Компанейщики прилежно "размножали" купорос, первые четыре года производили по 1300 пудов ежегодно.

Технология описана Ломоносовым:

"Купорос варят из желтого колчедана, в котором сера с медью или с железом смешана. Прежде его на огне обжигают, а потом на несколько недель на вольный воздух под дождь и солнце рассыпают.

И когда рыхл и ржав будет, то, размельчив, вымывают его в чистой воде, которую, как довольно устоится, сливают в чугунные котлы или великие глиняные карчаги; излишнюю воду вываривают, пока на верьху перепонка появится; после того выливают в плоские широкие чаны, в которых палочки наставлены.

И так в холодном месте садится купорос около палочек, и на дно хрусталиками.

Оставшуюся воду сцеживают, и с другим цельным купоросным щелоком смешав, опять вываривают, и так беспрестанно труд сей продолжают".

Нагревая купорос в чугунной реторте, добывали сернистый газ, который пропускали через воду, чтобы приготовить серную кислоту ("купоросное масло").

Железный купорос использовался в медицине и кожевенном производстве для чернения дублёных кож, приготовления чернил и красок, для получения, при реакции с селитрой, "крепкой водки" или азотной кислоты.

Завод на Дарке за полвека выработал своё месторождение и перешёл на колчедан, добытый на Москве-реке у села Хорошева Московского уезда, и на реке Наре, у села Каменского и возле деревни Слизнево Боровского уезда. Позднее использовали колчедан с берегов Клязьмы из Владимирской губернии.

В 1825 году профессор Московского университета И. Двигубский сообщал о колчедане в Московской губернии около Спасского источника в двух верстах от села Семеновского, в 80 верстах от Москвы и в 12 верстах от Серпухова.

***

-- От Серпейска вверх по Наре вёрст 12-15 пройти да смотреть по левому берегу. Не только по самой реке, но и вглубь от берега. Вёрст... несколько. Источник там должен быть. Родник какой-то... особенный.

Точнее координаты дать не могу - нет ещё тех населённых пунктов.

Ряд регионов для моих пока опасен. Поэтому Дарка, Гжелка, Москва-река, Клязьма... не сейчас. Но на Наре и Поротве - держатся ещё литвины. Да и "государевы люди" Боголюбского помогут при случае.

***

Команда ушла, я крутился по другим делам. В частности: боролся с дефицитом сигнальщиков.

Лето же! Летом строить легче, быстрее, вышки растут как грибы. А сигнальщики - нет. В один момент пришлось даже переводить ребят на двусменку.

Двенадцатичасовые вахты, как у парусных команд на русском флоте... изнурительно. Но деваться некуда, как временную меру пришлось применить. Высвободившихся, таким образом, телеграфистов отправляли на новые точки.

Вдруг докладывают:

-- В Серпейске вышка заработала. Проверку прогнали. И ещё отчёт от рудознатца отсемафорили.

Сработало. Сработало то, к чему я стремился, о чём много раз спорил со своими ближниками, на что тратилось куча времени и денег.

Сколько раз повторялись в разных вариантах одни и те же разговоры!

-- Зря ты, Воевода. На фуфу серебро тратишь, попусту людей гоняешь. Разбазаришь, растарабанишь, по миру пойдёшь...

-- Кончай трёп. Делай как я велел.

Они не понимали цели. Не потому что тупые - просто так не бывает. Нет вокруг сравнимого, похожего. Мне приходилось постоянно самому продумывать пути достижения, разбивать последовательности действий на отдельные простые шаги:

-- Поставь вышку. Вот такую. Вот там.

-- Ага. А на что?

-- Дальше поставь другую. Вот там.

-- Эта... и чего будет?

-- Будет линия оптического телеграфа.

-- Ну... и на что?

-- Будем быстро узнавать новости по всей линии.

-- Дык... а какие?

-- Факеншит уелбантуренный! Разные! Делай!

Построение системы. В которой тысячевёрстное плавание превращается из героического похода, возможного лишь для богатыря былинного, встречающего по дороге то - Соловья Разбойника, то - Змея Горыныча, из "густого" потока хеппенсов и трамблов - в рутинное мероприятие.

Потому что у меня уже есть лоцманское описание всей реки, потому что на каждом дневном переходе есть или городок с моей факторией, где моих людей примут, накормят и обогреют. Или, хотя бы - большое село. Где местный тиун уже знает, что за "негоразды" - взыщут. Больно.

"Инструменты власти - тень кнута и призрак пряника".

На Оке уже в курсе. И не только насчёт виртуала - "тени" и "призрака", но и насчёт их реальности.

Зануда я, перфекционист хренов.

-- Да кому той фар-вар-тер нужон?! Как сядут на мель, так и слезут! Подупрутся и стянут. Портки замочат? Дык не сахарные ж, не растают!

-- Мне нужен. Чтобы не садились. Время - деньги. Мои деньги. Делай! Факеншит!

Добравшись до Серпейска, ребята явились там в нашу факторию. Местный посадник, бывший уже в курсе "раздачи по-Ярославски" и чуть более раннего шумного представления: "Боярин Аким Рябина помогает князю Живчику упорядочить рязанских", искательно заглядывал в глаза, вился вокруг и старался угодить. Куча мелочей, которые, обычно, требовали времени, нервов, "мздения" - решались "на раз". Присутствие же в команде литвинов обеспечило, в дополнение к взаимопониманию с властями, и дружеские отношения с аборигенами. Часть из местных, кто не ушёл отсюда с Кестутом, наслушавшись рассказов о Всеволжском бытие, тоже решили сдвинуться. А пока старательно помогали рудознатцам.

Навыки лесовиков при поддержке местных позволили быстро выявить ряд рудных "гнёзд". И магнетита, и пирита.

Действующая связь дала возможность оперативного решения вопросов. Сразу же были определены две точки для посёлков с пристанями, начали стаскивать туда глыбы магнетита, валить лес для строений и учанов. Запасы, прежде завезённые в фактории - местную, Серпейскую, и соседнюю, Коломенскую, позволяли ускорить эти процессы. Понимая уже определившиеся реальные потребности, мы отправили караван с инструментом, припасами, мастерами, который успел к Серпейску ещё до исхода лета.

Мне оставалось, как коту Матроскину при виде говорящей вороны, радостно вопить:

-- Ур-ра! Заработало!

Осенью мы получили первую лоханку с рудой. Прокуй визжал и плакал. От радости работы с удивительным, для "Святой Руси", качественным сырьём. Экспериментировал с режимами, добавками. Получал, как правило, дерьмо. Ругался и снова плакал. Но - выучился работать и с такой рудой. А что она давала возможности здесь невиданные...

Мы увеличивали объёмы, улучшали качество. Насыщали Всеволжск и Русь сталью. "Обжелезивали". А рудознатцы лазали там, дошли до Тулы и дальше, составляли "карту источников рудного сырья".

Сочетание двух "чего не может быть" - транспортировки руды и транспортировки дров - дало третье: окончание "железной" нищеты.

С пиритом вышло не так споро, как у "компанейщиков". Но первую сотню пудов мы получили. Этого хватило для начала производства серной кислоты в "аптечном" варианте. Десяток отобранных пудов "ювелирных" экземпляров, при минимальной обработке, "золотым валом" прокатился по соседним рынкам.

Конечно, пирит шёл втрое дешевле настоящего золота. Но втрое-вчетверо дороже серебра!

Его свойство темнеть в сырости сбивало со временем цену. Но первый вброс на конкретный рынок был всегда очень успешным. А потом мои приказчики шли дальше. Особенно эффективным был сбыт "твёрдого золота" племенам на Севере и на Юге. Да и в городах... не столь многие могли сходу отличить по виду "мягкое" золото от "твёрдого золота" - "золота дураков".