Его глаза функционировали в этом тусклом полумраке так же хорошо, как и при свете дня. Перед ним брюзжа стояли гоблины, которых он однажды посчитал милыми и смешными.

Они храбро сражались за него с этими авантюристами, проникшими прямо в место проведения ритуала, глубоко в этой пещере.

По правде говоря, двигала ими вовсе не преданность, а алчность, но то же касалось и его самого.

У него был квест, миссия.

Ключевой квест, возложенный на него самими богами хаоса, вещающими из столь дальнего и воистину чёрного загробного мира.

Он дрожал каждый раз, когда вспоминал об их послании, о предсказании.

Невероятно редкой честью было получить послание лично от богов.

Если разговор шёл об авантюристах, то, совершая великие дела, они становились героями. Если же люди служили силам хаоса, то они становились легендарными злодеями.

Он вёл к смерти и славе, к чести и легендам. Он держал в руках ключ, что вёл ко всему этому.

У него была причудливая форма: будто бы скрученный, полый коготь вытянулся, чтобы схватить что-то.

Теперь ему нужны были лишь жертвы.

Однако... имевшихся у него сейчас было ой как недостаточно.

Ему надо было приказать гоблинам принести ему ещё больше жертв. А если этого будет мало…

Что ж, авантюристы весьма падки на деньги и женщин. Их с лёгкостью можно будет переманить со стороны порядка на сторону хаоса.

Как же просто будет жестоко и бесчеловечно опустошить и уничтожить их, тех, кто столь глупо решил провести своё торжество, когда один из них был проводником, что проведёт гоблинов внутрь…

Они преодолеют крепостные стены, сорвут все декорации, порубят на кусочки тех, кто будет убегать в панике, будут насиловать и мародёрствовать.

А после этого он сделает своё подношение.

Эльф с чёрной кожей широко улыбнулся, думая об этом.

Канарейка чирикала проливному дождю.

Она распевала свою мелодию прямо из клетки, а падающие капли, ударяясь об окно, служили ей аккомпанементом.

Пастушка сидела у окна. Она коснулась запотевшего стекла своим пальцем и выдохнула.

Она облокотилась на руки. Платье, что до сих пор было на ней надето, было единственным, что осталось у неё с утра этого фестиваля.

Она чувствовала холодный ветер на своих щеках. На её лице появилась слабая улыбка, и она пробормотала:

— Интересно, где же сейчас твой хозяин. Что он делает.

Ответа не последовало. Птица лишь продолжила мелодично щебетать.

Птица, которую он принёс этим летом, теперь жила на ферме вместе с ними.

Когда она спросила: — Это подарок для меня? — он ответил: — Не совсем. — Иногда он бывал таким странным.

Странным. Для него это включало в себя поход на фестиваль или свидание.

— …

«Может, он и не собирается сегодня возвращаться».

Она уткнулась лицом в свои ладони, как только эта мысль посетила её голову.

Она не хотела видеть своё отражение в окне. Она не могла этого вынести.

Её правая рука сжалась в кулак. Она всё ешё носила то кольцо — всего лишь обычную игрушку — которую он ей подарил.

Она была очень довольна им, когда они были вместе. Но теперь, когда его с ней не было, кольцо уже не приносило прежней радости.

Больше, больше, больше.

«Больше чего?..»

— Я всегда была такой эгоисткой?..

Она услышала хриплые раскаты грома, раздававшиеся вдали.

В древних сказках говорилось, что это были голоса драконов, но она не знала, было это правдой или же нет.

Слава богу, она никогда не встречала драконов. И надеялась, что так никогда и не встретит.

Грохот, грохот. Гром всё приближался. Гром?..

Пастушка осознала, что этот звук остановился прямо возле неё.

Это был не гром. Но тогда что?..

Ошарашенная, она подняла свою голову. Она увидела себя в отражении на стекле. Она выглядела ужасно. А позади её отражения…

Чумазый стальной шлем, промокший от дождя.

— Чего?! Ох… Чего?!

Она торопливо села, а её рот всё открывался и закрывался.

Что ей стоило сказать? Что она могла сказать? Слова и эмоции вихрем кружились в её голове и сердце.

Сейчас она даже не могла выдавить из себя: «Ты в порядке?» или «С возвращением».

— Т-ты чего стоишь под таким ливнем? Ты же простудишься!

Это и было то приветствие, которое она едва-едва смогла подобрать, резко распахивая окно, да так, что оно даже ударилось о стену.

— Прости. Свет был включён, так что я подумал, что ты не спишь.

По сравнению с её взъерошенным состоянием, он был настолько спокоен, что это даже бесило её.

— Что-то приближается.

— Что-то вроде?..

— Я вернусь утром, — спокойно сказал он, но после минуты раздумий добавил: — Я бы хотел рагу на завтрак.

— Ух…

Он вернётся. Он проделал весь этот путь чтобы сказать ей, что он вернётся. И что он хочет поесть её готовки.

«Этот парень… Ох, этот парень!»

— ...Рагу? Утром?

Тепло распространялось по её груди, а на лице её засияла улыбка.

«Как же легко меня растрогать!»

— Я рассчитываю на тебя, — сказал он.

Всем, что она смогла выдавить из себя, было: — Боже, я безнадёжна, — после чего она продолжила разговор: — Если ты в итоге простудишься и проспишь, я разозлюсь. Так что постарайся проснуться вовремя.

— Хорошо.

— ...Мм.

Пастушка кивнула.

Он никогда не лгал.

Этим «чем-то», с которым ему нужно было разобраться, могло быть только одно.

Вот почему она больше ничего не спросила.

День празднования закончился. Всё вернулось в норму. Очередной будничный день.

Несмотря на все бурлящие в ней чувства, сегодня явно был не самый лучший день, чтобы показывать свои эмоции.

— Ну, ладно… х-хорошо.

Она могла сказать ему лишь одно.

— Выложись на полную!

— Выложусь.

И, сказав это, он отошёл от окна сначала на шаг, а потом и на два своей походкой, так и источавшей беспечность и уверенность.

— Не выходи наружу, — сказал он. — Оставайся тут с дядей.

Она наблюдала за ним, пока он не растворился во тьме.

Грохот, грохот. Этот звук снова возник и начал отдаляться вместе с ним.

Пастушка видела источник этого звука и захихикала про себя, закрывая окно.

— Твой хозяин иногда совершает самые странные поступки на свете.

Она нежно ткнула клетку пальцем, заставив её слегка закачаться. Канарейка зачирикала в знак протеста.

Но в этот раз ей было всё равно.

Одна её половина всё ещё злобно дулась на него, а вот другая парила от восторга.

Ей казалось, что сейчас было не самое подходящее время для этих чувств... но ещё ей хотелось прямо сейчас лечь в кровать и уснуть, держа все эти чувства в своём сердце.

Её сны дадут ей время как следует насладиться ими.

— Но всё же…

Она сняла с себя платье, аккуратно сложила его так, чтобы оно не помялось, после чего водрузила свои роскошные формы на кровать.

Он точно что-то задумал.

— ...Но зачем он катил с собой эти бочки?

Дождь становился всё сильнее и сильнее, а ветер уже начал покалывать кожу.

Ночь уже была в самом разгаре, настолько чернильно-чёрной, что едва можно было увидеть что-либо дальше своего носа.

Это был настоящий шторм.

— Хо, Брадорез! — Дворф Шаман звал его, стоя возле здания, возвышающегося из темноты. — Я разжёг печь!

— Да? — Убийца Гоблинов прекратил катить бочки, тем самым завершив их небольшое приключение, и кивнул. В здании — небольшом кирпичном домишке, стоявшим на окраине фермы — был дымоход, но пока что оттуда не исходило никакого дыма. — Как всё выглядит?

— Там было чертовски сыро. Но не настолько, чтобы щепотка магии не могла справиться с этим.