Генералы орденов так же, как и архиепископы имели полное право временно отстранять инквизитора от исполнения обязанностей в случаях, когда он проявлял небрежность или некомпетентность при расследовании. Если причиной его небрежности становилось невежество или некоторая временная беспечность, его просто снимали с поста и заменяли другим инквизитором. Так же поступали, если выяснялось, что у инквизитора плохое здоровье или дурной нрав. Однако если можно было заметить, что инквизитор не может исполнять свои обязанности в силу обычной лени или слабости воли, если он был виновен в намеренной жестокости приговоров или если им руководила личная ненависть к обвиняемому, его не только снимали с должности, но и отлучали от Церкви в присутствии самого Папы Римского. Тот же приговор ждал инквизитора, который позарился на мзду, предложенную ему взяточниками, за смягчение или, напротив, ужесточение приговора, а также тех инквизиторов, кто пользовался своим положением в корыстных целях. Если становилось известно, что инквизитор принимал взятки или налагал штрафы для собственной выгоды, то с него не снимали анафемы до тех пор, пока он не исправлял свою вину.

Поскольку всем епископам было предписано немедленно сообщать Папе Римскому о случаях, когда главы религиозных общин не сразу заменяли некомпетентных или чрезмерно усердных инквизиторов, и, что на всех инквизиторов была возложена обязанность следить за действиями других инквизиторов и доносить об их злоупотреблениях и недостатках главам религиозных общин, то не стоит и говорить о том, что все эти действия подразумевали полную чистоту и честность лиц, исполняющих эти действия. Без сомнения, инквизитор обладал властью, которая делала его практически автократом в собственном дворе и позволяла, если ему этого хотелось, бесчестно и сурово вести суд. С другой стороны, ему постоянно грозили серьезнейшие кары за злоупотребление данной ему властью.

А теперь давайте коротко остановимся на деле ужасного разбойника, Роберта Боутра. Этому раскаявшемуся еретику, члену Доминиканского ордена Папа Григорий IX в 1233 году доверил вести борьбу с ересью в Северной Франции. Проведя расследования в Перонне, Элинкуре, Камбре, Дуайе и Лилле и приговорив к сожжению на костре нескольких человек (при этом он добродушно замечал, что его миссия состоит не в том, чтобы обращать еретиков, а в том, чтобы их сжигать), он обратил свое внимание на Шампань. В деревушке Монвимер Боугр обнаружил большую еретическую общину, возглавляемую неким манихейским епископом по имени Морани. Были проведены аресты, и не прошло и недели, как Робер вынес осуждающий приговор ста восьмидесяти еретикам. 19 мая 1239 года при большом стечении народа, а также в присутствии короля Наваррского, графа Шампаньского, архиепископа Реймсского и многих других высокопоставленных церковных и светских лиц все эти еретики вместе со своим епископом были сожжены заживо.

Как обычно, холокост вызвал настоящую сенсацию. Папе Римскому были немедленно направлены жалобы, началось расследование. В его ходе выяснилось, что все жалобы на поведение Робера не были преувеличением. Когда это подтвердилось, Боугр был немедленно снят с поста и пожизненно отправлен за решетку.[98]

Такого дикого взрыва фанатизма Франция еще не знала, а потому он был встречен самым серьезным осуждением. Традиционное представление об инквизиторе, как о диком, безжалостном изувере, грешащем против всех людских и Божьих законов и торжественно уверявшем при этом, что он предан делу Христа, не имеет под собой никаких оснований. Как правило, человек, известный своим горячим нравом или поспешными суждениями, не мог бы занять пост инквизитора. Не совсем верно, но близко к истине представлять среднего инквизитора терпеливым, даже трудолюбивым человеком, который постоянно озабочен своим положением, думает о спасении не только души каждого еретика, но и его телесной оболочки, который приветливо общается с попавшими к нему людьми, безжалостный только к не подчиняющимся и не желающим каяться. Недавно это обсуждалось в пьесе мистера Шоу «Святая Иоанна».

Всем членам Святой палаты строжайшим образом запрещалось принимать любые подарки. Это было полезное и необходимое предостережение. Разумеется, содержание трибунала, требующее, без сомнения, немалых затрат, было делом властей – церковных или светских, а деньги на это брались из штрафов и конфискованного имущества еретиков. Дальше у нас будет возможность подробнее поговорить об этом. Однако если не считать официальных трат, становится понятно, что у инквизиторов было немало возможностей для получения взяток. Нам известны случаи, когда обвиняемые или осужденные лица пытались подкупить родственников инквизитора, надеясь достичь с ним нечто вроде дружеского договора о том, что он наложит какую-нибудь простенькую епитимью. Это было не так уж необычно, а потому власти заботились о том, чтобы ни сам инквизитор, ни его помощники не были уроженцами той местности, куда их направляли; вообще вся организация строго следила за тем, чтобы инквизиторы не имели никаких связей – ни симпатии, ни нелюбви, ни ревности – с людьми той местности, где они работали.

И все же мы встречаемся с такими случаями, как, например, случай Гийома Арно Борна, нотариуса Каркассонской инквизиции, который признался, что получил некоторую сумму и пару туфель в дар от Арнольда Кэта, осужденного еретика, в ответ на что он добился отмены епитимьи в виде ношения крестов.[99] Особенно в Лангедоке, где ересь была так широко распространена среди богатой знати, соблазн фаворитизма и взяток был особенно высок, потому что, без сомнения, взятки предлагались инквизиторам в большом количестве.

Больше того, как правило, инквизиторы и их помощники получали очень маленькое жалованье. Члены мендикантских орденов были, разумеется, связаны клятвой жить в нищете, не ждать и не желать ничего, что не было бы необходимо им в повседневной жизни. Однако часто они не получали и этой малости. В 1248 году Джон Бургундский принял предложение Святой палаты о помощи в искоренении ереси в его владениях. К тому времени, когда еретики прибыли в его дом, он оставил их вообще без финансового содержания, а потому в 1255 году они были вынуждены просить Папу Римского Александра IV отозвать их. Много лет спустя, читаем мы в документах, архиепископ Эмбрунский целых два года заставлял инквизитора Пьера Фабри работать у него в приходе, не платя ему ни пенни. Несмотря на приглашение принять участие в Церковном соборе в Базеле, Фабри не смог поехать туда из-за своей полной нищеты. Похоже, что лишь когда сами короли брали на себя содержание инквизиторов, те регулярно получали жалованье.

Принимая во внимание эти факты, можно смело утверждать, что честность членов Святой палаты давалась нелегко и достигла очень высокого уровня – гораздо более высокого, чем, скажем, честность членов светских судов любого времени. С точки зрения Танона, «если было бы возможно завести против них (инквизиторов) дела о вымогательстве, мы должны были бы признать, что ордена, выполняющие задания по подавлению ереси, и те их члены, которые столь усердно выполняли это задание, в общем, были свободны от подозрений в злоупотреблениях, и что… они вели свои расследования в духе полной незаинтересованности».[100]

В официальной деятельности инквизитор всегда оставлял за собой последнее слово во всем, что касалось наказания еретиков, представших перед судом инквизиции, и назначения им епитимьи. Ничто не могло помешать ему вершить правосудие. Инквизитор организовывал и вел судебные заседания, и окончательное решение всегда оставалось за ним. Однако в 1264 году Папа Урбан IV издал указ о том, что инквизитор должен вести все дела только в присутствии группы «экспертов» (periti) и «добрых людей» (boni viri) и выносить приговоры лишь после того, как они выскажут свое мнение по делу.[101] Как всегда при инквизиторских процедурах представление этих «экспертов» было основано на процедуре inquisitio, прописанной в старом римском законе. Это было развитие епископской системы, при которой епископа, хоть и возглавляющего суды над еретиками в качестве высшего судьи веры и морали в приходе, непременно сопровождала группа священников, и при которой суды часто проходили в присутствии королей, знати и большого количества простых людей, которые имели право высказывать свои суждения.