть (мне ли не знать: со свистом у меня те же проблемы).

— И кому всё достанется в случае их смерти? — полюбопытствовала она.

— Если завещания нет, то, надо полагать, брату.

— Но разве он не получил свою долю после смерти родителей?

— Скорее всего. Но некоторым людям всегда мало. — Моя племянница, наверное, единственная, кому сегодня надо объяснять столь прописные истины. — Конечно, если имеется завещание, дело приобретает иной оборот. Так что необходимо выяснить, кто наследует сёстрам.

Когда мы пили по третьей чашке кофе, Эллен вдруг произнесла:

— Знаешь, что я думаю? — И выжидательно уставилась на меня.

— Что? — с интересом подхватила я.

— Я думаю, что если мы сумеем понять, почему их ранили в… ну, ты знаешь куда… мы узнаем, кто убийца!

Кто бы стал спорить…

Глава 18

Стоило моей голове коснуться подушки в ту ночь, как мозги усиленно заработали. Я неотступно размышляла над тем, что сказала Эллен. Не исключено, что это преступление замешано на страсти. Беда в том, что я представления не имела, как подступиться к этой версии. Пока не вспомнила показания Клэр Джозефс.

В детстве близнецы любили дурачить людей, меняясь ролями. Предположим, в тот понедельник Мэри Энн по неизвестной причине опять решила затеять игру — на сей раз со смертельным исходом. Пусть с годами во внешности сестёр и появились различия, всё равно они были удивительно похожи. И если бы Мэри Энн назвалась Мередит, то стал бы преступник пристально вглядываться в её черты? И кто знает, каким было освещение в квартире? (Кстати, удавлюсь, но заставлю Филдинга показать мне квартиру. Или Филдинга удавлю.)

Я мысленно представила, как могли развиваться события…

Убийца — существо без лица и пола — входит к сёстрам Фостер. Застаёт дома одну Мэри Энн, которая выдаёт себя за Мередит. Вот они сидят на диване в гостиной, болтая о том о сём. Затем Мэри Энн встаёт (возможно, чтобы открыть дверь Чаку Спрингеру), и, прежде чем она успела рассмеяться: “Обманули дурака!” — преступник, всё ещё полагая, что перед ним Мередит, стреляет в неё.

Вот она лежит на полу, тень убийцы склоняется над жертвой. У него (или у неё) появилась, возможность как следует разглядеть девушку, и становится ясно, что это не Мередит. Однако преступник не намерен уходить, пока не исполнит то, зачем пришёл. Он дожидается настоящей Мередит…