Сломал его сам гоблин. Он почувствовал, что оно слишком длинное и слишком тяжёлое для нормального использования, а если бы он сломал его, то у него было бы целых два копья.

Оружие чуть ли не сверкало, когда он получил его, но теперь наконечник и древко были покрыты грязью бордового оттенка.

Он был счастлив, когда получил работу часового вместе с копьём, которое они отобрали у той женщины, но…

— ГББОРБ…

Он понятия не имел, как ему избавляться от этих пятен. И теперь, когда он задумался об этом, возможно, ему больше бы подошёл тот неплохой чистенький пояс, который получил другой гоблин. У того гоблина был такой прекрасный пояс, а ему всё равно хватало наглости бросать свой взгляд на его копьё.

Он едва выносил эти муки. Этот пояс подходил ему гораздо лучше, чем другому гоблину! Именно. Да этому чурбану ни один пояс не будет к лицу.

«Он часть моей семьи, так что, если он умрёт, я могу заполучить его».

В стае почти все были связаны кровными узами, но эта мысль благополучно обошла его голову. Его недальновидный маленький мозг начал дымиться от мысли о том, чего у него не было.

— И-и-и-и-и-и-и-ия-а-а!

Прямо как та женщина.

Каждый раз, когда он видел, как другие наслаждались жизнью, развлекаясь с ней, зависть жгла его сердце.

Его оставили в гнезде под предлогом того, что он был часовым, и ему никогда не удавалось в одиночку насладиться хотя бы одной из их пленниц. Он являлся частью этой группы по нескольким причинам, но ему никогда не удавалось испытать уникальное удовольствие, вызванное пребыванием в полном одиночестве.

Женщина в той комнате была самой обычной: дёргалась, сопротивлялась и отказывалась сдаваться, несмотря на то, как долго продолжалось это действо. Разумеется, гоблины тоже поступали так, как обычно поступали пред лицом такого показательного презрения — причиняли ей боль и ломали её.

Была одна, которая, кажется, сдалась, свернувшись в маленький шар и выжидая, пока буря тел не стихнет. Но затем она умерла, пока они веселились, пытаясь понять, что же может заставить её закричать.

Были и другие, которые во всех красках извинялись перед гоблинами, вставая на колени и чуть ли не разбивая лбы о землю, попутно выпячивая свои задницы.

А однажды, ведь гоблины могут делать всё, что им вздумается, они отрезали чьи-то руки и ноги одну за другой, после чего сварили и съели их.

«Ну, это было вкусно».

Он не мог в точности вспомнить, где или когда это было, но всё равно облизнул свою пасть.

В конечном счёте, именно так и выглядели отношения между гоблинами и другими расами. Если вторые были сильны, первым ничего не оставалось, кроме как поклониться и подчиниться им. Но если бы это же существо умирало у них на глазах — будь это огр или даже демон — они бы набросились на него всей оравой, уничтожив его во всех возможных смыслах этого слова. Такими уж были гоблины.

— ГОБРБОБ…

— ГБОРБ?!

Его товарищ, закончив своё грязное дело, открыл дверь и вышел. Возможно, он всё же насолил ему, потому что, проходя мимо него, тот издевательски захихикал.

Этот товарищ думал, что «быть на страже» — это всего лишь тупое шатание по гнезду, вот и решил посмеяться над часовым. Это так сильно разозлило часового, что он ткнул другого гоблина в задницу древком своего копья.

— ГОБОРБ?!

Часовой загоготал, когда другой гоблин подскочил в воздух. Его жертва понеслась на него с поднятыми кулаками, так что он развернул копьё и выставил его наконечником вперёд.

— ГРОБ! ГБООРОБО!!!

Иначе говоря, это был его пост, и если у другого гоблина больше не было здесь никаких дел, ему стоило уйти отсюда восвояси.

Другой гоблин никак не возразил против проявления власти часового, дарованной ему этой работой. И пока тот ворча уходил, часовой гаркнул: «Так тебе и надо», и ухмыльнулся.

Пора было переходить к весёлой части работы.

Часовой огляделся по сторонам, убедился, что никто его не видел, а затем прошмыгнул за подгнившую дверь.

— ГБОБ?..

Самка уставилась наверх, издавая лишь слабые «аах» и «агх», когда он пинал её. Едва можно было понять, жива она вообще или нет. Гоблин легонько ткнул её своим копьём, и она тотчас же завопила: — Гаааах! — За этим последовало ещё несколько тычков, а она всё продолжала производить интересные звуки в стиле «я-яа-а-аргх».

Мда. Вот без таких привилегий выносить тяжёлую работу часового точно было бы невыносимо. Хотя его всё равно раздражало то, что ему наказали ни за что не позволить ей умереть.

Если бы она умерла, они бы разозлились на него, ведь им всем хотелось ещё позабавиться с ней. Но какая-то небольшая злость в обмен на нечто такое? Это явно стоило всех последующих проблем.

— Верни… Верни его!..

— ГРРОРБ!

Гоблин склонил свою голову, глядя на женщину, которая наконец начала стонать и хныкать.

«Хмм, это копьё ведь принадлежало этой самке, верно?»

Копью, как и женщине, недолго оставалось. Он посчитал эту мысль до странности забавной и позволил смешку вырваться из его пасти.

Он веселился с самкой, пока та не перестала издавать хоть какие-нибудь звуки, а затем побрёл в сторону гнезда.

Он убедился в том, что она всё ещё жива — по крайней мере она дёргалась — и даже позаботился о том, чтобы она сходила в туалет21.

А вскоре должно было наступить «утро». Авантюристы же приходили лишь по «ночам»22.

«И никто не сможет ко мне придраться».

Гоблины всегда поступали так, как было удобнее и выгоднее лично им.

— ГОРОБ! ГООБОРРОБ!!!

— ГББРОБОГ!!!

Он какое-то время прогуливался по гнезду, когда вдруг услышал радостный гогот.

Это были разведчики.

Двое или трое из них сидели вместе и пили вино из потрескавшейся кружки.

Они были теми, кто обыскивал тропинки или деревенские окраины в поисках случайной жертвы, отправляясь на дело группами по одному-двое гоблинов. Так что вполне естественно, что они получали дополнительные привилегии.

Нередким явлением было и их раннее возвращение в место, которое гоблины считали безопасным, где те наслаждались отдыхом. Они всегда ликующе хапали себе вещи, украденные ими у прежних владельцев. Но ведь их работа была такой простой: соберитесь толпой да нападайте на жертву. Часовой так усердно работал всё это время, а эти парни!..

«А что насчёт работы стража?!» — подумал он, негодуя от того, что его присутствие проигнорировали. Он попытался показать им тупой конец своего копья, но те лишь бросили на него взгляд.

— ГОБОР?..

— ГОРОБОР!

Они ничего ему не сделали, и никакие размахивания копьём этого бы не изменили. Он уклонился от разведчика, попытавшегося ударить его своей миской, и поспешил прочь.

Тьфу. Они были отвратительно жестокими тварями. И им стоило просто пойти и сдохнуть.

Всё ещё поглощённый своей горечью, он добрался до боковой тропы, которая отделялась от основной возле входа. Это была тропа для засад, которую гоблины, прекрасно знакомые с устройством земли и почвы, прорыли в пещере. Кажется, авантюристы, или как они там себя называли, никогда не думали о том, что кто-нибудь может напасть на них сзади.

Разумеется, неподалёку располагались и камни, за которыми можно было спрятаться, и именно к одному из них подошёл часовой.

«Чтоб их, всех и вся».

Он ненавидел, ненавидел, ненавидел всё на свете.

Ненавидел работу часового.

Ненавидел, что у него нет ничего, кроме копья.

Ненавидел разведчиков за то, что те запугивали его.

Он даже ненавидел их тупоголового вождя, которого из толпы выделял один лишь размер. Да из него самого вышел бы лучший вождь, чем из этого идиота!

Он мог бы самолично получать всех авантюристок и деревенских девок, которые бы ему только приглянулись.

Он мог бы заставить стражу и разведчиков делать всю неприятную и раздражающую работу. Он бы просто раздавал приказы из глубины пещеры и жадно набрасывался бы на еду и самок.