Эллен и Майк вместе смотрятся очень стильно. Она — довольно высокая (метр шестьдесят пять), по-мальчишески тоненькая, с тёмными глазами, шелковистыми каштановыми волосами и обворожительной улыбкой. По-моему, очень похожа на Одри Хёпберн. Ну, может, и не очень, но определённое сходство точно имеется. Майк — значительно выше метра восьмидесяти, стройный, с рыжеватыми волосами и синими глазами. По моим прикидкам, дети у них получились бы кареглазыми, как Эллен.

Пока мы сидели в гостиной и закусывали, прихлёбывая вино — Эллен с Майком принесли отличное белое сухое, — я исподтишка приглядывалась к суженому Эллен. Со дня нашего знакомства я видела его пару раз, и то мельком. В лице Майка ощущалось истинное благородство. Более того, он был по-настоящему красив, а не просто смазлив, как я решила поначалу. Впрочем, немудрено, что сразу не сообразила. При его-то росте толком разве разглядишь? Вот сейчас, когда он сидел, — другое дело.

— Прошлой ночью Майку пришлось дежурить, — сообщила Эллен. — Коллега сломал лодыжку, вот Майк его и подменял. А потом ещё отрабатывал целый день.

— Не лодыжку, а запястье, — добродушно поправил Майк.

— Так или иначе, он смертельно вымотался, боялся даже, что заснёт в суповой тарелке или ещё где.

— Ну не совсем, — улыбнулся Майк. — Но всё-таки я слегка устал, — это уже мне, — так что, надеюсь, вы простите, если я окажусь не лучшим собеседником.

— Не беспокойтесь. Лично я не лучший собеседник, даже когда свежа и бодра. Спросите у Эллен.

Гость одарил меня благодарным взглядом, а затем обратился к Эллен:

— Совсем забыл. Сегодня ведь у тебя выходной, да? Подобрала платье?

— Не-а, ничего подходящего. — И, мило зардевшись, Эллен неохотно пояснила: — Майк пригласил меня на свадьбу своего кузена, и я хочу надеть что-нибудь новое. Правда, впереди ещё почти два месяца, но лучше поискать заранее.

Да он решил познакомить её с роднёй! — подумала я, придя в неописуемый восторг.

Очевидно, Эллен научилась читать мысли, поскольку, хмуро глянув на меня, со значением объявила:

— Родители Майка будут в это время в Европе, у его отца там какой-то симпозиум. Они очень расстроены, что пропустят свадьбу племянника.

Выше нос, детка! С остальной-то роднёй ты познакомишься — с тётями, дядями, кузенами и кузинами всякими, — разве нет? Вслух я этого произносить не стала. Но мысленно поздравила себя с удачей. Ай да сваха мадам Дезире! (Разумеется, сейчас не время вспоминать о длинной веренице сватовских неудач, за которые я также в ответе.)

Майк пояснил: мол, его отец будет одним из главных выступающих на симпозиуме, так что отказаться от поездки родители никоим образом не могут, — а затем пискнул таймер, сообщив мне, что мясо готово. Через несколько минут мы перебрались в другой конец гостиной и уселись за стол, который я накрыла для ужина.

Угощение удалось на славу. Очевидно, Майку тоже по вкусу свиная корейка (господи, как же они подходят друг другу); мало того — как и Эллен, он рассыпался в комплиментах по поводу каждого блюда. А надо сказать, по части кулинарного искусства я не ведаю ложной скромности, так что бесстыдно признаю, что заслужила эти похвалы, вплоть до последнего восклицательного знака.

После кофе и десерта (не говорите, Майк трижды подкладывал себе суфле) мы с Эллен убрали посуду, уговорив Майка отдохнуть на софе: видно было, что бедняга с ног валится. Вскоре до нас донеслось нечто среднее между свистом и стоном. Доктор крепко спал, издавая наистраннейшие звуки. Похоже, чтобы сохранить свой надвигающийся брак, племяннице придётся обзавестись берушами.

— Какой милый, правда? — прошептала Эллен.

— М-м-м, — уклончиво отозвалась я.

Рот у Майка был широко открыт, в уголке губ собралась слюна, готовая заструиться по подбородку. «Милый»? Лично я выбрала бы иное слово.

— Пойдём не кухню, чтобы его не разбудить, — предложила я. Мы на цыпочках вышли из комнаты, уселись за кухонный стол и за чашечкой кофе поболтали о Майке, причём Эллен настаивала, что приглашение на свадьбу кузена ни о чём не говорит («но какой он чудесный, правда, тётя Дез?»), а я, из почтения к её возражениям, пыталась умерить свой энтузиазм.

Немного погодя она вдруг обронила:

— А я думала, что Стюарт тоже будет.

Тут я поведала, как весь уик-энд, пока мы были в Нью-Хоуп, меня грызло ощущение, что не всё у нас в порядке.

— Может, просто он был не в духе, предположила Эллен. — А может, ты себя накручиваешь. Если б его что-то тревожило — в смысле, насчёт тебя, — зачем бы ему вообще затевать эту поездку?

— Мы планировали её несколько недель назад. Мало ли что могло за это время случиться?

— Например?

— Господи, да встретил кого-то.

Эллен задумалась.

— Нет, вряд ли, — наконец ответила она без особой уверенности. — Но если ты правда чувствуешь — что-то не так, почему бы не позвонить ему и не спросить прямо?

Я сказала, что скорее всего так и сделаю.

— Расскажи про расследование, — попросила Эллен. — Как там дела?

— Да вроде бы всё уже.

— Как? Правда? А что случилось?

Введя её в курс дела, я подытожила:

— В общем, умываю руки. Всё, что в моих силах, я проверила и не обнаружила никаких улик в пользу версии моей клиентки, что это было убийство. Теперь надо набраться мужества, чтобы сообщить ей. Впрочем, знаю заранее: что бы я ни сказала, она всё равно не поверит.

— По-твоему, Тодд не мог этого сделать?

— Сделать мог кто угодно, просто я уверена, что никто не делал.

— Но то, как ужасно он обошёлся с фотографиями, разве ни о чём не говорит?

— А как же! Говорит о том, что он ненавидел Кэтрин, — а это и так все знают. А ещё о том, что он мерзкий гадёныш, что также всем известно. Больше ни о чём.

— Ну, раз ты так настроена… — Она умолкла.

— Что такое?

— Наверное, мне не следовало этого говорить, ведь я вообще была против того, чтобы ты занималась этим расследованием…

— Что тебе не следовало говорить? — Я начала выходить из себя.

Эллен набрала побольше воздуха и выдала:

— Ну ладно. Ты просто потрясающая сыщица — лучше я не знаю. — Неудивительно, если учесть, что я единственная сыщица, которую она знает. — Стоит вспомнить, как блестяще ты разрешила предыдущие дела. Но… сейчас… видишь ли… Я считаю, что сейчас ты не очень-то старалась.

— О чём ты? Конечно, старалась! — ощетинилась я. — С какой радости ты мне это говоришь?

— Послушай, тётя Дез, — и не сердись, — по-моему, этим делом ты занималась совсем не так, как всеми остальными.

— Как это понимать?

— Да очень просто: всё, что ты предпринимала, — за редким исключением — преследовало одну цель — доказать твоей клиентке, что не было никакого убийства, вместо того чтобы начать с предпосылки, что убийство было, а затем попытаться выяснить, кто его совершил.

— Что за чушь! — взвилась я. — Да когда я увидела эту рамку на полицейских снимках, я тотчас отправилась к…

— Я же сказала, что исключения были. Но в общем и целом, если хочешь знать моё мнение, ты не проявила должного старания.

— Ничего подобного! И уж, наверное, я в своём деле лучше тебя разбираюсь! — процедила я до того ледяным тоном, что племяннице впору было заболеть пневмонией.

— Не сердись. Но это правда. — Эллен бывает жутко упёртой. — А с собой ты мне ничего вкусненького не дашь, раз я в твоём чёрном списке? — с робкой улыбкой попыталась она разрядить обстановку.

Я поддержала эту шитую белыми нитками попытку сменить тему, и мы ещё немного поболтали, вполне дружески. Но на душе было муторно, слова Эллен больно ранили меня — тем больнее, что, по моему убеждению, она не ведала, о чём говорит. Так что я даже обрадовалась, когда в полдвенадцатого племянница разбудила Майка и они отправились домой. (И еды с собой я ей завернула, причём ничего убойного не подмешала.)

Около часа ночи я покончила с уборкой, а в двадцать минут второго была в постели. Но сон не шёл. Где-то я слышала, что лучшее средство от бессонницы — это встать, почитать, или посмотреть телевизор, или выпить горячего какао, или ещё что-нибудь. Но знать, что делать, — в моём случае ещё не значит делать.